Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

Обычно казанцы здесь и собирались для больших по­ходов, в мирное же время сюда на ярмарку съезжались весной и осенью купцы астраханские, персидские, сред­неазиатские, ногайские, и шел великий торг не только всяческими товарами и животными, продавали здесь в рабство и захваченных в плен русских пахарей, ремес­ленников, ратников и даже священнослужителей право­славных храмов.

С Арского поля шла дорога на Арский острог. Арск всегда был верен хану казанскому, и Мухаммед-Гирей опасался, как бы не стал он крепким орешком, который придется разбивать, и лишь надеялся на то, что послан­ные прежде слуги во главе с ципцаном80 сумели склонить Арск к Крыму, да еще — на внезапность. Вот отчего он высылал вперед веером дозоры, которые не столько раз­ведывали, не ополчился ли вдруг Шах-Али и не вышел ему навстречу, сколько ни в коем случае не должны бы­ли пропустить гонцов ни в Арск, ни в Казань.

Нелишней оказалась эта мера. Оставалось еще не­сколько острожков до Арска — а это значит не меньше трех-четырех дней, — как один из дозоров привез заар­каненного гонца. От князька черемисского, только что присягавшего на верность Сагиб-Гирею и признавшего царем казанским и своим повелителем. Лицемер писал князю и воеводе Арскому, чтобы тот немедля известил Шаха-Али о вторжении на его землю алчных Гиреев, а сам не открывал бы ворот, выигрывая время, которое не­обходимо ему для подготовки к обороне Казани.

Мухаммед-Гирей и Сагиб-Гирей только что милостиво одарили князей и вельмож, присягнувших им на вер­ность, но, узнавши о коварстве одного из них, а может быть, и нескольких сговорившихся, разгневались.

— Клятвоотступники достойны смерти! — сурово из­рек Мухаммед-Гирей и повелел: — Темника81 ко мне!

Но ширни, имевший право, как первый советник, воз­ражать хану, остудил его гнев:

— Не настало время, мой повелитель, карать. Вы волей Аллаха успеете это сделать, когда ваш брат сядет на ханст­во в Казани. Вам ли, о великий и мудрый, не знать, что по­слушные овцы, если их обидят, могут стать шакалами, а то и волками. Советую умолчать о перехваченном гонце.

— Пусть будет так, как сказал ты, — и, подумавши немного, Мухаммед-Гирей огласил свою окончательную волю: — Обходим стороной все остроги. Путь наш — на Арск. Спешный.

— Да благословит Аллах ваши намерения! Если Арск отворит ворота, вся черемиса падет ниц у копыт вашего коня, о великий хан.

— Мы такого же мнения.

Мухаммед-Гирей оттого поспешил к Арску, что пони­мал: если даже Казань откроет ворота — это еще не пол­ная победа. Победу можно будет торжествовать только тогда, когда присягнет на верность Орде Арск. Иначе над головой всегда будет занесен нож.

Дело не только в том, что он стал для черемисы как бы своей столицей, хотя луговики, казалось бы, давно ходят под Казанью, но и в том, что место, где Арск стоит, вы­брано весьма удачно: от Казани всего один дневной пере­ход, но в то же время такая глухомань, что приблизиться к городу можно лишь по одной-единственной дороге, во­круг которой болота, крутые и глубокие овраги с густо переплетенным орешником — их не под силу преодолеть ни всаднику, ни пешему. Во многих местах дорога на Арск удобна для крупных засад, через которые не про­рваться без больших потерь. Сам Арск добротно укреп­лен. Воинов в нем много, оружейных дел мастеров в из­бытке, запасы заготовлены на месяцы, вода есть. Никто еще не смог взять этот город штурмом. Ни разу.

Знал обо всем этом Мухаммед-Гирей, но надеялся на неожиданность его появления и еще на сговорчивость го­рожан, князей и воевод. Другого мнения, однако, были его советники. Особенно первый — ширни.

— Повелитель, да продлит Аллах ваш век до бесконеч­ности, не поворачивай на дорогу к Арску оба тумена. Возьми только свой, а брат ваш, да благоволит ему Все­вышний, пусть со своим туменом идет в Казань.

— Мы сотрем с лица земли город, если он не откроет ворота!

— Арск выдержит нападение, если не сделать проло­мы в стенах. А стенобитные орудия остались за Волгой. Ждать, пока они прибудут, можно и с одним туменом, осадив город.

— Мы налетим как ветер. Охрана не успеет и ворота запереть.

— Но они могут постоянно наблюдать за дорогой, а не только в дни опасности. Мое слово, повелитель, действовать надо хитрей лисы. Ципцан подготовил, как он опо­вещал, Казань к добровольной сдаче. Шах-Али, если не захочет мученической смерти, пошлет арским князьям свое слово. Если же Казань затворится, придется звать всю Орду. Вот тогда Аллах благословит нас придать все огню и мечу.

— Но тогда не удастся поход на Москву?! А мы не ус­покоимся, пока не заставим лизать пыль с наших ичи­гов82 раба нашего, князя Василия!

— Удастся. На следующий год. Разве устоит Москва против силы двух княжеств.

— Одного! — недовольно перебил Мухаммед-Гирей. — Орда станет единой! Могущественной! Она покорит не только русичей, гяуров83 , но и ляхов84 , Литву, пойдет

дальше — на закат солнца, до самого моря. Куда держал путь Чингисхан85 . Порта тоже склонит голову перед мо­гуществом Орды. Перед нами склонит голову, властели­ном Орды!

— Да будет так! — молитвенно провел ладонями по щекам шарни. — Так предначертал Аллах. Но волю Ал­лаха воплощать вам, светлейший, самим. Рассчитывая

каждый свой шаг.

— Хорошо. Мы примем твой совет. — И обратился к брату, ехавшему с ним стремя в стремя: — Веди свой тумен к Казани. Сдери шкуру с лизоблюда раба нашего Ва­силия!

— Если он станет сопротивляться?

— И даже если не будет. Пусть его смерть наведет ужас на всех казанцев. Она надолго должна остаться в памяти правоверных!

У Сагиб-Гирея было на этот счет свое мнение, но он не стал перечить брату в присутствии подданных. Зачем? Он сделает так, как хочет сделать, а потом объяснит разум­ность своего поступка. Проводив брата с его туменом на Арскую дорогу, собрал советников и военачальников. Не стал, однако, выслушивать их мнения, а распорядился:

— Сейчас же отправьте гонца к ципцану Мухаммед-Гирея. Пусть даст ему знать, что завтра на исходе дня мы будем у Арских ворот, и мы посмотрим, верно ли сооб­щал нам раб наш о положении в Казани. Впрочем, гонцу свое слово скажем мы сами. Немедленно позовите его к нам. Спустя некоторое время пошлем следующего гонца. Для верности.

Затем Сагиб-Гирей, махнув рукой, чтобы вся свита удалилась, принялся наставлять гонца:

— Запомни: ты — гонец царя крымского. Не унижай­ся ни перед кем. Если Аллах предопределил тебе смерть, прими ее достойно. О нашем тумене — ни слова. Ты — го­нец Мухаммед-Гирея к его послу. Стой на этом, и благо­слови тебя Аллах. Послу хана твоего передай так: если Арские ворота будут открыты, когда мы приблизимся, он станет моим первым советником. Если Шах-Али отка­жется от ханства в нашу пользу, он останется жив, если нет — мы сдерем с него шкуру. На площади перед двор­цом. Всенародно сдерем. Все. Скачи без остановок. Возь­ми двух заводных коней.

Вскоре после того как Сагиб-Гирей отправил к ципца­ну своего брата еще одного гонца он и сам со своим туме-ном тронулся в путь, однако, когда до Казани оставалось всего ничего, остановился на ночевку. К исходу дня они достанут город без лишней спешки. Подводить ближе свой тумен Сагиб-Гирей опасался: вдруг окажутся на до­роге сторожевые посты, которые уведомят Шаха-Али о приближении войска. Такой поворот событий не входил в его расчеты. Первое слово Шаху-Али должен сказать ципцан. Окружение хана, верное ципцану, поддержит его и убедит отступника мирно отдать ханство. Неожи­данность и настойчивость, был уверен Сагиб-Гирей, возь­мут верх.

«Молод еще Шах-Али, чтобы принять мудрое реше­ние. Он поступит так, как того желаем мы, завтрашний властелин казанского ханства».

Все так и произошло, как планировал Сагиб-Гирей. Его гонец без задержки прибыл к ципцану Мухаммед-Ги­рея, и тот, вскоре после утреннего намаза, поехал во дво­рец, не испросив на сей раз дозволения на прием. С собой взял почти всех ратников, охранявших его посольский дворец. Их задача — взять под охрану ворота ханского дворца, дверь в ханские покои, сопровождать самого ципцана и в любой момент быть готовыми выхватить из ножен сабли.

Шах-Али только что совершил омовение, собираясь приступить к трапезе, как дверь распахнулась, и на поро­ге появился посол крымского хана с десятком вооружен­ных воинов.

— Как вы посмели?! — возмутился Шах-Али и крик­нул: — Стража!

Вбежали ханские телохранители. Выхватили сабли. Ципцан жестом остановил своих воинов. Заговорил же­стко, словно бы укладывая камень к камню:

— Нам нужно остаться одним. С глазу на глаз. Я при­шел сказать слово господина моего Мухаммед-Гирея и его брата Сагиб-Гирея.

— Мы позовем своих советников. Мы выслушаем тебя в посольском зале…

— Да. Так будет. Но до этого нам следует поговорить один на один. Отпусти своих нукеров86 . Я — своих, — и он жестом повелел сопровождавшим его воинам удалить­ся за дверь.