Ц-41. Из записок разведчика - Павел Голендухин

С документами демобилизованного по ранению солдата Ильина я прибыл в районный центр, где стоял батальон связи. Это был обычный районный городок с одноэтажными домиками, тонувшими в густой зелени садов. «Удобное место, — подумал я, — в любом саду можно поставить рацию — и выстукивай».

— Как с работой? Не определились? — равнодушно, по обязанности спросил военком.

— Благодарю вас, — ответил я. — У меня на руках направление на базу торга. Заместителем по снабжению.

Я стал торговым работником.

— Смотрите только, товарищ Ильин, — наставлял меня директор торга, — у нас работа важная, ответственная. Это не что-нибудь там такое… Го-су-дарственное дело! Будут вам разные, вроде лейтенанта Голованова, надоедать — просить, вымаливать… Ни-ни!

На следующий же день состоялось наше знакомство с Головановым. Он бесцеремонно ввалился в мой кабинет и опешил, увидев незнакомого человека.

— Кажется, ошибся?..

— Возможно и нет. Вам, собственно, кого?

— Да я шел к заместителю…

— К нему и попали, — поднялся я навстречу и представился: — Ильин.

Он пожал протянутую руку и, не спрашивая разрешения, по-хозяйски устроился в кресле, достал сигареты и пустился в расспросы — кто я и откуда. Я охотно отвечал, не забыл упомянуть, что в этих краях впервые, никого здесь не знаю и придется обживаться заново.

— О, Голованов будет вашим лучшим другом! — шутливо заметил он.

Я сказал, что не стоит загадывать наперед, хотя ждал этого знакомства — оно было моей целью.

Передо мной сидел здоровенный, широкоплечий детина лет двадцати пяти. На его бледной физиономии с крупным, крутым подбородком постоянно играла фальшивая улыбка. Она, эта улыбка, не сходила с лица и не давала возможности понять, о чем думает Голованов. Даже трудно было, как я узнал впоследствии, догадаться зол он или весел в данную минуту. Так же непроницаемы были его странно блестящие, какого-то неопределенного цвета глаза.

Мы долго еще беседовали обо всем, что приходило в голову. Я обратил внимание на его награды, бравый, боевой вид. Это, очевидно, польстило ему и он сообщил «по секрету», что скоро ему присвоят «капитана».

Время шло. Я стал заправским торговым работником. Почти каждый день виделся со своим новым знакомым.

— Тяпнем спиртику? — предложил он как-то, явившись ко мне на склад.

Я согласился и потихоньку наполнил его армейскую фляжку. Выпили.

— Это же нарушение, — наставительно, почти сердито, шепнул он мне на ухо, а на лице всегдашняя улыбка. — Воровство!

— Ерунда! — как можно спокойнее отвечал я. — Это всегда в наших руках.

Он фамильярно похлопал меня по плечу и подмигнул.

При следующей встрече, когда мы были наедине, он спросил у меня:

— Как это получилось, товарищ Ильин, что до войны вы были осуждены на десять лет за крупную растрату?

— Откуда вам известно? — изумился я, хотя собственной рукой написал об этом в личном деле при вступлении в должность.

— Да я подробно и не знаю… Так, слышал, — безразличным тоном протянул он и принялся прочищать мундштук, изредка бросая любопытные взгляды в мою сторону.

— Был такой грех, товарищ старший лейтенант, — «откровенно» признался я. — Но это — прошлое. Я свой грех кровью искупил, честно говорю…

— Верно, верно, товарищ Ильин, — шире обычного улыбнулся Голованов. — Только ведь грех грехом и остается. Он всего-навсего прощается.

Последнее слово он произнес раздельно, с ударением, вперив в меня свои странные, пугающие глаза — в них смех и ядовитая злоба одновременно.

— Давайте, товарищ Голованов, оставим этот разговор, — предложил я. — Пойдемте лучше в клуб, на молодежь посмотрим.

Он согласился. Народу в клубе было много. В тесном фойе под звуки какого-то вальса (какого — и не разберешь: настолько неумело выстукивала его на рояле молоденькая девочка с косичками), толкая друг друга, старательно кружились пары. И такое вдруг мною овладело желание отвести душу, пробежаться истосковавшимися пальцами по клавишам — передать трудно. «А не повредит это заданию?» — мелькнуло в голове. — «Нет, напротив! Голованов все время твердит, что любит веселье». Постоял в нерешительности, потом попросил разрешения сыграть.

Девочка виновато покраснела и уступила.

Я сел за рояль, и фойе наполнилось звуками Шопена, Листа…

Голованову будто десяток лет сбросили. Он весь сиял. А в глазах первый раз за все время горела неподдельная радость.

Лишь поздно ночью мы покинули клуб…

С этого вечера мы неожиданно сделались закадычными друзьями. Однако это не мешало ему еще нахальнее вымогать у меня различные продукты и материалы. А однажды он явился ко мне навеселе и почти потребовал, чтобы я достал ему бочку спирта.

— Понимаешь, октябрьские праздники на носу… Надо же уважить начальство. Глядишь, поскорее звездочку добавят.

Это было в моей власти, но я поупрямился для вида, а потом согласился.

— По рукам… Но только ради дружбы.

Не успел я в этот вечер лечь в постель, как в дверь постучали. Я открыл. На пороге стоял директор торга. Из-за его спины виднелась фуражка милиционера. Я недоуменно пожал плечами.

— Одевайся! Там узнаешь! — грубовато прикрикнул милиционер.

Пришлось подчиниться. Оказалось, что после моего ухода на складе возник пожар. Сгорела сторожка. Подозрение пало на меня. «Как доказать, что я тут ни при чем? — невесело размышлял я. — Или, на худой конец, дать знать Усову? Ведь может все сорваться…»

— А не виноваты, выясним, отпустим, — рубили на мои просьбы в угрозыске. — Помолчи, гражданин! Нашел товарищей! В отдельную камеру его.

«Уйдет, проклятый, ей-богу, уйдет», — не выходило у меня из головы.

Неделю продержали меня в милиции и освободили, когда выяснилось, что пожар возник из-за халатности сторожа. Я, наконец, вздохнул с облегчением.

Но впереди меня подстерегала новая неожиданность — исчез Голованов!

Пришлось срочно изобретать предлог для поездки в город, к Усову. И вот я у него. Докладываю:

— Понимаете, пожар приключился…

— Знаю, — спокойно перебил меня Усов. — Не хотели тебя разоблачать. Уж извини за отсидку…

— Но Голованов за это время исчез.

— Как? — забарабанил пальцами по столу Усов. — Когда?

— Как только взяли меня, он выехал в командировку. И до сих пор не вернулся, хотя все сроки истекли…

— Неужели упустили? — прошелся по комнате Усов.

Огни „Черной кошки“

Голованов как в воду канул.

Обшарили все части армии, запросили соответствующие отделы других, проверили все госпитали нашего участка фронта. Его не было.

Ломали головы, строили догадки. И вдруг Усову пришла мысль — мне необходимо немедленно вернуться к своей снабженческой деятельности.

«Вероятно, Голованов исчез, опасаясь разоблачения махинации со спиртом, — рассуждал Усов. — Но исчез, чтобы только переждать, ненадолго. Едва вернетесь, он снова появится в части: для шпиона трудно выбрать более выгодное место, чем армейское подразделение связи».

Меня опять несколько раз таскали в милицию. Управляющий торгом грозил отдать под суд. Наконец, отстали. Вполне возможно, что Усов кому-нибудь сказал нужное слово.

Но время шло, а Голованов не показывался.

И у нас закралось сомнение, что он улизнул на ту сторону.

Совершенно неожиданно точка в доме лесника приняла с той стороны предупреждение: будьте осторожны — исчез агент; держите связь один раз в месяц.

— Стоп! — оживился Усов. — Значит Голованов где-то на нашей стороне притаился.

И вот однажды мне сообщили в конторе торга, что обо мне справлялась из Н. какая-то барышня.

— Вот те и одинокий! — смеялись надо мной в бухгалтерии. — Успел кому-то в области голову закружить.

Я отмахнулся шуткой и немедленно сообщил о звонке из города Усову. Не было никакого сомнения, что справляются по заданию Голованова его люди. Вскоре пришла открытка от самого Голованова.

«Здорово, дружище, — писал он. — Понимаешь, беда приключилась. Поехал на передний край и попал под обстрел. Лежу в госпитале в Саратове».

— Вот куда махнул! — удивился потом Усов. — Попробуй — найди.

Мы ожили, повеселели.

Минуло несколько томительных недель, и Голованов прибыл в часть. Но место оказалось уже занятым, и штаб армии послал его в стрелковый полк. Голованов протестовал, но служба — дело военное: куда приказали, туда и поезжай, не разговаривай.

И он поехал.

У Усова произошел крупный разговор с начальником штаба армии. Тот ему резонно ответил:

— Надо было предупредить. Я ведь не святой, не знаю о ваших замыслах.

Пришлось опять ломать голову: как быть.

Не тащить же вслед за Головановым, к его новому месту службы, и меня. Это, по меньшей мере, глупо и грозит полным провалом дела.