Бестиарий - Евгений Рейтар

Джабба рывком задрал верхнюю одежду, обнажив неестественно белый, даже синеватый живот. И ударил, направив нож остриём к голове лежащего тела. Вошло легко. Как и вышло.

— Теперь ты, — Белый подтолкнул бледного с трясущимися губами Нага.

Но тот справился с собой, наклонился и вогнал нож в оставленный открытым живот.

— Ещё… ещё бей! — подбодрил его командир. — Вдруг только кишки достанешь. Да протяни, протяни. Порежь.

И Наг колол и резал, пока, наконец, не поднялся. Потом, взяв труп с двух сторон, Наг и Джабба, раскачав, бросили его в темную воду с бетонного парапета. Тело слегка задержалось на поверхности, а затем неожиданно резко скрылось под водой. Несколько раз булькнуло.

— Молодцы, мужики! — подбодрил всех Белый. — Вы сделали то, что было нужно. Теперь я действительно могу вам доверять. Вы — моя гвардия!

Хмурые, мы сели обратно в телегу. На те же места, что и по дороге сюда. Обратно ехали молча и без приключений. Лишь подъезжая к блокпосту почувствовали запах гари. Когда приехали, то увидели притаившегося за дорожной насыпью единорога.

Нас встретил Мани.

— Здесь такое было! — возбуждённо заговорил он. — Прибыл наш единорог. И давай с циклопом перестреливаться. Одного подбил. Но не насмерть. Просто обездвижил. Так из-за холма выехал другой и, ловко развернувшись, прикрыл товарища лобовой бронёй. Видно, что не простой. Опытный. Ждал так, пока не подъехали грузовые телеги и не затащили подбитого циклопа на тросе обратно за холм. Только потом свалил и сам.

Мы с Белым вышли из телеги, оглядывая свежие рытвины, оставшиеся от недавней перестрелки между монстрами. Следом из кузова выпрыгнул гном. Я обернулся, ища глазами Нага. Он остался сидеть, привалившись к борту и, кажется, спал.

— Что с ним? — спросил я у Джаббы.

Тот лишь развёл руками.

Я подошёл ближе и заглянул в кузов. Наг выглядел неестественно расслабленным. Тем не менее, его глаза были открыты и пялились куда-то сквозь меня. На полу валялся использованный шприц с сильным обезболивающим, по-видимому, извлечённый из индивидуальной аптечки. С левой руки свисал грязно-оранжевый жгут.

На восточном фронте без перемен.

Когда я отвернулся от стойки и направился к выходу из кафе, что-то зажужжало за спиной у баристорки. Спустя секунду,жужжание уже раздавалось на столе пожилых дам и даже у меня. Из одного из карманных палантиров донёсся сигнал тревоги, а затем деревянный голос на урук-хайском языке предложил всем следовать в укрытие. Через мгновение тревожной вой был слышен и на улице. Здесь, в парке, особенно громко и истошно. Видимо, сирена расположена в индустриальной зоне, которая находится совсем близко. В жилых кварталах её, всё-таки, не так слышно. Не такие ощущения.

Это тот самый классический вой сирены, известный всем по фильмам. Честное слово, тому, кто его изобрёл, надо дать премию. Войны. Так просто и, одновременно, гениально. Сколько его слышал, а до сих пор цепляет. “У-и-и-и-и… у-у-у-у-у… у-и-и-и-и… у-у-у-у-у”. Причем, я ощущаю его сразу, даже когда он едва слышен, или, когда только начинается тихо и заунывно.

Все уткнулись в свои палантиры. Женщины запричитали так, словно этот вой они слышат впервые. Я даже испытываю какое-то извращённое удовольствие, когда слышу, как кудахчут эти квочки. При этом все прекрасно знают, что реальные прилёты происходят только ночью. По крайней мере здесь, в столице. Но снова и снова ведутся или делают вид. А зачем включают днём? Якобы где-то в Рохане взлетает назгул, который потенциально может нести что-то опасное. Но, повторюсь, днём уже давно ничего такого. Кажется, их включают лишь для того, чтобы мирные покемоны не слишком рассиживались по кафе. На месте роханцев, я бы специально взлетал, чтобы посмотреть за суетой в муравейнике. Уверен, они так и делают. При этом, несмотря на своё кудахтанье, никто из посетителей не торопится в бомбоубежище. В глубине души они прекрасно понимают правила этой игры.

У нас на нуле сирен не было. В качестве предупреждения о предстоящем обстреле нам посылали стрелы поверх голов. Это делал противник. Такие же мужики на вражеском блокпосте. У нас установились почти нормальные человеческие взаимоотношения, насколько это возможно в условиях боевых действий. Они стреляли одиночными, предупреждая о своём обстреле, а мы отправляли им сигареты и тараньку через проходящих через наш пост в их сторону пенсионеров. Запросто могли встретиться на нейтральной полосе поиграть в “кости” и “гвинт” — эти извечные спутники досуга служивых любой эпохи. А потом опять расходились, чтобы пострелять друг в друга. Чем-то это походило на постановку. Киношную битву, после которой противники из массовки курят вместе за углом павильона, пока главные герои играют свои сцены.

Нас было четверо, когда в очередной раз мы встретились на ничейной земле: я, Наг, Мани и Джабба. Их — трое. Я видел своих противников уже не первый раз. Первый — интеллигентного вида командир. Даже не скажешь, что бывший СБУ-шник. То есть сотрудник Службы безопасности Урук-хайи. Да не простой, а глава Минас-Моргульского отделения. Ну, до войны. Такие, как он и стали ядром бунта. Они не смирились с одержавшим верх в Минас-Тирите восстанием, свергнувшем законную, как они считали, власть. А теперь их восточный город в осаде. Чёрная борода с проседью, возраст к пятидесяти, слегка вытянутое лицо южанина. Позывной — “Ист”.

Второй — худой, сутулый с копной непослушных тёмных волос. Нос с горбинкой. И вообще похож на горного гоблина, если бы не высокий рост. Выпуклые круглые глаза смотрят без выражения, как у гопника с городских окраин. Позывной — “Че”.

Эти двое — граждане Урук-хайи. Чтобы вам не говорили официальные СМИ в палантире, большинство наших противников — соотечественники, а не роханцы. Правда, у Че за спиной служба контрактником в роханской армии и участие в боевых действиях в горах Южного Мордора.

А вот третий — действительно роханец. Высокий, широкоплечий и белобрысый. Высокие скулы и большой, с толстыми губами, рот. Маленький курносый нос. Этакий дурачок из народной сказки. Простой, глупый и удачливый. По крайней мере, именно такую роль он играет. Позывной — “Сом”. Маленькие бесцветные глазки увеличивают сходство с этой рыбой. Кем был Сом до войны, я не знаю. Но здесь он явно нашёл себя.

У Сома есть три ипостаси, как три головы дракона. Первая голова говорит с умбарским акцентом: “Я вас