Из тьмы веков - Идрис Базоркин

Некоторое время они ехали молча.

— Может быть, — откликнулась Дали. — Только я не знаю, зачем нужно привыкать к этому? Ведь есть места на земле, где можно жить спокойно…

Она расправила шаровары и платье.

— Давай поторопимся, пока нет на дороге людей! — озорно взглянув на мужа, предложила она. И, подравняв коней, они рысью помчались в родные горы.

А Матас по-настоящему чувствовала себя хорошо. В воскресенье открылась ярмарка. День выдался солнечный, ясный. Еще в субботу Виты купил ей обнову: бархатный жакет фиолетового цвета, полуботинки с пуговицами из стеклянных алмазиков и кашемировый платок с красно-зелеными цветами.

Под этот жакет Матас надела свое самое лучшее, атласное платье цвета спелой вишни, и они отправились гулять. На Виты был черный костюм, хромовые сапоги, черный картуз и белоснежная рубаха.

— Мы во всем, как они! — заметила Матас, глядя на русскую публику. — Наши не узнали бы!

Виты сказал, чтоб она взяла его под руку. Она засмущалась, но все же подсунула руку кренделем под его локоть. Это было очень кстати, потому что без привычки сразу с чувяк встать на наборный, высокий каблук было не менее сложно, чем влезть на ходули. Но она изо всех сил пыталась не подать виду, что ей тяжело, и шла, стараясь перенять походку городских.

Ярмарка поразила ее многоголосьем, шумом и невиданным скоплением народа и подвод.

— Если б раньше мне сказали, что на свете столько людей, я бы не поверила! — говорила она Виты, судорожно схватившись за него, чтоб не потеряться в толпе.

Подводы, палатки, лавки и магазины стояли длинными рядами. Продавцы на все лады и на всех языках зазывали покупателей. На помосте возле балагана гремел большой барабан и ухала труба. Под звуки шарманки и звон тарелок вертелись перекидные качели и карусель. Где-то за спиной гудели гусли и гнусавил слепец. Хмельные голоса горланили песни. Мелькали ленты, звенели монисты, визжали на разные голоса свистульки.

У Матас рябило в глазах. Кружилась голова.

Виты угощал ее пончиками. Поил лимонадом. Катал на карусели, на перекидных качелях. Матас измучилась. Но она видела, какое удовольствие доставляет Виты показывать ей все эти новости, и, превозмогая усталость, с улыбкой шла за ним. Уже на пути домой им повстречались люди, танцевавшие под гармонь. А при выходе с ярмарочной площади они увидели большую толпу, в центре которой пели два бородатых солдата. Один из них был слепой, другой — без руки. Толпа с глубоким сочувствием слушала их. Лица мужчин были хмуры. Женщины вытирали слезы.

— Что случилось? О чем они? — тихо спросила Матас у мужа.

Виты не сразу ответил. Он постоял, послушал. А когда солдаты умолкли, вместе с другими подошел и бросил в их шапку пятак. Солдаты крестились и кланялись народу.

Виты и Матас выбрались на улицу. Было за полдень. Они дошли до сквера, сели в тени на скамейку. И тогда Виты сказал, что сейчас где-то далеко, на краю государства, идет война. Воюет Россия с народом, который называется «япошка». Япошка похож на ногайцев, только говорят, они очень злые и маленького роста.

Эти солдаты воевали против них, и япошка отрезал одному из них руку, а другому выколол глаза. Солдаты пели о том, как ночью враги тайно подкрались к русским кораблям и русские солдаты бились, пока не умерли все до единого.

— А если они победят царя, они всем будут выкалывать глаза и резать руки? — со страхом спросила Матас. — И почему русские танцуют и поют, когда там у них война?

— Много их. Одни воюют, другие пляшут и поют. Они не боятся япошку.

К вечеру Виты и Матас добрались до дому. Виты умылся и, переодевшись, лег отдохнуть, а Матас сняла свои обновы, почистила и любовно сложила в сундук. Старые чувяки показались ей милее самых дорогих ботинок. Она принялась разогревать обед. Из всего, что она видела за этот день, ее поразили эти два бородатых солдата. И она снова и снова возвращалась к рассказу Виты о войне.

А еще больше ее удивило, что в русских войсках против япошки сражаются отряды от всех народов и даже от ингушей.

— Что же это за люди, что их столько народов не могут победить?

— Япошка дерется около своих ворот, а нашим надо полгода пешком до них добираться, — ответил Виты.

— Говорят, — сказал он, — один ингуш прислал домой такое письмо: «Мы каждый день стреляем вперед, а идем назад. Ночью возвращаемся и ищем у убитых, чего бы поесть. Но наши лошади боятся к мертвецам подходить, пятятся, храпят. Когда одному всаднику не удалось дотянуться обобрать убитого, он так разозлился, что встал и во весь голос обругал коня: „Если от живых япошков я бегу, а от мертвых ты шарахаешься, я не знаю, кто царя Николая в таком случае будет спасать!“ Япошки услышали его и открыли такой огонь, что чуть всех ингушей не перебили. Те едва на конях спаслись».

Матас, затаив дыхание, слушала рассказы мужа.

— Эти ингуши попадут в ад! — сказала она печально, опустив свои большие веки. — Разве можно воровать с покойников! Грех это!

Виты усмехнулся.

— Говорят, они там всех собак и даже крыс поели! Народу много. А еды нет! И взять негде! Они и так уже в аду, хоть и на земле!

Спать легли рано, сразу после ужина. Усталость быстро проходила. Матас обняла Виты:

— Чего только не увидела я! И все за один лишь день! А ведь могла умереть, не зная и не ведая ничего, если б не ты!.. Тебя Бог мне послал…

Калой и Дали очень поздно приехали к себе. Они проспали ночь и большую часть следующего дня. И только вечером, узнав об их возвращении, к ним начали сходиться соседи.

Поездка в город всегда была событием в ауле. Вот и на этот раз народ шел к Калою за «новым хабаром». А хабар у него действительно был новый. И, не дожидаясь, когда люди соберутся, он за многими сам послал Орци.

Погода испортилась. Пошел дождь. Один из тех холодных, осенних дождей с резкими порывами ветра, который однажды, смешавшись с мокрым снегом, неожиданно возвещает о начале зимы.

Калой приглашал людей на нары, сажал вокруг очага. Те, что помоложе, стояли.

Последним пришел Иналук. Он стряхнул в стороне мокрую папаху и продвинулся к огню.

— Погодка! — сказал он, поеживаясь. — В такую ночь даже за отца мстить не выйдешь!

— Дай Бог, чтоб никому из нас это не привелось, — суеверно воскликнул кто-то.

Когда большинство друзей и соседей собралось, Калой со всеми подробностями рассказал им, что было в городе. Люди слушали его с жадностью. Изредка кто-нибудь вставлял словечко, и снова звучал голос хозяина.

— Но все это мог бы вам рассказать любой, кто привез на базар хоть пару головок сыра, — сказал в заключение он. — А вот то, что я услышал в доме моего нового друга Ильи, — это… — он обвел всех многозначительным взглядом, — настоящий хабар! Не тот, что можно услышать и забыть, а тот, который, раз услышав, не забудешь, пока не уляжешься в землю!

— О! — удивленно воскликнули горцы. — Не мучай нас, расскажи, ради Бога!

— Илья — это рабочий человек. Но он умеет читать книги. Он читает книги таких людей, которых все знают! Мы не спали целую ночь. Илья рассказывал, что в России простые люди очень бедно живут, много работают, мало получают. У земледельцев земли нет. А у помещиков по многу тысяч десятин!

— Вот так новость! Хабар! Это каждому известно! — заметил один из присутствующих. Остальные неодобрительно посмотрели в его сторону, а Калой сделал вид, будто не услышал его.

— Я Илье говорю: мы тоже так живем. У одних — все, у других — ничего! А он, не отвечая мне, дальше говорит: «В России большой пожар. Люди с неправильными глазами напали на нее и хотят отнять синюю Сибирь. Царь сидит дома, а его генералы плохо воюют. Народ гибнет. Обиделся русский народ на царя…»

Калой встал от волнения.

— Русские решили в один день всех помещиков и князей арестовать… Самого царя арестовать. И посадить всех набахте[128].

— Ого! Вот это да!

— Да он сам всех их в синей Сибири убьет!

— Подождите вы, дайте дослушать, — одновременно зашумели эгиаульцы.

Калой выждал, пока все стихли.

— Я Илье говорю: как же это вы без царя будете? У пчел матка есть. У баранов — козел впереди. Журавлей и то вожаки водят! А как же вы? А он мне отвечает: «А мы, как вы… Как ингуши будем! Где у вас царь? Не было у вас царя! Даже князя не захотели вы себе выбрать. Мне Виты рассказывал, как это было. И молодцы. Вам теперь немного осталось: богачей своих под зад чувяком, от казаков земли — назад! И все. Жить будете!»

— Ох, и умный он, этот твой Илья! — не выдержал Иналук. — Это бы и я мог посоветовать. Сказать легко, а сделать как? Вон она, тронь гойтемировскую землю… Солдаты все башни за него повзрывают, это тебе одно. Родня его кровную месть объявит, это тебе другое. А казаки? Случайно, от них же отбиваясь, одного зацепишь, так десятка своих недосчитаешься, на каторгу сошлют! Забыл, как два года тому назад кара-булакский атаман со своими дружками за один месяц два раза ограбил аул Яндыре? А в прошлом году что сделали с Экажконьги-Юртом? Армия в несколько сот человек с самим Сунженским атаманом окружила, ограбила село, увела людей в каторгу… Это знает твой Илья или нет? Хорош друг!