Темный кипарис - Эдвина Нун

— А Тодд?

Миссис Дейлия фыркнула:

— Он настолько ниже Оливера, что выглядит как пародия. Такой невыносимо простой и неталантливый. Оливер и Тодд были как день и ночь.

— Все же, — решительно сказала Стелла, ощущая особую приверженность к Тодду, — Тодд — тоже сын мистера Хока. И два ребенка не бывают похожи, какими бы критериями мы ни пользовались при их оценке.

— Вы очень добры, моя дорогая. И тактичны. Но из свиного уха шелковый кошелек не сошьешь, таков Тодд Хок. Господь Бог не создает дважды чуда. Вот мы и пришли.

Они стояли перед французскими дверями, открывающимися в гостиную.

— Если вы хотите выпить сейчас чаю, мисс Оуэнз, я позвоню Гейтсу.

— Нет, благодарю вас. Я отыщу Тодда. Пришло время заняться серьезной работой.

— Я тоже так думаю.

— Между прочим, миссис Дейлия…

— Да?

— Как произошел несчастный случай? Я имею и виду то, что, по вашим словам, Оливер был таким способным мальчиком. Он, конечно, также хорошо плавал.

Экономка снова окаменела. Стелла увидела начавшееся отчуждение еще до того, как женщина заговорила. В ее темных глазах снова появилось это странное сердитое выражение.

— В этом-то весь ужас, мисс Оуэнз. Никто действительно не знает. Мальчик пошел поплавать. Один. Когда он не вернулся, мы отправились искать его. И нашли его плавающим на поверхности… — Она вымученно улыбнулась. — Этого не должно было случиться. Но случилось.

— Бедный ребенок.

— Да, бедный ребенок.

Стелла не смогла удержаться от еще одного вопроса, сейчас, когда миссис Дейлия была в таком милостивом настроении. Миссис Дейлия заметила выражение ее лица и снова вопросительно подняла брови.

— Да, мисс Оуэнз?

— Давно ли вы живете в семье Хок?

— Я приехала сюда с Харриет Хок. Она была моей хозяйкой и самым близким другом. Я осталась здесь после ее смерти, чтобы заботиться о тех, кого она любила, чтобы знать, что они ни в чем не нуждаются. Я обещала ей это на ее смертном одре и не намерена нарушать свою клятву. Что ж, это ответ на ваш вопрос, мисс Оуэнз?

Стелла смутилась. Она ответила, заикаясь:

— Да, благодарю вас. Вы были так добры, что полностью информировали меня….

Миссис Дейлия не собиралась больше слушать. Она подобрала свою длинную юбку и прошла через французские двери, коротко кивнув. Стелла осталась стоять одна во внутреннем дворике, пытаясь переварить тревожную информацию, предоставленную экономкой.

У нее перед глазами стоял бассейн, опавшая хвоя кипарисов, плавающая по его поверхности и лежащая, как утонувшие пловцы в неподвижной воде. Какой ужасный день, должно быть, это был для всех обитателей дома! Оливер Хок, ушедший поплавать и не вернувшийся, и потом крик отчаяния, когда они нашли его в бассейне. Плавающего по поверхности, без признаков жизни… бедный Оливер. Бедный Тодд. Какими ужасными были для него, должно быть, все эти месяцы.

Да, сказала ли ей миссис Дейлия всю правду? Не скрыла ли она чего-то? Неприязнь экономки к Тодду казалась какой-то неестественной. Мог ли ребенок быть причастен к смерти своего брата?

В мрачном настроении Стелла Оуэнз решила про себя узнать намного больше о событиях, предшествовавших ее приезду в Хок-Хаус. Ее поразила мысль, что Тодд Хок нуждался не только в воспитательнице, но также и в друге.

Господь поможет ей, она хотела стать таким другом.

Глава 5

ИДОЛ

Три дня спустя Стелла обнаружила, что наступил период напряженного затишья. Одно дело — дать торжественное обещание в приверженности делу, которое едва ли имеет название; совсем другое — радоваться возможности продемонстрировать свою приверженность. Стелла постигала трудную, непростую истину постепенно.

Тодд Хок, маленький мальчик, и большая тайна; то и другое сплелось в один запутанный узел. У нее возникало чувство полной беспомощности, когда она приступала к его обучению в фамильной библиотеке, которая служила классной комнатой. Здесь, посреди поистине ценной коллекции книг с изысканным тиснением на кожаных переплетах, взирающих на присутствующих с покрытых полками стен, Стелла приступила к профессиональному взаимодействию с Тоддом Хоком.

Это была удивительная атмосфера для приобретения знаний. Сквозь двустворчатые окна, огражденные ставнями от пронизывающего октябрьского ветра, открывалась живописная панорама коннектикутского сельского пейзажа. Высокие ветвистые кипарисы возвышались за толстыми оконными стеклами, их окружали низкие ряды живой изгороди, которая, казалось, служила как бы подножием для пологого склона горы, поднимающейся на западе. На потолочных балках в центре библиотеки висело колесо от фургона американских колонистов, его деревянный обод и спицы были отполированы льняным маслом до ослепительного блеска. Четыре искусно расположенные масляные лампы испускали яркие лучи света, достигавшего самых затаенных уголков. Стелла подумала, что такой удивительной комнаты ей не приходилось видеть ни разу в жизни. Здесь, глядя на Тодда, устроившегося в глубине кресла, кожаная обивка которого была тщательно натерта воском, она ощущала себя чуть ли не Аристотелем, наставляющим юного Александра.

Какая проба сил! Какая вдохновляющая цель в жизни: насытить все уголки молодого свежего ума, охваченного нетерпеливой жаждой знаний, плодами науки. Она ощущала в себе неисчерпаемый запас сил, вдохновляемых этой идеей, забывая порой об изнурительном, скрытом от всех мучении, которое цепко держало мальчика.

Оливер… блестящий брат, который утонул из-за несчастного случая. Почему это происшествие оказало такое влияние на красивого мальчика, сидевшего перед ней, затуманив облаками грусти эти ярко-голубые глаза? Был ли Тодд так привязан к своему брату? Стелла так не думала.

Она на самом деле ничего не знала. Она также не могла задавать ему какие-то вопросы. Она передала инициативу ему в руки с того дня, когда он показал ей дерево с именем Оливера, вырезанным на мощном стволе. Он пи разу не упомянул Оливера с тех пор, как в порыве гнева выкрикнул его имя… Ее непосредственным делом было обучение мальчика. Тайна Оливера должна была занять второе место по отношению к учебе. Все остальное — «тоже.

Стелла начала занятия с вводного курса, пока не получила представления об умственных способностях и потенциале Тодда. Мальчик выказывал явные способности, дарованные ему богатством и семейным древом, ветвью которого он являлся. Он был сметливым, понятливым, прекрасно владел основами почти всех элементарных предметов. В своей тетради она отмечала галочкой успехи, которые он проявлял во время предварительных занятий. Арифметика и правописание не представляли для него никакой трудности; его память и аналитические способности были замечательны для мальчика его возраста. Запоминать даты и исторические события было для него просто неприятной задачей. Она чувствовала, что в самых импровизированных ответах он подчинялся ее вопросам. Действительно, он как будто записал их в своей памяти, словно на громадной школьной доске, и никогда не стирал записанного. Однако он не задумывался над тем, как та или иная дата связана с духовным переломом в сознании людей. Например, он прекрасно знал, что 4 июля 1776 года была подписана Декларация независимости, но не видел истинного значения этого выдающегося события — того, что несколько маленьких штатов оказались способны бороться своими скудными силами против могущественной нации. Он явно не задумывался над этим. Стелла продвигалась осторожно, пытаясь постепенно вникнуть в этот юный разум, порученный ее попечению. Мальчик выказывал гораздо больше доверия своим мечтам и полетам фантазии — опасная стезя для столь молодого человека.