Интернет-право - Алексей Даниленков

В работе «Право и границы: развитие права в кибер-пространстве («Law And Borders: The Rise of Law in Cyberspace, David R. Johnson and David G. Post, 48 Stanford Law Review 1367 (1996)) футуристически высказывалась мысль о том, что на место доктрины, привязанной к территориальным границам, должны прийти нормы и правила «регулирующие широкий спектр новых явлений, которые не имеют ясных параллелей в невиртуальном мире. Эти новые правила будут играть роль посредством определения статуса личности и собственности, разрешения споров и кристаллизации коллективного обсуждения идеи основополагающих ценностей».

Для целей же поступательного движения в этом направлении как раз и представляется полезным первоначально определить и провести кропотливый анализ матрицы ценностей и фундаментальных принципов интернет-права, а затем тщательно структурировать и систематизировать массив нормативного интернет-регулирования; наметить общие и конкретные рекомендации по прикладной реализации результатов изучения тенденций и основных закономерностей развития современного интернет-права для нужд отечественного законотворчества и правоприменительной практики.

4. Основополагающие принципы интернет-права

Принципы права – это базовые и постоянно эволюционирующие догматы, вербальные памятники юридической мудрости, зафиксированные либо в писанных источниках права, либо в правовой традиции конкретного социума, государства (государств), межгосударственного объединения, саморегулируемой организации или иных организованных форм социально одобряемой или не запрещенной активности, стремящихся к внутреннему или допускающим (признающим) внешние формы нормативного упорядочивания своей деятельности.

Принципы отрасли права суть специфические способы и концептуальные основы взаимодействия предмета и метода правового регулирования, пронизывающие сквозными «красными нитями» ткань нормативного материала; определяющие своеобразие целей и задач правового регулирования, а также направления и тенденции реформирования и доктринального переосмысления векторов развития соответствующей отрасли права.

Германский исследователь Р. Урпман-Витзак в своей работе «Принципы интернет-права»[38] выделяет 5 наиглавнейших принципов международного интернет-права (далее – «МИП»), а именно: 1) принцип свободы в Интернете (включая свободу общения в Интернете и свободу интернет-бизнеса); 2) принцип приватности;

3) модифицированный принцип территориальной юрисдикции, адаптированный к кибер-пространству; 4) принцип межгосударственного сотрудничества и 5) принцип мультистэйкхолдерской кооперации. Ввиду отсутствия точного и емкого эквивалента в российской правовой традиции термина «мультистейкхолдинг» попытаемся более или менее приближенно обозначить как принцип долевого участия в управлении сетью Интернет (или «принцип многостороннего партнерства»).

Отмечая различия между принципами МИП и общепризнанными принципами международного права, изложенными в ст. 38 (1) Статута Международного Суда ООН, автор обосновывает тезис о том, что если последние производны от внутригосударственного права и призваны заполнить пробелы в международном праве, то приведенные выше принципы МИП имеют источником своего происхождения международное право, при том, что некоторые из них также могут иметь параллели в национальных правопорядках. Здесь можно было бы усмотреть отголоски идей нормативистской школы права (или теории позитивного права), утверждающей примат международного права и отрицающей идею суверенитета как таковую (см., в частности, Г. Кельзен, Право Объединенных наций. = The law of the UnitedNations», pt. 1–2,1951). В качестве своего рода «основной нормы» постулируется совокупность лишенных нормативного содержания трансцендентально-логических конструкций (принципов МИП), которые в виде «мысленных допущений», продуцируются коллективным разумом и сознанием академической элиты с целью систематизации и упорядочения мирового интернет-правопорядка как такового. Любопытно, что в неизданном при жизни Г. Кельзена произведении «Общая теория норм» („Allgemeine Theorie derNormen"), основоположник нормативизма кардинально ревизовал свою идею основополагающей нормы и придал ей значение не гипотезы, а юридической фикции (или буквально «голой фикции»[39]). Не слишком ли шатким фундаментом для принципов МИП станут юридические фикции, выведенные из чистого разума ученых-правоведов, если считать, что указанные сверхнормы-принципы не имеют основ (а не только параллелей) в национальных правопорядках и/или в деятельности специализированных саморегулируемых организаций?

Данная версия происхождения принципов МИП представляется весьма спорной с учетом того, что даже сам Р. Урпман-Витзак признает, что «международный правопорядок до сих пор является фрагментированным, поскольку международное право востребовано только

в случаях, когда существующие проблемы не могут быть удовлетворительным образом разрешены посредством национального права», что по идее не должно вести к признанию за международно-правовой сферой права претендовать на роль интеллектуального инкубатора эвристических идей и начинаний (там же).

В контексте юридической силы и значения принципов МИП Р. Урпман-Витзак причисляет их к субсидиарным источникам международного права, ссылаясь на ст. 38 (1) (d) Статута в относимой части, касающейся доктрин «наиболее квалифицированных специалистов по публичному праву различных наций в качестве вспомогательного средства для определения правовых норм». С данной точкой зрения можно согласиться, тем более, что и российское гражданское право позволяет использовать доктринальные источники для применения аналогии закона или (что в части принципов ИП более уместно и релевантно) – аналогии права (п. 2 ст. 6 ГК РФ – «при невозможности использования аналогии закона права и обязанности сторон определяются исходя из общих начал и смысла гражданского законодательства (аналогия права) и требований добросовестности, разумности и справедливости»).

В плане заочной полемики с Р. Урпман-Витзаком полезно привести мнение его соотечественника – В. Кляйнвахтера, который опираясь на данные историко-правового анализа замечает, что сам термин «Управление Интернетом» (“Internet Governance") ковался отнюдь не в горниле серьезных академических дискуссий и не стал результатом «организованного процесса по технической стандартизации». Первоначально возникнув как «модное словечко» в среде преподавателей, работавших по проекту создания информационной инфраструктуры Гарвардского университета в середине 1990-х гг., он использовался как специальный термин для описания «определенных управленческих функций, относящихся к ключевым ресурсам Интернета: корневые сервера, интернет-протоколы, распределение IP-адресов и управление системой доменных имен». В. Кляйнвахтер связывает осознание необходимости перехода от простой технической координации к более или менее полноценной идее интернет-управления с увеличением количества доменных имен, находящихся в частном владении до 10 млн. единиц к 1995 г. Как отмечает автор, «консенсусное мнение основных игроков в это время состояло в том, что Интернет не должен «управляться» «правительствами». При этом в различии в стилистических коннотациях между англоязычными терминами «Internet Governance» и «Internet Government» германский ученый усматривает поддержку концепции «Саморегулирования» со стороны технических разработчиков, провайдеров и пользователей услуг в сети Интернет[40]. Впоследствии же вопросы перспективного развития сети Интернет; системы доменных имен; разработки технических стандартов, норм и правил оказались прочно закрепленными и освоенными американской некоммерческой организацией ICANN[41]. Последняя же так и не превратилась в полной мере в международную саморегулируемую организацию, а международные организации (например, ITU – Международный союз электросвязи) оказались не способными конкурировать за политико-административное влияние в сфере Интернет с Правительством США. Поэтому принципы интернет-права не могли сформироваться в отрыве или независимо от организационной структуры собственно механизма управления сетью Интернет, находящейся преимущественно (за исключением национальных доменов) под юрисдикцией одного государства.

Таким образом, идеи и принципы интернет-управления с самого начала (прежде всего, в части регулирования технической компоненты сети) формировались при подавляющем участии и воздействии механизмов публично-частного партнерства с элементами саморегулирования в рамках ICANN и прямо или косвенно поддерживаемых ею организаций, форумов и т. д. (за исключением Форума по управлению Интернетом (Internet Governance Forum (IGF)), мандат которого определен пар. 72 так называемой «тунисской повестки дня» (Tunis Agenda) Всемирного саммита по вопросам информационного общества от 18.11.2005 г.[42]).