Невидимая река - Эдриан Маккинти

Стоять и смотреть куда угодно, только не на четвертый ряд могил.

Кладбище расположено на возвышении, над основной частью Каррикфергуса. Ветра спускаются с плато Антрим и поднимаются со стороны залива. Джон сетует на ливень, и они с Фейси идут к одинокому дереву, каждый сам по себе.

— Тебе, о Господи, предаем мы душу рабы Твоей… — должно быть, говорит священник, — прах к праху…

Служители пробуют опустить гроб, но дождевая вода размыла землю по обеим сторонам могилы, и ничего не выходит. Мистер Патавасти просит сделать еще одну попытку. Они пробуют еще раза три, но опустить гроб в землю так и не удается.

Как отчетливо я все помню! Упрямая, гордая, единственная темнокожая девочка в школе. Ведущая в клубе дебатов, капитан команды по хоккею на траве.

Все промокли до костей. Мистер Патавасти говорит, что с него хватит, и уходит прочь с двумя сыновьями, своим братом, моим отцом и прочими членами расформированного крикетного клуба.

Спасибо за утешение, папуля. Не думай, что я не заметил, как ты украдкой спрятал свою кипу. Лицемер! Не ты ли читал Кадиш на прошлых похоронах? Не ты ли убеждал нас, что она будет жить снова, что она переродится? Не ты ли дал нам эту малую толику успокоения? «Твоя мама ушла в лучший мир, но память о ней живет в душе каждого из нас». Мне нужно было нечто большее, ты, ублюдок! Они прошли аккурат мимо меня. Я оперся о могильный камень. Хотелось исчезнуть. Мистер Патавасти открыл рот, желая что-то сказать, но промолчал. Лицо его обращено в мою сторону, в глазах пустота. Сквозь кожу виден череп. Ей-богу, он больше похож на покойника, чем на отца, провожающего дочь в последний путь. Ужасающее зрелище. Секунду он пристально вглядывается в меня, потом процессия удаляется. Папа смотрит на меня и кивает головой.

Вся компания возвращается к машинам. Я стою под деревом, дрожу и жду, когда же переменится погода. Могильщики и кладбищенские смотрители расходятся. Гроб все еще находится возле могилы, дождь стучит по табличке с именем и по траурным лентам. Подхожу ближе. Венки, около дюжины. Самый большой — из Америки: «От сотрудников ОЗПА на вечную память о прекрасном человеке. Чарльз, Амбер и Роберт Малхолланд».

Смотрю на блеклый залив. Воображение рисует лодки викингов, сработанные, как этот гроб, из сосны или ели. Лодка, выструганная из сосны, растворяется в болоте иного мира.

— Эй! — окликнул Джон. — Бежим скорей к машине, это будет продолжаться весь день.

— Что «это»?

— Дождь.

— Поедем в паб, — предложил Фейси.

Иду к машине как лунатик. Сажусь, едем в Каррик. Джон разговаривает с Фейси, который сидит на переднем сиденье. Кто-то купил торговую марку «Триумф», и снова будут выпускать эти мотоциклы. Нонсенс. Джон, Фейси, неужели вы не видите этот океан боли вокруг? Несчастья так и валятся с неба. Вы когда-нибудь читали Беду Достопочтенного?8 Конечно нет. Жизнь — это полет птицы, ночью влетевшей в огромный зал, полный всего праздничного; позади тьма, впереди тоже, путешествие сквозь что-то невиданное, мгновенное, сбивающее с толку, ужасное, окончательное.

— Приехали, — сообщает Фейси, вынимает ключ зажигания, оборачивается к нам и улыбается. — Наконец-то.

Огонь в «Долансе» уже горел, и я стоял возле камина, сушил свой костюм, который надевал на случай похорон или интервью. Согревшись, я купил немного чипсов в баре. Джон внес ясность относительно похорон по христианским правилам. Патавасти были индусами высшей касты из индийского Аллахабада. Но мистера Патавасти и его брата еще детьми отправили в обычную школу в Лондоне, и они постепенно попали под влияние англиканской церкви.

После школы мистер Патавасти переехал в Оксфорд, женился на молодой англичанке, у них родились два сына, мистеру Патавасти предложили читать курс лекций по физике и прикладной математике в университете Ольстера, и он перебрался в Северную Ирландию как раз к началу печально известных событий 1967 года.

— Математика, говоришь? Замечательно. Еще одна вещь, помимо крикета и вегетарианства, которая роднит его с моим отцом. Крикет, вегетарианство и математика, бесспорно, три самые скучные вещи на свете.

Мы говорили о Виктории, но ребята знали, что у нас с ней что-то было, и вели себя сдержанно. Я довольно скоро собрался уходить, Фейси предложил подбросить меня. Я отказался.

Промокший до нитки, я дотащился до задней двери нашего дома. Папа сидел в кухне, нервный, в растрепанных чувствах. Он сменил промокший костюм на толстовку и джинсы. На толстовке было написано «Берегите лес» и нарисован ныряющий кит. Вряд ли кто-то подумает, что лесу могут помочь киты, но, видимо, поэтому и требовалось его беречь.

— Что случилось? — спросил я.

— В гостиной тебя дожидается какой-то англичанин. Ты опять во что-то влип?

— Я пока об этом ничего не знаю.

Я спустил лестницу и поднялся к себе в комнату на чердак. Сотни моих старых книг. Подростковые плакаты. «Над пропастью во ржи», «Посторонний», «Аутсайдеры».9 Пластинки, игрушечная железная дорога. Я сгреб в кучу халат и трико и уселся тут, среди пыли. Как же хорошо, что я, наконец, оказался дома. Эх, была бы у меня квартира у пристани, в пастельных тонах, большая стереосистема черного цвета, пара кресел, все по минимуму!.. Немного книг. Подборка пластинок и дисков. Гитара. Мне хотелось производить на девиц впечатление дзенской невозмутимостью простой обстановки. Никакой суеты. Выдумки, конечно. Здесь, несмотря на грязь и беспорядок, мне было спокойно и удобно. Я мог поднять лестницу, забраться под пуховое одеяло, и никто меня не потревожит. Придет осень, следом зима, а я бы так и сидел здесь. Снег укроет карниз. А тут тепло и тихо, можно сидеть и ждать, пока мама меня окликнет, чтобы я спустил лестницу, и принесет горячего шоколада и вкусных печений. Да…

Я помотал головой, встряхнулся, отбросил сантименты, спустился, миновал коридор и вошел в гостиную.

Навстречу мне поднялся очень высокий, выше шести футов ростом, и крупный человек, одетый в мешковатый дорогой синий костюм с косыми лацканами. Морщины на его лице выдавали беспокойство, да и само лицо с острыми чертами было пасмурным. Нос переломан в нескольких местах, волосы с проседью. Гость в ожидании попивал чай, разглядывал джазовые пластинки, кипы старых газет и прочий хлам. Крепкий и подтянутый — я бы принял его за вышибалу или за того, кто выколачивает долги, если бы не густые усы, выдававшие в нем копа. Ясно, это был английский полицейский. Из Скотленд-Ярда. Из группы дознания Сэмсона. Я сразу понял, как он здесь оказался и почему меня преследовал. И тут же осознал, что дело швах.

Я протянул руку для приветствия. Он пожал ее. Шрамы на костяшках, огрубевшая кожа. Клянусь, он не был офисным сиднем, а если и был, то не всю жизнь.

Я сел. Он открыл кейс и достал блокнот.

— Меня зовут капитан Дуглас, — представился он с неприятной ухмылкой.

— Вас зовут «Капитан»? — спросил я.

Он посмотрел на меня, не понимая, прикалываюсь я или всерьез.

— В лондонской полиции так называется чин выше старшего лейтенанта.

— Честь для меня. Если бы я все еще был ищейкой, я бы отсалютовал.

— Ну… — протянул он озадаченно и с досадой.

— Кто я, вы знаете.

— Конечно. Мне бы хотелось задать вам несколько вопросов, мистер Лоусон, — сказал он так тихо, что я едва расслышал.

— О чем?

— Забудем формальности. Если бы мне было нужно, я бы уже давно арестовал вас, мы бы общались с вами в Белфасте или Лондоне, велась бы запись, кругом адвокаты и все в таком духе, — произнес он со зловещей улыбочкой.

Если он задался целью напугать меня насмерть, это ему вполне удалось. Я скрыл панику за растительностью на лице, засунул руки в карманы халата:

— Начинайте, капитан, я готов.

— Непохоже, мистер Лоусон, что мой визит стал для вас неожиданностью, — выговорил он.

— Да как сказать… А что, преследование в духе полицейских Кистона10 в течение последних нескольких дней исчерпало себя?

— Да, то есть я предпочитаю приглядывать за подозреваемым какое-то время, прежде чем бросаться в атаку. Но недолго. Необходимое количество информации можно найти только в архивах.

— Что вы имеете в виду под словом «подозреваемый»?

Его лицо расплылось в улыбке. Мерзкой, как трещина в стене сортира.

— Я имею в виду, мистер Лоусон, что вас, по-видимому, не очень удивляет беседа с детективом из Скотленд-Ярда.

— Полагаю, группа дознания Сэмсона?

Он кивнул.

В 1994 году, спустя годы давления ирландского лобби в Америке, британское правительство в Лондоне учредило группу дознания в Королевском ольстерском полицейском управлении Северной Ирландии с целью выяснить три вещи: действительно ли силы полиции были пристрастны по отношению к католикам, правда ли, что во время столкновений с людьми из ИРА действовала установка стрелять на поражение, и, наконец, верно ли, что коррупция достигла небывалых масштабов. Они повесили это все на Джона Сэмсона, помощника старшего констебля лондонской полиции — по сути, аутсайдера, — и предоставили ему полную свободу действий при проверке всех операций КОПУ. Сэмсон взял себе в помощники двадцать офицеров, тоже в основном из столичных. Множество людей из КОПУ были встревожены этим нововведением. Я никогда ни в кого не стрелял, значит, Дуглас относился к отряду по борьбе с коррупцией. Я слышал, что за последние несколько недель Сэмсоновы разыскания зашли в тупик, а вскоре ему предстояло подать предварительный рапорт премьер-министру. Это заставило меня занервничать. Я уселся на свои ладони, чтобы скрыть дрожь.