Струны - Дэйв Дункан

Седрик неразборчиво хрюкнул и начал заталкивать вещи в сумку. Боль в животе так и не угомонилась, тошнота — тоже.

— Так что запомни, сынок, что здесь — не мидоудейлский питомник и…

— Ну что ты привязался ко мне с этим питомником?!

Откинутый шлем немецкого костюма негромко пискнул; резкое движение лысой, блестящей головы, и перед глазами Седрика оказалась черная, еще ярче блестящая поверхность лицевого визора. Внутри там, конечно же, и дисплей, и динамики, и прочие навороты.

Через несколько секунд лицо Багшо появилось снова — мрачное и нахмуренное, вся недавняя веселость куда-то улетучилась.

— К нам гости. Бросай все это барахло. — Он открыл одного из индусов. — У тебя есть там что-нибудь ценное?

— Моя камера.

— Плюнь на нее. А что-нибудь невозместимое — всякие там вещички, дорогие как память?

— Только диски.

А ведь камера — бабушкин подарок.

— Диски бери, все остальное — брось. Твои шмотки не стоят своего обеззараживания. Да, чуть не забыл, нельзя оставлять никакой информации. Как там у тебя, есть какие-нибудь письма, дневники?

— Нет, — покачал головой Седрик; чувствуя скорее удивление, чем страх, он сжал в руке крохотный мешочек со своими личными записями и вошел, спиной вперед, в индуса. Багшо, не теряя времени, занялся подгонкой седла, наколенников, нагрудных и головных ремней; ловкие — несмотря на тяжелые перчатки — пальцы затягивали все пряжки туго, без малейшей слабины.

— Больно ведь, — недовольно пробурчал Седрик, чувствуя себя чем-то вроде арматурного прута в застывающем бетоне. Объятия прокатного индуса были совсем не такими страстными. Да и запах у этого был гораздо приятнее — чистый, свежий, вроде как только-только с завода. И размеры удобнее.

— Втяни подбородок, — рявкнул Багшо, сдавливая многострадальный живот Седрика толстым амортизатором. — Эта модель имеет гарантию на двадцать пять метров. Понимаешь, что это значит?

Не успел Седрик сказать “нет”, как очередной ремень накрепко сжал его подбородок, вывернув попутно шею.

— Это значит, что в нем можно падать примерно с восьмого этажа. Я испытывал такую штуку с двенадцатого. Управлять всем буду я, а ты расслабься и получай удовольствие. Руками особенно не крути, держи их по бокам.

Руки Седрика остались, пожалуй, единственными его органами, сохранившими хоть какую-то свободу перемещения, — руки да еще веки. Странное полусидячее положение было на удивление удобным — факт, знакомый ему по предыдущему опыту, а новый индус казался неизмеримо лучшим механизмом, чем прокатный, вызывавший у Багшо столько презрения. И размеры, позволяющие Седрику, при всем его росте, держать голову прямо. Бессчетные дисплеи, окаймляющие передний визор, можно было рассматривать не вертя шеей, — знать бы вот только, что они показывают. Имелось тут и зеркало заднего вида. Индус был чем-то вроде ходячего гроба. Склеп с хорошим видом на местность. Трусы с капюшоном.

Восемь этажей? Это — только половина пути вниз. Все самое интересное будет на второй половине.

— Хорошо меня слышишь? — резанул по уху голос Багшо.

— Прекрасно.

Индусы приподнялись на несколько сантиметров над полом, чуть наклонились и дружно двинулись к двери. Багшо, так и оставшийся в своем немецком костюме, тоже левитировал. На фоне пяти гигантских цилиндров он выглядел крохотным и беззащитным — не руководитель, а эскортируемый преступник.

Вперед выступил прокатный индус. Он вытянул свои клешни, открыл, один за другим, все три замка, резко распахнул дверь и выплыл в коридор.

Яростный голубоватый луч, сверкнувший откуда-то слева, вспорол броню, прокатный индус развалился пополам и тут же взорвался фонтаном расплавленного металла и пылающих осколков пластали; ярко вспыхнула ковровая дорожка. Даже внутри своей ходячей бочки Седрик услышал грохот и почувствовал удар. Вспышка перегрузила светофильтры визора, на несколько мгновений все изображение приобрело призрачную красно-фиолетовую окраску.

— Вот, значит, как, — пробормотал голос Багшо. — Ну ладно, хотите играть грубо — будем грубо.

Глава 4

Ионосфера, 7 апреля

Элия проснулась незадолго до входа в атмосферу, когда сиденья стали поворачиваться. Свет в салоне все еще был притушен. Элия даже не заметила, как успела задремать, но теперь внезапное возвращение ужаса ясно говорило: только что этого ужаса не было и, значит, она спала. Два дня назад появилось буддхи, уже два дня продолжалась выкручивающая нервы и жилы пытка, и все это время сон был редким благословенным подарком.

Совсем вроде недавно на верхних обзорных экранах бархатно чернели небеса, усеянные — как им, небесам, и полагается — алмазами звезд, в то время как жалковатые, рукотворные огни Топа, Тихоокеанского полиса, напоминали пролитое молоко, тонкими струйками стекавшее с гор, чтобы узкой лужицей собраться на берегу океана. Элия сумела различить Баха Калифорнию и Солтон-Си.

Видимо, она дремала довольно долго. Земной мир стал ближе и крупнее; на горизонте, прямо впереди, яростно сверкала сабельная рана восхода. Звезды испуганно попрятались, даже мириады слипшихся друг с другом огней Сампа светились тускло, как угольки потухающего костра. Гипер круто пошел вниз, возвращаясь на Землю.

Да, уснула. Конечно же, по ее времени сейчас вечер, хотя в Сампе снова будет утро четверга. Не нужно было спать. Сон сделал Элию какой-то полой, невесомой, усугубил утрату ориентации, обычную при резком изменении часового пояса. Никуда не ушел и прежний бессловесный ужас, это кошмарное ощущение — почему я? Я не хочу этого делать, отпустите!

Тысячи людей, мужчин, и женщин, и — Господи Боже, почему именно я? — детей, и детей. Элии хотелось тихо, незаметно рассеяться в пыль или съежиться, усохнуть, чтобы случайный любитель порядка подобрал с пола непонятный, похожий на кукурузный початок, предмет, покрутил в руках и выкинул в мусорное ведро. Почему они не оставят ее в покое? Почему ее угораздило родиться с таким проклятием? И все же, по правде говоря, мука эта не была такой острой, как прежде. Уже сама посадка на самолет принесла некоторое облегчение.

Элия резко вскинулась от фамильярного прикосновения чужой, незнакомой руки. Она выбрала сиденье у стенки — у окна, как это традиционно называлось. Хотя в гиперах окон не было и никогда не бывало. Даже в двадцать первом веке слово “принцесса” что-то значит; воспользовавшись монархическими привилегиями, Элия защитила себя от нежелательных собеседников — заняла надежную позицию между глухой стенкой и Моалой. Видимо, за время ее сна Моалу куда-то убрали. В темноте зеленый тюрбан — знак человека, совершившего хадж

, — казался почти черным. Джетро Джар, ну как же можно без него. Элия не видела, но физически ощущала сальную улыбочку на толстых губах. Ящерица. Жаба.

— Вы отдохнули, — Джетро говорил по-малайски, — это хорошо. Ну как, успокоились немного?

— Да, пожалуй, — согласилась Элия.

— Ваша сестра, принцесса Талах, и ваш достопочтенный брат, принц Омар, — оба они рассказывали, что бремя облегчается по мере приближения.., приближения к нашей цели.

А может, попросить его уйти, и чтобы Моала села на прежнее место? Нет, нельзя оскорблять этого человека, каким бы скользким он ни казался. Джетро — опытный политик. Кас говорит, что он может унаследовать пост премьера — и довольно скоро, ведь здоровье Пириндара быстро ухудшается.

— Жаль только, что нельзя достичь этой цели более легким путем.

— А! — понимающе кивнул Джетро; какой-то фокус освещения заставил его глаза ярко вспыхнуть. — И это совсем не случайно. Многие говорят, что строить трансмензор на Земле — непомерный риск. Огромные мощности, опасность взрыва. Я тщательно изучал эту проблему. Когда заговорили о применении трансмензора для исследования иных миров, поднялся еще больший вой. Люди боялись, что сюда могут проникнуть чудовища! До чего же глупо! Но Лабрадор — голая каменная пустыня. И он был уже связан с Сампом линиями энергопередачи. Так что выбор был вполне естественный — место отдаленное и одновременно доступное.

— Благодарю вас за объяснение, — кивнула Элия. И тут же захотела сильно ударить себя линейкой по пальцам.

— Рад услужить. Естественно, к настоящему времени никаких энерголиний не осталось, их сменили силовые пучки с орбитальных станций.

Джар замолчал, вежливо ожидая ответа принцессы. И не дождался.

— Вы — одиннадцатый член семьи, совершающий это паломничество, — заметил он через минуту.

— Да. Одиннадцатая жертва.

— И вы, насколько я понимаю, моложе всех предыдущих.

Элия на мгновение задумалась:

— Да, пожалуй… Все это началось еще до моего рождения, так что многих я не знала, или почти не знала… Да, совершенно верно.

— И все предыдущие дамы были замужем. Об этом Элия тоже никогда прежде не думала. Тал была замужем. Омар был холостым. Почему холостое состояние женщины имеет значение, а холостое состояние, скажем, Омара — нет? Джетро — мусульманин, в этом, видимо, все и дело.