Открытки от незнакомца - Имоджен Кларк

На полу что-то блестит, я замечаю еще одну жемчужину. Знаю, теперь они будут мне попадаться не одну неделю. Я подбираю ее и кладу в коробку.

7

Майкл, 1992

Дождь. Он не прекращается уже несколько дней, и это не мелкая морось, а самый что ни на есть библейский потоп. Капли барабанят по окнам, просятся в дом. Водопроводные трубы не справляются с потоками, вода переполняет сточные канавы и выплескивается наружу, образуя на лужайке новые озера. Это называется «льет как из ведра», думает Майкл, только никакого ведра не видать, неточное и откровенно смехотворное выражение не отражает реальность.

Они с Карой застряли дома, их терпение на исходе. Как и все в их доме, места для игр определены строжайшими правилами. Комната Майкла расположена прямо над гостиной, так что если они примутся там скакать, что-то ронять, даже слишком громко беседовать, с лестницы тут же раздадутся крики отца. Комната Кары расположена более удачно, но так мала, что там и кошке было бы тесно, там можно разве что играть в карты или читать. Если забраться на чердак, то между ними и их отцом будет целый этаж. Казалось бы, идеальное место. Но играть там и даже стоять на ведущей туда деревянной лестнице им строжайше запрещено. Однажды Майкл попросил разрешения немного там убраться, чтобы построить берлогу, но отец покачал головой.

– Не хочу, чтобы вы там шарили, – сказал он вроде бы с улыбкой, но с такой угрозой в голосе, что они поняли: это не шуточный запрет. – Не хватало, чтобы вы прищемили себе пальчики!

– Чем прищемили, папа? – спросила Кара.

– Тем, к чему вам нельзя прикасаться! – отрезал он, так подействовав на их детское воображение, что с тех пор чердак превратился для них в сладкоголосую сирену, заманивающую на гибельные рифы.

Нынче Кара в надежде смотрит на Майкла широко распахнутыми карими глазами и ждет, что он сделает ее день чуть веселее.

– Что будем делать? – спрашивает она его.

– Поиграем во Французское Сопротивление.

Кару гложут сомнения, но она послушно кивает и ждет подробностей.

– Мы будем партизанами, – начинает он фантазировать, – будем переводить наших бежавших из плена солдат через линию фронта.

– Это не очень трудно? – спрашивает Кара, с трудом выговаривая даже этот короткий вопрос. – Опять я буду пленной? – Она щурится. Она еще мала, но уже неглупа.

– Нет, – заверяет ее брат. – Пусть чердак будет вражеской территорией.

– Папа запрещает нам лазить на чердак, – напоминает послушная Кара.

– Там точно ничего нет. Просто он не хочет, чтобы мы устраивали беспорядок. А мы и не устроим, мы ничего не тронем. Спасем пленных и спустимся. Папа ничего не узнает, он смотрит гольф и ничего не замечает.

Кара продолжает сомневаться и морщит носик.

– Не думаю, что папе понравится эта игра, – говорит она.

– Ну и пусть!

Они подбираются к лестнице на чердак, стараясь не просмотреть скрывающегося в коридоре врага. Майкл считает, что он, как командир отряда и как старший, должен идти первым. Он осторожно лезет вверх по запретной деревянной лестнице, избегая ступать на некоторые ступеньки и проверяя те, на которые нельзя не ступить, прежде чем переносить на них весь свой вес.

Кара со вздохом лезет следом за Майклом, повторяя его движения. Вот он уже на предпоследней ступеньке, но тут тяжелый фонарь, который он привязал к походному поясу сестры своим школьным галстуком, со стуком падает. Кара в панике тянется за фонарем, но ее слабым пальчикам не удержать тяжелую штуковину, которая с нарастающим грохотом пересчитывает ступеньки. Партизанам остается лишь в ступоре наблюдать за падением фонаря.

Он еще не достиг пола, а дверь гостиной уже открывается. Кара в ужасе смотрит на Майкла широко распахнутыми глазами, ее щеки стремительно белеют. Майкл от страха ничего не может придумать, он прирос к месту. Надо спасаться, мчаться изо всех сил в комнату Майкла или в ванную, а потом сочинить какую-нибудь историю, объясняющую громкий стук упавшего фонаря. Главное, не стоять как вкопанные, что-то предпринять, но они словно окаменели от звука приближающихся отцовских шагов.

– Что за шум? – кричит он, еще только начав подниматься. Поняв, где они, он продолжает: – Очень надеюсь, что вы не на чердаке, потому что если вы там, то помоги мне, Господи, я с вас шкуру спущу!

К Майклу возвращается дар речи.

– Мы не там, папа, – говорит он, изображая беспечность. – Мы просто играем на лестнице, а туда не лазили, правда, Ка?

– Не лазили, папочка, – поддерживает брата Кара и что есть силы мотает головой. – Я выронила фонарь, это он так шумел, но мы не делали ничего плохого, папочка, честное слово! – Глядя на отца, она таращит глаза в подтверждение их с братом искренности, но от этого отец еще сильнее свирепеет.

– Брысь оттуда! – шипит он со злостью, какой Майкл еще от него не слышал. – Сколько раз вам повторять: не сметь лазить на чердак! Это опасно, вам туда нельзя… – Отец дотягивается до Кары и больно шлепает ее по попе своей лапищей. От шлепка она теряет равновесие и виснет на перилах, чтобы не последовать за фонарем. – Нель-зя! – медленно повторяет он. – Ни-ка-ко-го чер-да-ка! Никогда! А теперь марш по своим комнатам. В наказание останетесь без ужина. Проголодаетесь – на пустой желудок поразмыслите о своем непослушании.

Кара спускается по лестнице, понурив голову, Майкл знает, что она с трудом сдерживает слезы. Вопреки опасности, она на ходу потирает себе отхлестанные ляжки, демонстрируя, как ей больно. С каждым ее шажком в Майкле все сильнее вскипает злость. Он провожает младшую сестру вниз, напрягая плечи и сжимая кулаки, готовый при необходимости защищаться.

– Прости, папа, – опасливо повторяет Кара, минует отца и направляется в свою комнату.

Майкл застывает в трех ступеньках от пола. Так его глаза оказываются на одном уровне с отцовскими, но он настороже, просто так отец до него не дотянется. Он делает глубокий вдох и расправляет плечи.

– Ты не должен поднимать на нас руку, – говорит он, стараясь сохранить спокойствие, но голос все равно срывается. Он надеется, что отец этого не услышал. – Это незаконно. Так нам сказали в школе. Маме это не понравилось бы.

У отца такой вид, будто он сейчас взорвется. Он щурится, выпячивает нижнюю челюсть.

– В своем доме я делаю все, что хочу! – орет он. – А ваша мать мертва, а то ты не знаешь! Плевать ей на вас. А теперь брысь по своим комнатам и не сметь носа высовывать, пока я не