Поэты пушкинской поры - Сборник

1822

9 марта 1823

Ты предо мноюСтояла тихо.Твой взор унылыйБыл полон чувства.Он мне напомнилО милом прошлом…Он был последнийНа здешнем свете.

Ты удалилась,Как тихий ангел;Твоя могила,Как рай, спокойна!Там все земныеВоспоминанья,Там все святыеО Небе мысли.Звезды небес,Тихая ночь!..

19(?) марта 1823

Ночь

Уже утомившийся деньСклонился в багряные воды,Темнеют лазурные своды,Прохладная стелется тень;И ночь молчаливая мирноПошла по дороге эфирной,И Геспер летит перед нейС прекрасной звездою своей.

Сойди, о небесная, к намС волшебным твоим покрывалом,С целебным забвенья фиалом,Дай мира усталым сердцам.Своим миротворным явленьем,Своим усыпительным пеньемТомимую душу тоской,Как матерь дитя, успокой.

1823

«Я Музу юную, бывало…»

Я Музу юную, бывало,Встречал в подлунной стороне,И Вдохновение леталоС небес, незваное, ко мне;На всё земное наводилоЖивотворящий луч оно —И для меня в то время былоЖизнь и Поэзия – одно.

Но дарователь песнопенийМеня давно не посещал;Бывалых нет в душе видений,И голос арфы замолчал.Его желанного возвратаДождаться ль мне когда опять?Или навек моя утратаИ вечно арфе не звучать?

Но всё, что от времен прекрасных,Когда он мне доступен был,Всё, что от милых темных, ясныхМинувших дней я сохранил —Цветы мечты уединеннойИ жизни лучшие цветы, —Кладу на твой алтарь священной,О Гений чистой красоты!

Не знаю, светлых вдохновенийКогда воротится чреда —Но ты знаком мне, чистый Гений!И светит мне твоя звезда!Пока еще ее сияньеДуша умеет различать:Не умерло очарованье!Былое сбудется опять.

1822–1824 (?)

Перчатка

Повесть

Перед своим зверинцем,С баронами, с наследным принцем,Король Франциск сидел;С высокого балкона он гляделНа поприще, сраженья ожидая;За королем, обворожаяЦветущей прелестию взгляд,Придворных дам являлся пышный ряд.

Король дал знак рукою —Со стуком растворилась дверь,И грозный зверьС огромной головою,Косматый левВыходит;Кругом глаза угрюмо водит;и вот, всё оглядев,Наморщил лоб с осанкой горделивой,Пошевелил густою гривой,И потянулся, и зевнул,И лег. Король опять рукой махнул —Затвор железной двери грянул,И смелый тигр из-за решетки прянул;Но видит льва, робеет и ревет,Себя хвостом по ребрам бьет,И кра́дется, косяся взглядом,И лижет морду языком,И, обошедши льва кругом,Рычит и с ним ложится рядом.И в третий раз король махнул рукой —Два барса дружною четойВ один прыжок над тигром очутились;Но он удар им тяжкой лапой дал,А лев с рыканьем встал…Они смирились,Оскалив зубы, отошли,И зарычали, и легли.

И гости ждут, чтоб битва началася.Вдруг женская с балкона сорваласяПерчатка… все глядят за ней…Она упала меж зверей.Тогда на рыцаря Делоржа с лицемернойИ колкою улыбкою глядитЕго красавица и говорит:«Когда меня, мой рыцарь верный,Ты любишь так, как говоришь,Ты мне перчатку возвратишь».

Делорж, не отвечав ни слова,К зверям идет,Перчатку смело он беретИ возвращается к собранью снова.

У рыцарей и дам при дерзости такойОт страха сердце помутилось;А витязь молодой,Как будто ничего с ним не случилось,Спокойно всходит на балкон;Рукоплесканьем встречен он;Его приветствуют красавицыны взгляды…Но, холодно приняв привет ее очей,В лицо перчатку ейОн бросил и сказал: «Не требую награды».

Март 1831

Суд Божий над епископом

Были и лето и осень дождливы;Были потоплены пажити, нивы;Хлеб на полях не созрел и пропал;Сделался голод, народ умирал.

Но у епископа, милостью Неба,Полны амбары огромные хлеба;Жито сберег прошлогоднее он:Был осторожен епископ Гаттон.

Рвутся толпой и голодный и нищийВ двери епископа, требуя пищи;Скуп и жесток был епископ Гаттон:Общей бедою не тронулся он.

Слушать их вопли ему надоело;Вот он решился на страшное дело:Бедных из ближних и дальних сторон,Слышно, скликает епископ Гаттон.

«Дожили мы до нежданного чуда:Вынул епископ добро из-под спуда;Бедных к себе на пирушку зовет», —Так говорил изумленный народ.

К сроку собралися званые гости,Бледные, чахлые, кожа да кости;Старый, огромный сарай отворен,В нем угостит их епископ Гаттон.

Вот уж столпились под кровлей сараяВсе пришлецы из окружного края…Как же их принял епископ Гаттон?Был им сарай и с гостями сожжен.

Глядя епископ на пепел пожарный,Думает: будут мне все благодарны;Разом избавил я шуткой моейКрай наш голодный от жадных мышей.

В замок епископ к себе возвратился,Ужинать сел, пировал, веселился,Спал, как невинный, и снов не видал…Правда! но боле с тех пор он не спал.

Утром он входит в покой, где виселиПредков портреты, и видит, что съелиМыши его живописный портрет,Так, что холстины и признака нет.

Он обомлел; он от страха чуть дышит…Вдруг он чудесную ведомость слышит:«Наша округа мышами полна,В житницах съеден весь хлеб до зерна».

Вот и другое в ушах загремело:«Бог на тебя за вчерашнее дело!Крепкий твой замок, епископ Гаттон,Мыши со всех осаждают сторон».

Ход был до Рейна от замка подземный;В страхе епископ дорогою темнойК берегу выйти из замка спешит,«В Рейнской башне спасусь», – говорит.

Башня из рейнских вод подымалась;Издали острым утесом казалась,Грозно из пены торчащим, она;Стены кругом ограждала волна.

В легкую лодку епископ садится;К башне причалил, дверь запер и мчитсяВверх по гранитным крутым ступеня́м;В страхе один затворился он там.

Стены из стали казалися слиты,Были решетками окна забиты,Ставни чугунные, каменный свод,Дверью железною запертый вход.

Узник не знает, куда приютиться;На пол, зажмурив глаза, он ложится…Вдруг он испуган стенаньем глухим:Вспыхнули ярко два глаза над ним.

Смотрит он… кошка сидит и мяучит;Голос тот грешника давит и мучит;Мечется кошка; невесело ей:Чует она приближенье мышей.

Пал на колени епископ и крикомБога зовет в исступлении диком.Воет преступник… а мыши плывут…Ближе и ближе… доплыли… ползут.

Вот уж ему в расстоянии близкомСлышно, как лезут с роптаньем и писком;Слышно, как стену их лапки скребут;Слышно, как камень их зубы грызут.

Сыплются градом сквозь окна, сквозь двери,Вдруг ворвались неизбежные звери;Спереди, сзади, с боков, с высоты…Что тут, епископ, почувствовал ты?

Зубы об камни они навострили,Грешнику в кости их жадно впустили,Весь по суставам раздернут был он…Так был наказан епископ Гаттон.

Март 1831

Ночной смотр

В двенадцать часов по ночамИз гроба встает барабанщик;И ходит он взад и вперед,И бьет он проворно тревогу.И в темных гробах барабанМогучую будит пехоту:Встают молодцы егеря,Встают старики гренадеры,Встают из-под русских снегов,С роскошных полей италийских,Встают с африканских степей,С горючих песков Палестины.

В двенадцать часов по ночамВыходит трубач из могилы;И скачет он взад и вперед,И громко трубит он тревогу.И в темных могилах трубаМогучую конницу будит:Седые гусары встают,Встают усачи кирасиры;И с севера, с юга летят,С востока и с запада мчатсяНа легких воздушных коняхОдин за другим эскадроны.

В двенадцать часов по ночамИз гроба встает полководец;На нем сверх мундира сюртук;Он с маленькой шляпой и шпагой;На старом коне боевомОн медленно едет по фрунту;И маршалы едут за ним,И едут за ним адъютанты;И армия честь отдает.Становится он перед нею;И с музыкой мимо егоПроходят полки за полками.

И всех генералов своихПотом он в кружок собирает,И ближнему на ухо самОн шепчет пароль свой и лозунг;И армии всей отдаютОни тот пароль и тот лозунг:И Франция – тот их пароль,Тот лозунг – Святая Елена.Так к старым солдатам своимНа смотр генеральный из гробаВ двенадцать часов по ночамВстает император усопший.

Январь – март (?) 1836