Товарищи - Анатолий Калинин

М. А. Шолохову

Необозримы до тоски,Тесня безжалостно станицу,Лежали желтые пескиДо той поры, пока страницыНе озарила желтизнаОднажды вспышкою мгновеннойИ оказалось, что онаЗолотоносна несомненно.И взвиться было вдруг реке,В песках синеющей как шашка,Могучей молнией в рукеИ опуститься наотмашку,Чтоб кровью брызнули пескиУ века нового в началеИ песню, полную тоски,С весенним громом обвенчали.

* * *

Совсем не зря хлопочет завистьПод корень сразу известиВсе то, что обещает завязь,Все то, что может зацвести.Коль есть на свете бес сомнений,То лучше будет вовсе безЛюбых соблазнов для сравнений,К которым склонен этот бес.

* * *

Соловья, поющего за ДономС буйною отвагой на опушке,Заглушить хотят надсадным звономИз болота дальнего лягушки.Так и надрываются от страсти,Чуть не разрываются на части.Но скажите, разве можно генияЗаглушить пустопорожним пением?

* * *

За заборами Вермонта[22] пребывающие,Шорохов дрожащие в ночи,Нет, вы не бычки, дубы бодающие,А все те же русской славы палачи.В буераках зарастающих таящиеВолчью злобу и завистливую сыть,Никогда вам, заживо смердящие,Дона чистого не замутить.Не догнать из половцевской крепи,Клевету заправив в пулемет.Над лазоревой бескрайной степьюВеличавой вечности полет.

* * *

Не обольщайся, клеветник,Своей неузнанностью мнимой,Твои усы я в тот же мигУзрел под маской анонима.Клянусь, на кончике пера,Узнать не стоило искусства,Еще осталась со вчераНа них налипшая капуста.Могу сказать я наперед,Что так тебя ночами гложет,И сердце завистью сосет,И душу злобою корежит:Когда растоптан ты лежал,Себя бесчестием ославив,Тебя за холку я поднялИ снова на ноги поставил.С тех пор и пьет тебя тоска,Мечту возмездия лелеяТому, чья некогда рукаТебя унизила, жалея.Но я не стану и во злеТебя преследовать за подлость,Ее сильнее на землеВеликодушие и гордость.

* * *

После того как, испив из колодца,Вы наследили и удалились,Как Вам, скажите, на свете живется?Ну и чего Вы при этом добились?

Разве Вы первый в сонме презренных?Разве теперь Вам лучше, скажите?Разве под грузом постыдной изменыВы еженощно себя не казните?

Все же печальна, все же печальнаНе той, что по библии отдана блуду,А той вековечная участь и тайна,Что носит под сердцем, не зная, иуду.

* * *

Временщики не чужды и поэзии.Они, как мародеры на войне,Сомнительной добычею не брезгуя,Выходят на охоту при луне.Они всего, всего они касаются,И всюду, где ступает их нога,Поруганные музы извиваются,Раздетые публично донага.С холодным равнодушием в кровиВременщики торгуют без убыткаИ именем замученного пыткой,И тайнами стыдливыми любви.На счастье и несчастье спекулируя,И счастью и несчастью далеки,К доверчивому сердцу апеллируют,И публика, в восторге аплодируя,Бросает им лавровые венки.И публика, захлестнутая модой,Грохочет в исступлении, покаИ радости и горести народныеС эстрады продаются с молотка.

* * *

Опять гусары вроде в моде,И тот не друг им, кто не пьян,А тот плебей, кто не выводитСвой древний корень от дворян.Опять усы в цене у женщин,С десантом буйным — на ландшафт,И «Очи черные» не меньшеЧем до утра, на брудершафт.Рыдают томные гитарыВ чаду запойном и в дыму…Пора очнуться вам, гусары,Вы не у Врангеля в Крыму.

* * *

Лучше — в гордой нищете,Чем — с позором на щите.

Лучше — улицу мести,Чем у подлости в чести.

Лучше — злоба от врага,Чем — кусок от пирога.

Лучше — с славою расчет,Чем без Родины почет.

ПОСВЯЩЕНИЕ

И вновь завистливая злобаУ твоего — теперь уж — гробаХотела встать мне поперек,Но я ее предостерег.Пока в салоне самолетаОна по памятке, с зевотой,Твердила скорбный ритуал,Я твой порог переступал,Чтоб не в порядке учрежденномПоклон положенный отдать,А, горьким счастьем награжденный,Наедине поцеловать.

* * *

Даже и хмель превращается в уксусВ старом вине…Долго ли виться казачьему усуВ лютом огне?Даже тобою, походная бурка,Кормится моль…Вот и на сердце стирается шкурка —Рана сквозь боль.В вешнем дыму с чебрецового склона,В россеве слезВижу я дна обмелевшего ДонаКость.

* * *

И еще на обрыве вешенском,Где отныне не гаснет пожар,Из цветов полевых накошенныйЯ увидел бесценный дар.Был в стакане он с гранями синими,Прислоненном под самый портрет,И в росе, как в слезах Аксиньиных,Этот ландышей первоцвет.И тотчас же привиделось взору,Как из леса их бережно несНа рассвете в станицу ГригорийВ неумелой руке через мост.А потом у могилы высокойС недодуманной думой своейОн стоял, навсегда одинокий,Чтоб уйти до прихода людей.

* * *

Не за то ли ты, амброзия,Обрекла меня страдать,Что своей любимой прозе яСтал все чаще изменять?Иль за то твоей, амброзия,Так отравлен я пыльцой,Что не внял твоей угрозе яПоберечь свое лицо?То ли это ты, амброзия,То ли ветер, то ли зной…Почему ж и на морозе яОбжигаюсь вдруг слезой?

* * *

Коль о любви подумать строго,Она — не в роще соловьиИ не подкова у порога,Она — страданье и тревога,И бесконечная дорога,И красный цвет моей крови.

* * *

Саше

Из юности бурной,Из самой войныЖенщина в буркеГлядит со стены.И днем неотлучноМеня стережет,И ночью вдруг жгучеГлазами сверкнет.Чужая и близкая,Та и не та,С замерзшей улыбкойНадменного рта.Нашла, безусловно,Художника кистьВ ее родословнойВнезапный каприз,Когда из туманаВорвался в романС рязанскою АннойПоляк Юлиан,Тогда же назначивИ мне в эту смесьДобавить казачьюЛюбовную песнь —Для той, что, как радость,Явилась сквозь дым,Едва не украденаКем-то другим,Для той, что, из нишиПодавшись слегка,Потомственной МнишекГлядит свысока,Победно-печальноГлядит со стеныИз рамы овальнойГлазами войны.

* * *

Как будто с мегагерцамиПриходит позывной,Когда стучится в сердцеТот номер фронтовой.И, словно медь фанфарная.Опять на твой порогЗовут, родная армия,Ростов и Таганрог,Высоты обожженныеИ, явно ж неспроста,С названием СоленаяМеж нами высота.И в памяти нетленнаяТоварищей семья:Редакция военная,Армейская, твоя.И вот уже воочиюЯ вижу тут как тутБессонный твой, рокочущийНочами «ундервуд».И тем вражду я прочнуюДрузей своих снискал,Что я тебе не в очередьЗаметки диктовал.Но тем сильнее жжениеНа сердце этих строк,Взывающих к сражениюЗа город Таганрог.

* * *

Опять, как видно, переменыВ моей фортуне, коль с утраДрузей ликующих сиреныТрубят, как прежде, у двора.Опять я, стало быть, отмечен,И награжден, и — на коне,И руки мне кладут на плечи,И губы тянутся ко мне.Идут и едут вереницей,Шумят, как горная река,И, дескать, есть в пороховницахИ есть в ножна́х у казака.И я целуюсь с ними, грешен,Секрет единственный храни,Что, если снова буду спешенСудьбой лукавой я с коня,То снова буду я утешенЛишь той, что слева от меня.

* * *

Покамест медлят сенокоскиТраву укладывать в стога,В Москву от них на перекресткиСбегают летние луга,Взмывая в заревах мгновенныхИгрой невиданных цветовВ руках красоток несравненныхНа стеблях шелковых зонтов,Подстерегая светофорыПод шорох мчащихся машинИ привораживая взорыЛюбви заждавшихся мужчин,Тая загадочные блесткиВ тени упругих лепестковИ опьяняя перекресткиНездешним запахом духов.

* * *

Повесы атомного века,Былых наследники повес!Вам не поможет дискотека —Не там вы ищете невест.Разуйте очи, и в натуреВы в этом лучшем из мировНайдете их на верхотуре —В комбинезонах штукатуровИ с трафаретом маляров.

* * *

Не в бреду и не в экстазе я,А уверен и сейчас,Что сама взглянула АзияНа меня из ваших глаз.Неспроста тропою конною,Уходящей сквозь пески,На Восток всегда за женамиУстремлялись казаки.Где ты, конь мой неподкованный?Юность, где? И, как чудак,Безнадежно очарованный,Я твержу: «Светлана Пак…»

* * *

Дожди слепые! ПочемуМне так печально и тревожно?А что случилось — невозможноНикак понять мне самому.Когда, сшивая землю с небомИглы мгновенной серебромИ степь наполнив духом хлеба,Вы бьете в бубон за бугром,Когда сквозь солнечную пряжу,Мелькнув внезапно вдалеке,Знакомый мальчик будто скажет,Что все уже накоротке,И вдруг живые нити рвутсяТравой, подкошенной в лугах,Мои ли это слезы льютсяИль ваши капли остаютсяТак долго сохнуть на щеках?

* * *

И млечный запах от коров,И шорох листьев под ногами,И капли слез на срезах дровВ меня впиваются когтями,И то, что в глуби глаз твоих,Всегда насмешливо-живых,Теперь хозяйничает скука, —Всё предвещает мне разлуку,Как этот мой осенний стих.

* * *

А что, если вдругЯ уйду от ответаНа этот внезапныйВопрос о рассветах?Конечно, ониНеизменно роскошны,Но все-таки будьтеВы впредь осторожны.Иначе мне в поруИ впрямь удивиться:Неужто в меняЕще можно влюбиться?И зря я смирился,Считая утраты,Что мне остаютсяОдни лишь закаты.

* * *

Счастливым станет навсегда,Кто вдруг нечаянно узнает,Что беззаветная звездаЕго всю жизнь сопровождает.С недосягаемых высот,Его из вида не теряя,Она ему лишь только шлетСвой свет, дорогу озаряя.При свете том он набредетНа луг, никем еще не смятый,И там судьбу свою найдетВ траве, безмолвием объятой.

* * *

Любовь всегда самозабвенна,Она не то что без стыда,А без оглядки откровеннаВ своей невинности всегда.Ей недосуг, от уст устаНа пошлый шепот отрывая,Спешить оправдываться, зная:Она сама собой чиста.И, с незапамятных временУже привыкнув вне законаЯвляться судьям непреклонным,Она сама себе закон.

* * *

Ты не спрашивай, пожалуйста,Отчего я сам не свой.Не могу тебе я жаловаться —Это случай не такой.Ты рванулась бы стремительноВзять и боль мою, и грусть.Я ж теперь всего мучительнейЭтой жертвы и боюсь.Думал я, что только смолодуСердце; рвется из узды,Как пришлось ему расколотуБыть от лезвия звезды,Но какой бы внешней силоюНе был вдруг я потрясен,Я к тебе все так же, милая,До конца приговорен.И, как видно, не иначе намЧьей-то зависти в ответ,А пройти еще назначеноЧерез этот звездный свет.

* * *

Я окликал тебя не раз,Но ты стонала еле-еле…Какие скорби в этот часМогли сойтись к твоей постели?Какая боль, ломая бровь,Срывала с губ глухие звуки?Какая тень твою любовьСмущала призраком разлуки?И я решил, что лучше шторуВ проеме синем опустить,Звезды далекой чтобы взоруК тебе все доступы закрыть.

* * *

Не упади, звезда, на землю,Тебе на ней и места нет.Лишь только в небе и приемлютЗемные очи звездный свет.Не урони себя с вершиныВ молниеносной борозде,Не оставляй в ночной пустынеМне только память о звезде.

* * *

Ни тебя, ни себяЯ не ввергну в бедуИ не выйду встречатьГолубую звезду.Ей на небе светитьВ ореоле венца.Мне тебя долюбитьНа земле до конца.От нее сохранитьЯ сумею любовь,Так и быть, так и быть,Зарубцуется боль.

* * *

Перед тем как в бессонное сердцеС дальним эхом войдет острие,Я хочу на тебя насмотреться,Незакатное счастье мое.Я хочу, чтобы ты, как бывалоНа исходе коротких ночей,Напоследок опять подремалаВ тишине у меня на плече.Вот и все. Но хочу я сначалаТак суметь — и за гранью любя, —Чтобы имя мое защищалоВ этом мире надежно тебя.

* * *

Когда положенные срокиУже пройдут, смотри, звезда,Пролить свой свет на эти строкиНе позабудь, не опоздай.А чтобы не было сомненийВ их сути истинной, отмойТы их от праха наслоенийСвоей небесною слепой.И кто-то, может быть, в ненастьеВнезапных ввергнутый страстейСвое сумеет вырвать счастьеИз им же сотканных сетей.

* * *

Не говори, не говори,Я замолчать тебя заставлю,Тебе все те же двадцать три,И я ни часа не прибавлю.И ты все та же, как тогда,И я все так же из Ельшанки[23]К тебе стремлюсь, моя звездаВ шинели серой и в ушанке.А если, все ж не веря мне,Ты на себя сама клевещешь,Взгляни, не тот ли вновь трепещетНад нами призрак в вышине?Но, как и прежде, мы теперьНад ним с тобою посмеемсяИ вновь над бездною сольемся,И вновь от нас отступит смерть.

* * *

Когда над спящим и непрочнымНад миром, выстрадавшим мир,Все тот же ворон полуночныйОпять вторгается в эфир,Когда он, вкрадчиво-зловещий,У самой бездны на краюСо старой злобою клевещетОпять на Родину мою,Над материнскою любовью,Слезой омытою, парит,На черных крыльях к изголовьюДитя невинного летит,Наперерез ему из тверди,Живым и юным наперед,Однажды павший, из бессмертияСолдат бестрепетно встает.До гроба верный ей при жизни,До жгучей капли из свинца,Он и за гробом ей, Отчизне,Остался верен до конца.

* * *

О, я за вороном слежу,Я безответным не останусь,Своим стволом его достануИ в грозный миг не пощажуНащупав злобное вранье,Не подведет рука казачья,И не по мне тогда заплачетНад Диким полем воронье.

* * *

Ни от могилы затравевшей,Ни от солдатки постаревшей,Ни от сиротского крыльцаНе отворачивай лица;

От свадьбы, похорон и драки,От перееханной собакиИ от голодного птенцаНе отворачивай лица;

От капли, брызнувшей из тучки,От синих глаз невинной внучкиИ от угрозы наглецаНе отворачивай лица;

Ни от улитки первородной,Ни от ракеты водородной,Ни от огня, ни от свинцаНе отворачивай лица.

Живи по совести и чести.Служи без подлости и лестиИ от Отчизны до концаНе отворачивай лица.

Время «Тихого Дона»