История советской фантастики - Кац Святославович

Впрочем, ни сам Кургузов, ни читатели романа, ни литературные критики ни о чем подобном, естественно, не догадывались. К слову сказать, нелицеприятная рецензия на роман успела проскочить в печать только одна-единственная. В ноябрьском номере «Красной нови» за 1928 год Иосиф Бескин опубликовал достаточно резкую статью «Всемирный потоп С.Кургузова (по поводу романа „Катапульта“)». В ней, помимо весьма здравых обвинений в научно-техническом невежестве автора («Само собой разумеется, — замечал критик, — что если бы и впрямь придуманная автором катапульта обладала столь разрушительной силой, то первым бы оказался под водой не Париж, а Ленинград…»), содержались и не менее здравые — хотя и очень осторожные упреки в «чрезмерном количестве жертв», без которых, судя по роману, «тов. Кургузов не мыслит мировой революции». Отстаивая свой взгляд, Бескин упирал на «все возрастающую сознательность пролетариата всех стран», однако это ему не помогло. В марте 1929 года «Правда» помещает на первой полосе статью «Об одной вылазке „Красной нови“ и ее последствиях». Статья была без подписи, но только совсем уж недалекий человек не узнал бы руку Сталина. «Товарищ Кургузов написал правильный роман, — говорилось в статье. — Правильный идейно, научно и художественно. Роман верен с идейной стороны потому, что ни одна революция не может обойтись без жертв, мировая революция — тем паче. Роман верен с научной точки зрения, ибо научное и военное использование Луны — одна из перспективных задач пролетарского государства. Наконец, роман абсолютно верен с художественной точки зрения, поскольку в условиях победоносного наступления социализма в нашей стране классовая борьба будет все обостряться и, стало быть, такие выродки и двурушники, как Игорь Соколов из романа „Катапульта“, должны всемерно разоблачаться нашими мастерами пера…»

Высочайшая директива была мгновенно принята. В апреле того же года только что образованная «Литературная газета» опубликовала статью В.Ермилова «Подвиг Анны Соколовой», где цветистые комплименты в адрес романа Степана Кургузова перемежались со снисходительно-пренебрежительными оценками романа Обольянинова. «Конечно, для своего времени роман „Красная Луна“ бывшего графа Обольянинова был полезен и сыграл немалую роль, — небрежно замечал Ермилов. — Школьники начальных классов и сейчас могут извлечь из него известную пользу. Однако нельзя забывать, что мы живем уже не в 1921-м, а восемь лет спустя, в эпоху обострения классовой борьбы, активизации врагов и двурушников (таких, как предатель Соколов из романа „Катапульта“), а в перспективе — в эпоху грядущего военного и научного использования Луны. И роман Степана Кургузова потому — волнующе современен, поступок Анны Соколовой исполнен высокого революционного пафоса. Собственно говоря, убивает она не мужа, а шпиона, врага, изменника Родины. Кто осмелится сказать, что она была неправа?..»

И правда — не осмелился никто. Вслед за статьей Ермилова появилось еще десяток-полтора публикаций-близнецов (в журналах «Литература и марксизм», «Литературный критик», «Наши достижения», «Молодая гвардия», «ЛОКАФ», «Звезда» и др.), где перепевалось одно и то же — «мировая революция в зеркале литературы», «обреченность буржуазной агентуры», «нерушимость наших рубежей», «Луна как символ научного гения Советской страны», «подвиг Анны» и т. д. Роман «Катапульта» сразу был перепечатан несколькими центральными издательствами, расценившими его как «заказ № 1»; коллекционеры раритетов сегодня считают за честь иметь роскошное подарочное издание «Катапульты» (Москва, Государственное издательство, 1929), отпечатанное всего пятитысячным тиражом, иллюстрированное гравюрами Житомирского (ученика Полякова), с послесловием академика Н.Морозова.

Если верить мемуарам Якова Зелинского, чуткий Авербах сразу же после статьи в «Правде» самолично поехал на Сивцев Вражек к Кургузову — где тот снимал комнату — и немедленно предложил ему: 1) квартиру в центре Москвы и 2) место в центральном правлении РАППа. Квартиру от пролетарских писателей Кургузов согласился принять, членский билет ассоциации, не без колебаний, тоже взял, но вот от руководящей должности в РАПП отказался категорически. Позднее биографы напишут о «скромности молодого литератора» (Б.Левада), о его «желании не ввязываться в окололитературные дрязги, а работать и работать» (С.Нейман) — что, на наш взгляд, совершенно не соответствует действительности; доказательство тому — бойкая и именно «окололитературная» деятельность Кургузова после 1932 года. Скорее всего, автор «Катапульты» уже был кем-то предупрежден, что через год-другой РАПП падет. Видимо, поэтому предложение Авербаха он встретил столь отчужденно. «Казалось, он стремился держаться от руководства РАППа подальше, как от заразных больных», — проницательно отмечал всё тот же Я.Зелинский. Будущее показало, что Кургузов был, в известном смысле, прав: «болезнь» руководящих рапповцев называлась коротко — небытие (большинство из них было расстреляно в 37–38 годах). «Заразиться» этим недугом автора «Катапульты» категорически не устраивало.

Легко представить, что роман «Катапульта» сразу же оброс своими почитателями и последователями. В первую очередь, речь идет о таких литераторах, как Валерий Маркелов, Анатолий Спирин, Михаил Лодочкин, Андрей Румянцев, Владислав Понятовский и проч. Обидное прозвище «подкургузники», похожее на «подгузники» и на «подкулачники» одновременно (которым их наградил желчный Эмиль Левин), этих авторов, похоже, не смущало. Уже в 1930 году все они «выстрелили» по роману на тему Луны, нового секретного оружия и мировой революции. Если даже слабейшие из «селенитов» по крайней мере брали за образец талантливый роман Обольянинова, то «подкургузники» вынуждены были ориентироваться на эстетические и этические нормы, установленные в романе «Катапульта». Соответственно, все их «положительные» герои выходили еще бледнее, чем у Кургузова (по сути, превращались в тени теней учебника политграмоты), а «отрицательные» обязаны были еще больше прибавлять по части «кривых улыбок», «отвратительных оскалов» и «бегающих глазок» — не говоря уже про «заплывшие сытые рыла».

В этом смысле особенно обескураживают литературные метаморфозы А.Румянцева и В.Понятовского. Оба они начинали в «Селене» вполне приличными рассказами: первый опубликовал «Историю Той Стороны» (1925), второй «Бездну» (1927), однако в качестве «подкургузников» оба совершенно деградировали. «Расплата» А.Румянцева (1930) и «Пропуск на Луну» В.Понятовского (1930) — две ходульные вариации на тему «катапульты», еще более плоско-пропагандистские, чем у самого Кургузова. (Пожалуй, из всех «катапультных», условно говоря, романов советской фантастики произведения этих наиболее приближенных к Кургузову литераторов выглядят особенно беспомощно; очевидно, что будущий руководитель Секции фантастов внимательно отбирал кадры.) У Румянцева новое оружие установлено уже на Луне, и оттуда в любой момент может испепелить любой континент (автор, правда, ограничился только Британскими островами — после того, как «олигархия потопила в крови восстание шахтеров…»; стало ли после такой оказии лучше жить шахтерам, неизвестно). У Понятовского «лунный луч» — нечто вроде лазерного — легко определяет «классовую природу» любого из жителей Земли: рабочие и крестьяне от него совершенно не страдают, зато буржуа и капиталисты падают замертво (автор, увы, не прояснил, как же будет воздействовать луч на интеллигентов и прочих совслужащих — очевидно, этот вопрос предполагалось изобретателями оружия как-нибудь «утрясти в рабочем порядке»). Содержание опусов В.Маркелова («Долгая лунная ночь»), Ан. Спирина («Взлет») и М.Лодочкина («Путешествие „ЛК-1“») даже упоминать лишний раз не хочется — настолько они художественно беспомощны и политически сервильны. Достаточно сказать, что, например, все «космические снаряды», в которых ученые в романе М.Лодочкина отправлялись на Луну, были названы в честь советских государственных деятелей («Чичерин», «Рудзутак», «Тухачевский», «Ворошилов», «Сокольников» и др.). Эти неуклюжие реверансы уже в конце 30-х едва не стоили автору лагеря — к счастью для него, в последний момент Кургузов всё-таки замолвил словечко Ежову и дело против очередного «пособника врагов народа» было прекращено, не успев начаться.

Так или иначе, уже в начале 30-х С.Кургузову удалось набрать достаточный вес в писательской среде и сгруппировать вокруг себя сплоченное ядро последователей (в 1932 году его собственная «Секция», еще никак официально не оформленная, уже насчитывала свыше трех десятков писателей). Ему даже удалось — хотя это и потребовало определенной сноровки — заручиться поддержкой видных «селенитов», которые после роспуска их объединения и фактического устранения от дел Лежнева остались без видимого прикрытия. Кургузов знал, что многие «селениты» считают его опасным и хитрым интриганом, «селениты» знали, что Кургузов это знает. Однако на некоторое время «сосуществование» всех устраивало: у воспитанников Лежнева были талант и всё еще авторитет среди читателей, у Кургузова была поддержка Сталина и ядро будущей организации, которая должна была стать со временем многочисленной и, в конечном итоге, самой влиятельной. Близился 1934 год Первый Съезд Писателей СССР. В ожидании нового штурма Кургузов крепил единство рядов.