Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бросив на стол карты, от окна мчался, перескакивая через скамьи, проворный щеголеватый Секач. Как всегда, он был одет в новый, хорошо пригнанный жупан, на ногах красовались красные сапоги на железных подковках, а зеленые бархатные шаровары, казалось, только что вышли из-под руки портного… Только одно не вязалось с его нарядным видом – на нем не было сорочки. Очевидно, проиграл. Однако это не испортило ему настроения. Собственно, сколько Арсен помнит, настроение у Секача никогда от этого не ухудшалось. Проигравшись до нитки, он исчезал на недельку-вторую, а потом опять появлялся прекрасно одетый, на добром коне. Поговаривали, что у него в Киеве есть богатая молодая вдова, безумно влюбленная в запорожца, которая и снабжает своего любимца и деньгами, и одеждой. Другие возражали и говорили, что Секач – настоящей фамилии его никто не знал – сын какого-то богатого пана или купца, а может, даже самого киевского архиепископа… Но это были, разумеется, только предположения… А в жизни это был острый на язык, хорошо знакомый с риторикой, поэтикой, греческим и латинским языками щеголеватый сорвиголова, безоглядно храбрый в бою, безмерно щедрый в дружбе красавец запорожец. Таким знали его все, а о другом не спрашивали…
Он подбежал к Арсену, обеими руками ударил его по плечам.
– Арсен, брат! Ты снова с нами!.. Но как же ты оставил молодую жинку? Иль, может, выгнала? Га-га-га!
Зашевелился весь курень. Новый человек – это всегда какие-то новости. А тут прибыло сразу пятеро… Казаки, кроме тех, кто еще не очнулся ото сна, столпились вокруг вошедших. Каждому хотелось услышать, что творится в мире, что нового на Украине, как называли запорожцы все украинские земли, кроме самого Запорожья.
– Ну, чего ж ты молчишь, Арсен? – дернул казака за рукав Шевчик, который так и пританцовывал от нетерпения. – Рассказывай!
– Что рассказывать? – вздохнул Арсен. – Ничего радостного нет…
– Что стряслось, сынку? – спросил встревоженно Метелица, сразу заметивший, что в глазах Арсена притаилась глубокая тоска.
– Юрась Хмельницкий с ордою напал на Левобережье. Опустошил всю южную Лубенщину… Людей угнал на правый берег, села спалил… Моих тоже забрал… И нареченную, и мать, и сестру…
– У, проклятущий! – отозвался кто-то из казаков.
– Вот я и приехал к вам, братцы, за помощью… Как видите, нас только пятеро – идти с такими силами на Хмельниченко да на Яненченко неразумно. А если бы нашлась среди вас какая-нибудь полсотня или сотня охотников-добровольцев, тогда бы мы могли смело пойти на Корсунь, куда увели моих родных и всех лубенцев…
– А почему бы и не пойти нам? – воскликнул Секач. – Весь курень пойдет!
– А как же! – прошамкал беззубым ртом дед Шевчик. – Я первый пойду! – Он выпятил сухую грудь вперед, поднял голову, от чего стал похож на задиристого петуха. – За справедливое дело и голову не жаль сложить! Когда-то все одно придется помирать! И негоже казаку на печи дожидаться щербатой, чтоб ей пусто было!
Еще несколько запорожцев, близких друзей Арсена, согласились идти в поход. Но многие молчали. Метелица, понурившись, чесал заскорузлыми пальцами затылок и смущенно посматривал на Арсена.
– Не знаю, что и сказать, сынку, – наконец промолвил он. – Конечно, я тоже хотел бы пойти с тобой… Но тут такая закавыка…
– Какая, батько?
– Дозволит ли кошевой?
– Я думаю, Сирко позволит.
– В том-то и дело, что Сирко сейчас у себя на хуторе… В Грушевке… Отдыхает старик… А наказным кошевым атаманом оставил Ивана Стягайло, нашего куренного… Ты сам знаешь, какой он… Скупой – зимой снега не выпросишь, а своевольный да упрямый как осел! Я ему в глаза не раз говорил это… Захочет – дозволит, а муха какая укусит не за то место – не дозволит.
– А мы его и спрашивать не будем! – рассердился Секач.
– Не кипятись, хлопче! Это дело не такое простое, как ты думаешь! – оборвал его Метелица. – Ведь самому понятно – без разрешения не пойдешь, если не хочешь отведать батогов… А хотя бы и пошел, то недалеко бы отошел! Без кошевого не возьмешь в дорогу ни пороху, ни олова, ни сухарей, ни солонины…
Опытный и рассудительный Метелица, как всегда, был прав.
– Что же ты посоветуешь, батько? – спросил Арсен.
– А что я посоветую? Идти к Стягайло… Я тоже пошел бы, да боюсь, что мой лик не очень нравится наказному атаману. Так что мое присутствие может и напортить тебе…
2
Иван Стягайло приобрел на Запорожье славу отчаянного, бесстрашного воина-казачины и скупого, ненасытного хозяина-жмота. В бою, распалившись, он не раз смело смотрел смерти в глаза, бросался туда, где было опаснее, и на теле имел столько шрамов, сколько, должно быть, не имел латок на своей одежонке последний нищий. Его рука не знала усталости, и тяжелая сабля нагоняла страх на врагов. Не одному братчику приходила она на помощь, спасая в трудную минуту от неминуемой смерти… За это запорожцы любили и уважали Стягайло.
Зато дома, в Сечи и на хуторе, он был совершенно другим человеком. Никто не имел больше, чем у него, земли, лесов, коней, скотины, пасек. Ни у кого из казаков-богатеев не было столько батраков и батрачек, как у Стягайло. И никто из них не был так скуп, как он. Все, что прилипало к его рукам, прилипало навеки… Во время дележа военной добычи, пользуясь своим атаманством, тянул к себе самые дорогие вещи, самые лакомые куски, а когда на куренной раде делили земельные угодья, магарычами, подкупами, а то и криком, потому как имел луженую глотку, добивался для себя наилучших делянок… Не брезговал и ростовщичеством – давал своим братчикам-запорожцам деньги в рост и потом драл с них три шкуры. За это казаки ненавидели его и прозвали Стягайло. Поначалу он злился, когда его так окликали, но ничего поделать не мог – кличка пристала как смола и вошла в запорожский реестр. А со временем привык к ней, смирился, хорошо зная, что у запорожцев часто встречаются фамилии, клички и похлеще, даже обиднее, оскорбительнее – разные Дериземли, Бесштаньки, Голопупенки, Кривошеи, Рябые, – свою же настоящую фамилию давно забыл и никогда о ней не вспоминал.
Он был видный казак, его не раз выбирали куренным атаманом. Но ему казалось этого мало, и он втайне примеривался к булаве кошевого. Ради такой заманчивой цели иногда даже раскошеливался – задабривал куренных атаманов и старых влиятельных казаков и в день своего рождения ставил бочку горилки на сечевом майдане для голытьбы, надеясь, что на раде своим криком она может поддержать его.
Таким был этот человек, от которого в значительной мере зависело сейчас будущее Арсена. Он очень хорошо знал Стягайло и сам, и по рассказам Метелицы, потому побаивался, идя с друзьями к войсковой канцелярии.
На его стук в дверь послышалось громкое «войдите». Четыре казака вошли в светлицу и, отвесив поклон, остановились у порога.
Стягайло сидел за столом и читал книгу. Арсен издали узнал «Синопсис» Иннокентия Гизеля, архимандрита Киево-Печерской лавры и профессора Киево-Могилянского коллегиума. Эта книжка появилась лет пять или шесть тому назад и сразу приобрела широкую известность на Украине и по всей России, потому что была первым учебником отечественной истории. Арсен сам увлекался ею.
Отложив книжку в сторону и сняв с широкого седлоподобного носа маленькие очки в железной оправе, Стягайло внимательно осмотрел казаков, расправил длинные густые усы и прогудел, как в бочку:
– Здорово, молодцы! С чем пришли?
Арсен выступил вперед и рассказал о нападении ордынцев на Лубенщину, об уничтожении хутора и об утрате семьи.
– Так чего же ты хочешь, казаче?
– Я хочу вызволить своих родных. Они, возможно, в Корсуне…
– Гм, чем же я могу помочь?
– Дозвольте, батько, набрать желающих… да снарядить их припасами из войсковой казны.
– Вот как! – Стягайло наморщил лоб. В глазах промелькнуло беспокойство. – Ты, казаче, думаешь, что говоришь?.. Да разве я могу без согласия на то царя или гетмана самочинно начинать поход против османов? Это же может вызвать большую войну!
Обескураженный Звенигора развел руками: ответ наказного атамана показался ему резонным. Но тут включился в разговор Семен Гурко.
– Батько кошевой, с каких это пор на поход против извечных врагов наших нужно разрешение? – спросил он. – Тем более что с Портой и Крымом у нас еще нет мирного договора…
Стягайло с удивлением уставился на незнакомца.
– Ты кто? Я что-то не припомню твоего лица…
– Семен Гурко, отставной казак Нежинского полка.
– Гм, а с каких это пор отставной казак с Левобережья указывает кошевому, что он должен делать? – с издевкой поинтересовался Стягайло.
– Я не указываю. Я только высказал удивление…
– Удивление можешь высказывать у себя на печи, а не перед кошевым! Каждый бродяга будет еще поучать меня!
– Сегодня я бродяга, а завтра стану запорожцем. С этим и прибыл сюда…
– Вот как станешь, тогда и буду говорить с тобой! Только таких умников у нас и своих хватает – не знаем куда девать!
