Имперский ястреб - Диана Удовиченко

– Рик бастард!

– Иди! – шепнул лейтенант, снова награждая меня ощутимым тычком в спину.

Делать было нечего, как говорится, семь бед – один ответ. Я перешагнул порог и очутился лицом к лицу с радушно улыбающимся мужчиной в белоснежной мантии.

– Вот ты какой, спаситель его величества! – воскликнул тот, широко раскинув руки, словно собираясь меня обнять и прижать к своей груди.

Я невольно отшатнулся, чем, кажется, весьма развеселил своего собеседника, и тут только сообразил: меня назвали спасителем императора. На душе стало немного легче: значит, контрабанда тут ни при чем. Между тем человек в белой мантии представился:

– Вериллий Фламиер, Верховный маг империи.

– Ваше высокомагичество! – придушенно воскликнул я, собираясь рухнуть на колени перед вторым лицом государства. А может, первым. Это как посмотреть.

– Нет—нет, Рик, – придержал меня глава Совета и протянул руку для пожатия.

Луг великий! Да что же это делается? Видно, что—то сдвинулось и перепуталось в книге моей судьбы, раз я, безродный бастард, в императорском дворце, пожимаю руку самому Верховному магу! А он действительно такой, каким его описывают и изображают на портретах: широкое курносое лицо, не имеющее ничего общего с надменными физиономиями аристократов, серо—голубые проницательные глаза, обильно тронутые сединой густые соломенные волосы и открытая, веселая улыбка. Вериллий был высок, крепок и широкоплеч, а ручища, которой он сжал мою ладонь, сделала бы честь любому молотобойцу. Приятный человек.

– Пошли, пошли, посмотришь, как живут августейшие особы, – шутливо проговорил он, дружески хлопая меня по плечу и подталкивая вперед.

Наконец я сумел немного справиться с волнением и осмотрелся по сторонам. Большой тронный зал полностью оправдывал свое название. Впрочем, будь моя воля, я назвал бы его Огромным. С потолка спускалось на толстых золотых цепях множество люстр, в каждой из которых стояло не меньше сотни вечных свечей. Их сияние отражалось от стен, затянутых серебристым шелком, отчего зал казался каким—то воздушным. По периметру ровным строем стояли беломраморные резные колонны, торжественно—монументальные и вместе с тем изящные. На полу была выложена мозаика, изображающая ночное небо Аматы: луна и созвездия выполнены так правдоподобно, что жаль было на них наступать. Посреди зала на возвышении стоял императорский трон из черного дерева. Спинка его была инкрустирована россыпью сапфиров, а подлокотники отделаны чеканным золотом. К трону вела красная ковровая дорожка, затканная золотыми нитями. По обе стороны от нее толпились нарядные господа и дамы, тихо перебрасываясь между собой короткими фразами. Вериллий подвел меня к ним, и провозгласил:

– Спаситель, господа!

Все взгляды обратились в мою сторону, мне впору было провалиться сквозь красивый пол, а Верховный как ни в чем не бывало начал представлять мне присутствующих. Слава Лугу, их было немного. Да мне и этого хватило с лихвой.

– Леди Алассия, графиня Гриндейл, – высокая худая дама лет тридцати, чья длинная нижняя челюсть говорила о ее незаурядной воле, слегка улыбнулась и тут же спрятала лицо за раскрытым веером, видимо, маскируя некстати образовавшуюся презрительную ухмылку. Взгляд льдисто—голубых глаз при этом оставался холодным и настороженным.

– Стерва и хищница, непобедима в закулисных играх, однако пользуется при дворе репутацией честнейшей женщины. Впрочем, у нее столько денег, что любую репутацию можно было бы купить! – гаркнул у меня в голове разухабистый залихватский насмешливый голос, заставив вздрогнуть и испуганно искать глазами смельчака, который дал графине столь нелицеприятную характеристику.

Однако, никто из присутствующих, видимо ничего такого не слышал. Я покосился на стоящего справа от меня Вериллия. Тот едва заметно подмигнул и с любезной улыбкой продолжил:

– Леди Пери, герцогиня Бастоун, – полная противоположность графине, маленькая пухленькая женщина с миловидным лицом, которое несколько портили бегающие глазки, добродушно кивнула.

– Самозабвенная сплетница, в курсе всех событий двора. Знает подноготную каждого из придворных, и при удобном случае это использует. Если же вдруг выдается бедный на события день, и герцогиня остается без порции свежих сплетен, она выдумывает их сама, – снова вмешался невидимый голос, а Вериллий опять подмигнул.

На этот раз не оставалось никаких сомнений: великий маг умудрился каким—то образом передавать мне свои мысли, описывая с их помощью каждого из присутствующих.

– Его высокопреосвященство Падерик Третий, Верховный жрец Луга всеблагого, – тучный мужчина, наряженный в золотую парчу, милостиво взглянул на меня, протягивая пухлую руку для ритуального поцелуя.

– Преосвященство—то преосвященство, а, поговаривают, привечает в храме молоденьких блудниц. Предпочитает не старше пятнадцати, – прокомментировал голос Вериллия у меня в голове.

Далее мне были представлены лорд канцлер императорского двора, имени я не запомнил, о котором загадочный голос отозвался как о человеке жестоком и злопамятном, и некий барон, которого Вериллий описал как существо никчемное и тупое, зато замечательно угождающее дамам. Складывалось впечатление, что императорский двор сплошь состоит из монстров, дураков и подлецов.

– Его высочество принц Келдин, ее высочество принцесса Дарианна, – возвестил церемониймейстер.

В зал расслабленной походкой вошел хлипкий невысокий юноша в костюме из кричаще розового атласа. Руки, шея, грудь, а также уши принца были щедро увешаны драгоценными камнями, длинные темные волосы покрывала золотая сетка. При виде меня его узкое лицо с большими миндалевидными глазами, безвольным подбородком и вялым ртом, слегка оживилось.

– Это именно то, что ты подумал, друг мой, – хихикнул Вериллий внутри моей головы. – Увы, его высочество вряд ли сумеет осчастливить императора наследником, ибо принадлежит к обществу Изысканных.

Этого только не хватало! Ну, не люблю я этих… даже не знаю, как и назвать—то! Между тем принц, очевидно, проникнувшись ко мне искренней симпатией, уж не знаю, почему, устремил на меня томный взор и медленно облизал губы. Фу, право слово! Я не знал, куда деть глаза, и встретился взглядом с горящими черными очами принцессы Дарианны. Ее высочество являла собой полную противоположность брату. Движения ее были порывистыми и упругими, походка – решительной. Я прислушался, ожидая, что Вериллий как—нибудь отреагирует на ее появление, но голос, слышимый только мне, молчал. У Дарианны было очень интересное лицо, неземное какое—то: огромные черные глазищи, тонкие смоляные брови вразлет, изящный прямой нос, нежный рисунок высоких скул, причудливо изогнутые губы… Черные глаза и брови странно смотрелись на фоне серебристо—белых волос. А вот фигурка у принцессы, на мой взгляд, подкачала. Нет, конечно, найдутся эстеты, которые возмутятся моим мнением и станут утверждать, что высокий рост, хрупкий стан, который можно охватить ладонями, и полное отсутствие выпуклостей – это как раз то, что обязан любить и вожделеть каждый мужчина. Только мне кажется, что такой облик годится разве что для эльфийки. В человеческих же дочерях я прежде всего ценю обилие пышной плоти. И можете сколько угодно обвинять меня в плебейских вкусах! Имею право, я даже хуже плебея – бастард. Впрочем, я погорячился: кое—какие выпуклости в необходимых местах у принцессы все же имелись, но их размеры были недостаточными для того, чтобы заставить мое сердце биться учащенно. Только не надо думать, что я в упор разглядывал ее высочество, про себя критически отмечая все ее достоинства и недостатки! Конечно, нет: в этом мире каждый должен знать свое место, если хочет жить спокойно. Или просто хочет жить. Между тем принцессу, видимо, ничуть не смутила сословная разница, а может быть, Дарианна просто не привыкла сдерживать свои чувства. Так или иначе, но, воскликнув: «Спасибо!», девица подскочила ко мне и звонко расцеловала в обе щеки. Я ощутил, как лицо наливается предательским румянцем, и застыл посреди всей честной компании дурак дураком, не зная, что сказать и мучительно гадая, казнят меня прямо сейчас или чуть попозже. Физиономии придворных на секунду выразили предельную брезгливость, которая тут же сменилась приторными улыбочками. Принц же ревниво насупился и, кажется, тоже собрался осчастливить меня страстным поцелуем, чем вызвал во мне новую волну неловкости и опасений за собственную шкуру. Спасло появление императора.