Ева и головы - Дмитрий Ахметшин

Если же никто особенно не нуждался в помощи, они обходили деревню стороной. Так было каждый раз, пока однажды, после врачевания в одной деревне, Эдгар не сказал: «останемся на ночь здесь». И показал туда, где в загустевшем к вечеру воздухе маячили косо сколоченные кресты. Погребальный холм.

Богатые и влиятельности в этих краях не брезговали лежать рядом с бедняками: с одинаковой снисходительной улыбкой относились они к смерти. Да и как, скажите, отличить богатого от бедного, когда все они грязные, ходят пешком, беспокоятся о погоде и носят почти одинаковую одежду, и, наконец, с одинаковой живостью обсуждают друг с другом чужаков. Разве что сосчитать принадлежащих каждому овец… но считать Ева по-прежнему умела только до одиннадцати. Как бы то ни было, девочка, с того момента как воздух империи сменился воздухом хохочущим, бесшабашно носящимся над пустошью и катающимся на верхних ветках елей, не видела ни одного склепа. На погребальном холме все лежали рядышком и будто бы гудели между собой на своём птичьем наречии под землёй.

Нельзя сказать, чтобы истинная вера цвела в этих землях буйным цветом. Неизвестно даже, можно ли назвать её истинной: это вера от Нового Рима, чуждая, незнакомая сынам и дочерям католической земли, она сглаживала верхушки храмов и так густо мешалась в этих краях с местными суевериями, что получался напиток, которому сложно было найти описание. Он пах травами и дремучими обрядами, напевами, терпким суслом оседающим на языке. У Евы кружилась голова.

Эдгар относился к здешнему взгляду на веру со сдержанным недоверием. Храм из песка был последним встреченным ими католическим храмом, и вместо того чтобы кланяться иконам в константинопольских церквях, он рисовал палочкой в пыли рядом с ними привычные острые шпили и с готовностью плюхался на колени, чувствуя себя почти как дома.

— Мы откопаем человеческое тело и посмотрим что у него внутри, — сказал великан, разуваясь и с удовольствием вставая на траву голыми ногами.

Ева поперхнулась орехом, который старательно пыталась разгрызть. Откашлявшись, попробовала поймать взгляд великана, но тот падал строго вниз, упираясь в землю.

— Нельзя больше ждать, — прибавил Эдгар, по-прежнему не смотря на девочку. — Ко мне наконец обратились… мне загадали загадку, и молчание небес теперь гроше стебля подорожника. Я должен отгадать её как можно скорее. Время истекает, страшный суд всё ближе.

Еве вспомнилось, как пальцы великана сжимали грудь кукле.

— Где-нибудь тебе снова доведётся резать живого человека.

— Это может случиться через десяток месяцев, а может, не случится никогда. Люди очень ревностно относятся к тому, что кто-то проникает в их тело. Я сам таков. Но видишь, где я оказался! Если бы ещё вчера ко мне явился кадавр из грядущего дня и сказал, что я буду сидеть на свежих могилах, в ожидании темноты, чтобы откопать труп — я бы плюнул ему в рожу. А теперь… теперь даже в рожу плюнуть некому, — Ева смотрела на великана со всё возрастающим изумлением. Он продолжал: — Разве что, вылепить собственное лицо на земле и оставить потом, как есть, чтобы добрые люди могли топтать его ногами и посылать на голову громы и молнии. Сегодня я узнал, что на северной стороне холма хоронят преступников. Я видел там днём одну новую могилу.

Когда стемнело, они укрыли повозку в ближайшей рощице и перебрались на склон погребального холма, противоположного посёлку. Традиция местных жителей устраивать кладбища на холмах, уверенность, что таким образом почившие деды чуть ближе к небесам, играла сегодня на их стороне. Здесь мягкая шелковистая трава, напитанная жирами и соками мертвецов, кусты смородины со спелыми вяжуще-красными ягодами. От них на землю ложились причудливые тени, и Ева решила, будто она сама одна из этих теней. Эдгар же был облаком, что ввиду безветрия и крайней усталости решило считать сегодня ночью этот холм скалой.

Они без труда отыскали свежую могилу. Переплетённые в венки травы на ней ещё не успели завять, веточки с мелкими жёлтыми ягодами облепихи мерцали в полумраке, кислый их привкус, сам собой возникший во рту, стекал вместе со слюной в горло.

— Даже если ты скажешь, что человек, который здесь похоронен — нехристь и убийца, даже если их вера странна и похожа больше на сказки, я всё равно буду целую вечность раскаиваться в содеянном, — сердито сказал Эдгар, хотя Ева ничего такого не имела даже в мыслях. — Каждый должен иметь право на искупление. Каждый должен иметь возможность с высоты взглянуть на свои земные поступки. Поэтому держи в своей голове, что мы осквернили могилу не полуязычника и преступника, но человека.

Великан опустился на колени и принялся руками разгребать рыхлую, ещё не успевшую слежаться землю — этот звук перемежался с уханьем филина, со скрипом двух помолвленных древесных стволов ниже по склону, с непонятно откуда берущимся шуршанием травы. Ещё эти сверчки с их ночными песнями, напоминающими головную боль…. Ева видела дурные предзнаменования, взяв себе на сегодня эту роль у великана, и вертела головой, вслушиваясь в каждый звук, до тех пор, пока не заболела шея. Она пыталась помогать раскапывать могилу, но быстро выдохлась и уселась в сторонке, вертя в руках какой-то прутик, пытаясь угадать, о чём сейчас думает его светлость барон, оставшийся один среди лесных звуков. Пахло потом, душной сырой землёй, и ожидание что костяшкипальцев Эдгара вот-вот стукнутся о деревянную колоду назойливо скрипело на зубах пылью и влажным песком. Поэтому когда этот звук наконец-то раздался, мягкий, будто ствол успел уже размокнуть, Ева только с облегчением фыркнула, тут же этого устыдившись.

Утоптав с одной стороны могилы грунт, сделав тем самым пологую стенку, Эдгар спустился в яму. Земля, точно большая рыбина, задумавшая проглотить великана, обхватила его по самые плечи. Он выбирал крупные комья, отбрасывал в сторону, так, будто это неего руки, а хирургический нож, а великан проводил в теле земли какую-то операцию, из тех, которыми бередило в последнее время его сознание.

Эдгар сумел подцепить ногтями колоду с мертвецом и обнял её по-медвежьи, чтобы можно было, пятясь назад, понемногу, шаг за шагом, вытащить наверх. Великан превратился в чёрное пятно на фоне развороченной земли, бесшумно кричащей, точно барон фон Кониг, о помощи, и казалось, что прямо на глазах у Евы происходит невиданная вакханалия, великое попрание господних заповедей — будто один мертвец вытаскивает другого из могилы для мёртвой пляски.

— Эдгар…

Нет ответа. Движения рваные, ломаные такие, будто две подвешенные на ниточках куклы, обнявшись, кружатся и никак не могут решить, что им танцевать — то ли кадриль, а то ли медленный танец.