Король и Шут. Бесконечная история - Александр Балунов

И мент согласился.

И мы собрались с силами и прошли.

Горшок в R-Club. Москва, 1998 год. Фото Е. Евсюковой

Уф! Это был не легкий бой, а тяжелая битва. Но мы преодолели и этот рубеж, отделяющий нас от прекрасного. Не буду тебя утомлять рассказом о том, каких усилий нам стоил переход на другую ветку метро на Александра Невского. Не буду утомлять тебя историей о том, какой ужас мы испытали, когда, проведя чудовищное время в вагоне метро, мы услышали: «Станция метро “Маяковская”». То есть мы проехали всего одну остановку! Нет, не буду.

И вот конец. Мы вышли из метро и направились в сторону Дворцовой. Места знакомые и родные, и я думаю, они хранили нас от ненужных и неинтересных встреч. Правда, по дороге мы отдали дань традициям и еще покурили. Ты спросишь меня, откуда же мы взяли? Расскажу, чего уж там.

Бывало у меня такое, что вот идешь по Невскому, куришь папироску и вдруг понимаешь, что целая – это слишком много. Но и выбрасывать жалко. Но и ходить с таким палевом сильнопахнущим – тоже не комильфо. Тогда ты берешь, засовываешь эту пятку в целлофанку от сигарет, запаиваешь и прячешь за водосточной трубой. Там, в местах крепления, есть замечательные и удобные нычки. Или еще куда. Благо в Питере таких мест много. Это чем-то напоминает то, как белка прячет свои орешки, особенно тем, что ты запросто забываешь, что и куда спрятал. Но в этом-то и есть прелесть, всегда можно что-то найти прямо на улице. Как и в этот раз.

И вот, сделав последний рывок, мы пересекли площадь, игриво обогнули Александрийский столп и пошли в Эрмитаж. Естественно, мы пошли к главному входу в музей, поскольку после того, как мы там жили и ходили в Эрмитаж в служебную столовую, через служебный вход нас бы точно не пустили.

А на главном входе была очередь. То есть не просто очередь, а ОЧЕРЕДЬ. Большая и непоколебимая в своей неспешности. Мы с друзьями переглянулись. Внутренний Горшок уронил голову на руки и громко разрыдался: «А ведь мы были почти у цели!» Внутренний Вася включил умняка: «Может, это и была наша цель?» Внешний Горшок промолвил еле слышно, а может, и громко, просто слова, пока летели до меня по морозу, скукожились и затихли:

– Чтобы что-то началось, нужно, чтобы что-то закончилось. – И поглядел на Васю, как будто продолжая только начатый разговор.

Но я ни секунды не переживал по данному поводу. Ведь у нас была общая цель. Да и разве очередь – это помеха для друзей, которые ищут красоту?! Нет, не помеха, ты и сам это прекрасно должен понимать.

Итак, там, конечно, была очередь, но любой петербуржец знает, как в случае крайней (!) надобности ее можно обойти. Подчеркну тебе еще раз, что в остальных (не экстренных) случаях петербуржцы без очереди не лезут. Мы предпочитаем стоять в очереди в музей и осознавать свою важность. Это такой ритуал, и я не могу тебе сказать с уверенностью, ходили бы питерцы в музеи, если бы там не было очередей перед входом.

Как ты понимаешь, этот раз был экстренным. И мы ну никак не могли стоять в очереди. И это не потому, что мы не могли стоять (а мы не могли), а потому, что в очереди было много гостей столицы. И они просто по внешнему виду, не разобравшись в нашем внутреннем мире, могли составить себе неправильное представление о жителях культурной столицы России. А все петербуржцы очень заботятся и беспокоятся о том, чтобы у наших гостей сохранились только хорошие представления о нашем прекрасном, пусть и холодном зимой, как в данном случае, городе. Так вот, о способе пройти без очереди.

В кассу мы не пошли, мы пошли сразу к бабушке, которая отрывает корешки от билетов. Запоминай текст, дружище:

– Здравствуйте, какой хороший день сегодня. А вы не могли бы позвать Валентину Александровну из четвертого отряда? Скажите, что тут ее внук и принес ей то, что она просила.

Все! Имя-отчество, как и номер отряда, я придумал на ходу, да это и не важно. Вряд ли все бабушки в Эрмитаже знают друг друга по имени-отчеству. Но! Что мы имеем. К кому-то из них, бабушек, охраняющих шедевры за нищенскую зарплату, пришел внучек. И что-то принес. По ее просьбе. Врубаешься? Напомню тебе еще раз, что это метод – только (!) для крайних (!) случаев. И, естественно, никто не пойдет тебе никого звать, но и не пустить тебя будет неправильно. И что? А вот:

– Да ты иди сам, внучок, да сам ей и передай. Четвертый отряд сейчас в левом крыле, где Пикассо, найдешь? Да и посмотри вокруг по дороге, приобщись к искусству.

Итак, мы пришли и зашли. И самый первый экспонат нас накрыл прямо у начала главной лестницы. Не успели мы и шагу ступить вверх, на второй этаж, как увидели Это.

И Оно было прекрасно. На него как раз падал солнечный свет, и тысячи лучей, переламываясь в цветной наборной мозаике, давали изумительный узор. Это была как бы вещь в себе. Самодостаточная и обладающая собственным смыслом, независимо от того, наблюдает ее кто-нибудь или нет.

«Искусство в чистом виде», – сказал Вася, и все с ним согласились. Но этого было мало… Солнце, зимнее скупое солнце, освещавшее это произведение, как будто заставляло его не только сиять изнутри, но и освещать своими бликами и переливами света себя же. И это было восхитительно. Предмет как бы вступал в дискуссию с окружающим миром, а потом незаметно, как бы исподволь, и с наблюдателем. И это переполняло душу радостью и вызывало восторг. Все-таки мы не зря добрались сюда! Мы достигли! Мы увидели! Вот оно! Нет слов, чтобы описать это чувство эйфории от встречи с прекрасным. Долго мы так стояли, очень долго. Посмотрев на лица друзей, я полюбил их еще больше, потому что они чувствуют то же, что и я, так же, как и я, и ощущают, как это прекрасно, в то же самое мгновение, что и я.

Глядя на них, я увидел цветные отблески от Экспоната на их лицах. А потом, приглядевшись, я понял, что он, как волшебный фонарь, освещает все вокруг своими цветными зайчиками. И весь мир теперь сияет для меня по-другому. И для всех, кто видел и просто прошел мимо этого «волшебного фонаря». И я понял, мир никогда не станет прежним. Ни для меня, ни для кого.

Ведь этот предмет как бы одним своим существованием говорил, что нет никаких причин для грусти или страдания. Что все это в лучшем случае – чужие проекции, а в худшем – твои собственные. И они тебе совершенно не нужны. И бросить их легко. Надо только перестать проецировать что-то на себя и себя на что-то. И тогда ощущение «естьности» придет само! И ты сможешь просто быть. Просто быть – и все. И, если захочешь, быть здесь и сейчас.

Знаешь, бывают вот такие моменты в жизни. Они находятся как бы вне времени, между прошлым и будущим. Некоторые называют их настоящим. И длятся они порой мгновение, а порой часами. Зависит от обстоятельств. Так и у нас с Горшком и Васей произошел общий вруб.

Мы стояли и смотрели на этот Экспонат. И смотреть на него – все равно что смотреть в зеркало. Ты видел себя. И от себя было невозможно скрыться. Впрочем, скрываться было незачем, да и, главное, некому. И не то что все становилось «ясно», все уже было здесь и сейчас. И не было ни одной причины что-то выяснять.

Но через какое-то время эйфория схлынула, и я решил обойти этот предмет и посмотреть, как будут меняться струи света, исходящие от него, если я поменяю точку зрения. Медленно я пошел вокруг в надежде увидеть и исследовать доселе невиданное, оставив двух своих друзей стоять с открытыми ртами на месте. И это было прекрасно! Каждый новый шаг давал мне новый ракурс, и я снова и снова переживал этот прекрасный миг приобщения к Настоящему. И каждый раз был как новое откровение.

В результате я сделал полукруг и зашел с задней стороны Произведения. На нем стали проявляться какие-то слова. Внутри меня душили слезы от невысказанности и эфемерности этого прекрасного момента, но снаружи слез не было, поэтому я прочитал:

«ВЫСТАВКА КАЛМЫКСКОГО ИСКУССТВА. РАБОТАЕТ С 9.00 до 17.00»

За точность надписи не ручаюсь, но смысл был такой. То есть это было простое объявление о какой-то выставке, набранное, впрочем, цветными кусками полупрозрачной пластмассы. Просто мы подошли к нему с задней стороны, поэтому буквы разобрать не смогли.

Да и солнце уж больно удачно бросило свои лучи!

Долго еще мои друзья стояли, разинув рты, я им не смел мешать и не отвлекал, но потом и они подошли ко мне. Посмотрели.

– Пойдем домой, – сказал Горшок.

– Пойдем, – согласились мы. И так уже нормально погуляли. Такая вот феерия.

7. Панковский обед

И подняли они его, и унесли, а потом вкусили тела его, панк-рока.

А не поговорить ли нам с тобой, друг, об анархии? В этом вопросе я могу считать себя большим специалистом. Во всем современном нам с тобой музыкальном российском мире вряд ли найдется человек, которому больше, чем мне, Горшок рассказывал об этом вопросе. А поскольку он был человек не столько изучающий окружающую Вселенную, сколько создающий ее по своему образу и подобию или, скорее, по своей прихоти, то и научить он мог гораздо больше, чем… Чем кто? Да конь в пальто, не важно. Справедливости ради (хотя нет, перенесу это предложение в следующий абзац).