Бестиарий - Евгений Рейтар

Так-то мы давно перестреливались “по часам”. Чтобы обстрел ни для кого не был неожиданностью. Плюс к тем самым сигналам поверх голов. Такая джентельменская договорённость.

Все заняли свои места, готовясь к предстоящему обстрелу “по запросу”, чтобы у журналистов была картинка. Мы с Нагом, Джаббой и Мани спрятались под мостом. Остальные в блиндажах. Предполагалось, что “бой” будет недолгим. Ага.

Как можно словами описать взрывы? Точно также, как музыку. Никак.

Взрывы бывают разные.

Спустя несколько лет, ночью, где-то в полшестого утра, мне позвонила сестра из Осгилиата — древней восточной столицы.

— У нас стреляют! — громким шепотом сообщила она. – Что происходит?

— Я не знаю, — сонно просипел я. — Не нервничай. Это вообще может быть что угодно. У вас кругом полно военных. Может, это учения?

— Грохочет, — не сдавалась она.

— Потерпи, — предложил я. — Утром всё станет ясно.

Мы попрощались, и я попытался ещё немного поспать. Почти получилось, но тут услышал гулкий далёкий удар. Будто где-то на окраине города упала Годзилла. Потом ещё и ещё. Я не сдавался, и только повернулся на другой бок, получше закутавшись в одеяло. В этот момент произошло то, от чего я мгновенно проснулся. По моим ощущениям, рядом с домом пролетело нечто с противоестественным звуком: “Пиииуууужжжжж…” Звуком таким проникающим, что сон как рукой сняло. Я мгновенно понял — это не назгул, не химера и, даже, не стимфалийская птица. Это был сам Дракон!

Так начиналась масштабная война. И все сразу поняли, что воевать с Роханом и делать вид, что воюешь с Роханом, а не с Минас-Моргульскими повстанцами — совсем не одно и то же.

На нуле я привык различать виды взрывов, которые происходят не непосредственно на твоих позициях. Например, короткий “ГУП!”, как если бы где-то в соседнем парадном на максимальную громкость включили низкую ритмичную музыку и тут же выключили. Я научился отличать “плюсы” и “минусы”. “Минус” — это когда стреляют от нас, а “плюс” — когда прилетает к нам. Батарейка. Так вот, однажды ночью после того дня, когда эскалация вышла на новый виток, и война, как невылеченная гангрена, достигла столицы, меня разбудили “минусы” — тот самый “ГУП!”. Как мне показалось, прямо из нашего двора. Или где-то совсем рядом. Но утром на обходе я не обнаружил стоящего в обозримом пространстве боевого монстра.

Канонада похожа на далёкий-далёкий морской прибой на галечном пляже. Будто через сито трусят камни. Что-то подобное я слышал во время камнепадов в горах.

А ещё есть звук, который часто путаешь с тем, как сосед сверху передвигает огромный шкаф, и тот глухо дребезжит. Он, сосед, кстати, регулярно это делал после сирены тревоги. Баррикадировался, наверное.

Можно найти и другие аналогии. Будто кто-то огромный из ночных кошмаров шагает за горизонтом. Или хлопушка почему-то стреляет слишком громко. Или дребезжит гигантский железный лист.

Но это, конечно, когда взрывы где-то, но не прямо рядом с тобой. Когда ты под обстрелом, то очень тяжело не бояться и рассуждать рационально, даже если этот обстрел вы спровоцировали сами. Тем временем обстрел всё никак не прекращался. И даже, кажется, приобрел другой характер. Летающие иглы эхинопсов ложились реже, но были тяжелее. Это был не спринт, а методичное перемалывание. Мы связались с Белым с помощью палантира.

— Почему Ист не прекращает? — спросил Джабба. — Вы разве о таком договаривались?

— Ист говорит, что к обстрелу уже подключилась не его батарея, — ответил Белый. — Он уже ничего сделать не может. Зря мы заварили эту кашу.

Прошёл день, бессонная ночь, и наступило тоскливое утро. А иглы так и не прекратили падать в наше расположение. К такому мы не были готовы. Запас воды истощился. На пальцах мы выбросили, кому идти. Выпало Мани. Нужно было выбежать из-под моста, достичь ближайшей заводи и набрать там пусть затхлой, но воды.

Дождавшись падения очередной иглы, Мани выбежал из убежища. Он успел набрать воду и уже бросился обратно, когда следующая игла появилась слишком рано. Взрыв, конечно, произошёл не прямо на том месте, где был наш товарищ. Но когда всё улеглось, мы увидели скорчившегося на земле Мани. Такой интеллигентный в обычном общении, он лежал, схватившись за ногу, и отчаянно матерился.

— Ну, хуситы! — выругался Джабба в сторону тех, кто не прекращал нас обстреливать.

А я, стараясь не думать, бросился к Мани. Ведь я же хиллер.

Подбежал к нему, опустился на колени и максимально сосредоточился на том, что делаю. Сперва показалось, что Мани ранен не так уж сильно. Крови, вроде, не много. Конечность не оторвана. Боец в сознании. Но вот прошёл первый шок. Ему стало хуже прямо на глазах. Кровь отошла от лица, губы побелели.

— Говори, говори со мной! — кричал я.

Тем временем, достал из разгрузки на груди кривые ножницы, распорол штанину. Сорвал индивидуальную аптечку с бедра бойца, раскрыл. Жгут старого образца. “Маракуйя!” — как сказал бы Джабба. Выбрасываем. Эти штуки рвутся в семидесяти процентах случаев.

Мани молчит.

— Говори, говори! — кричу я. — Мани, расскажи, кто твои родители? Ты же их скоро увидишь, вот они обрадуются!

Достаю из своей собственной аптечки чёрный современный турникет. Оборачиваю его выше раны, крепко зажимаю.

— Плохо, мне плохо…, — бормочем Мани.

— Всё будет хорошо! — настаиваю я. — Думай о доме! Скоро увидишь родных. Кто твой отец?

— Учитель…, — бормочет Мани.

Я кладу на рану похожий на женскую прокладку аппликатор, обматываю бинтом несколько раз, достаю тактический фломастер, пишу дату и время, которое я посмотрел на палантире.

— Мани, Мани! — не забываю требовательно кричать. — Папа, как его зовут?

Он бормочет что-то неразборчивое. Последний штрих. Достаю шприц с “обезболом”, снимаю колпачок и вгоняю ему в бедро. Вроде, всё! Всё, что я могу сделать.

— Ко мне! — требовательно кричу я нашим.

Они выбегают из-под моста на мой повелительный зов. Вместе мы перетаскиваем Мани в укрытие. Джабба звонит Белому.

— У нас трёхсотый, — докладывает он. — Один! Мани!

Но иглы больше не падают. Неужели, всё? Мы ждём ещё какое-то время. Выходит на связь Белый.

— Кажется, всё, — говорит он.

Как можно быстрее, тащим Мани наверх к повозкам.