Король русалочьего моря - T. K. Лоурелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иберийка на этом заглянула деду в глаза, и что бы она там ни увидела, успокоилась. Успокоилась? Она что, волновалась? Ей-то с чего?
Когда герцог ушел, она одарила Ксандера новым взглядом – более пристальным, даже критическим.
– Вы можете называть меня Исабель. Ваш брат звал меня «Альба», и против этого я также не возражаю. Предлагаю начать осмотр дворца с библиотеки – мне как раз нужно вернуть трактат, – она кивнула на лежащий на скамье свиток. – Вам интересна артефактология?
Ксандер вздрогнул. Издевается она, что ли? Или этот монстр в юбке собирается проделать с новой игрушкой то же самое, что случилось с его старшим братом?
– Мне нравятся библиотеки, сеньора.
Вот так! Правда, чистая правда, и не придерешься. Он посмотрел на иберийку с самым невозмутимым выражением на лице, на какое был способен, тем, с каким он всегда уверял Лотту, что пропажа конфеты накануне обеда не имела к нему никакого отношения. А такой вот опасной твари нельзя ещё и дать почуять, что ты её боишься. Так его учил отец, когда в деревню зачастили зимой волки – если зверь почувствует слабину, то бросится на тебя. Ксандеру припомнились бурые ожоги на руках брата. Не злить монстра. Иначе бросится, полыхнет, как все проклятые Альба, пламенем из ада. И мама будет плакать по ночам ещё и по нему, Ксандеру.
– Я люблю читать, сеньора, – Ксандер поднял со скамьи свиток и, стряхнув с него лепестки цветущего апельсина, подал девочке.
Так-то вот. Рука не дрожит, видишь?
Иберийка приняла трактат и кивнула с самым невинным видом, будто так оно и надо, и пошла прочь. Болтала она без умолку, стараясь притом делать это свысока, но это тоже не очень выходило. Болтала она о вещах понятных – драконах, мантикорах, Морском народе и прочем в том же духе. Удивительного в этом потоке слов не было ничего. «Все иберийцы много болтают», – говорила старая Лотта. А ещё иберийцы глупые, жадные и хвастливые. Хвастливые – это точно. Вот и эта Альба уже вовсю хвастается своими дядьями и драконами.
…Стоп.
Ксандер сморгнул. Цветущие деревья никуда не делись, хотя их ветки были гораздо ближе к его лицу, чем помнилось. Издалека раздалось юным голосом Исабель:
– Принц!
Иберийка возникла из-за осыпанного лепестками, будто снегом, куста, глядя на него внимательно и требовательно. Ей было десять лет, только десять лет, но их глаза были на одном уровне, и ветки вновь качались высоко над его головой.
– А я видел мантикору, – пробормотал он.
– О, мантикору? – глаза Исабель загорелись любопытством. – Дядя говорит, что они у нас не водятся, и я ни одной не видела, только на гравюре. Где ты её видел? А у неё правда скорпионий хвост?
Грозный зверь впился когтями в камень над входом в абсурдную, невозможную тьму…
…разнежившийся зверь мирно развалился на солнце, и только ядовитый хвост чуть подергивается во сне…
…делай, что положено…
Он потряс головой. В глазах прояснилось. О чём они говорили? Да… мантикора.
– Она красная, огромная, с острыми зубами и да, с хвостом скорпиона. Мы ездили в Амстердам в прошлом месяце, и там папа взял меня в зверинец своего друга, – Ксандер серьёзно взглянул на девочку, как будто бы сомневался, что она способна его понять. Затем подумал и осторожно добавил: – Сеньора.
Иберийка вызывающе подняла подбородок.
– Драконы всё равно лучше. Они сильные, быстрые, и легко могут убить вас, если зазеваетесь. Один-два плевка огнём – и вы уже не вы, а кусок поджаренного мяса. Родная матушка не узнает. – Она оценивающе прищурилась. – Я хочу завтра отправиться в драконарий, но вы, если боитесь, можете остаться здесь.
Хорошо бы всех Альба съели драконы!
– Мне нечего бояться драконов, – сказал он с вызовом.
Исабель на несколько секунд задумалась.
– Моего отца съел дракон, – сообщила наконец она. – Он был чернокнижником и очень глупым, и скрыл свои занятия от деда, чтобы жениться на моей матери и получить её приданое. Глупый жадный чернокнижник. Но от дракона-то не скроешь. Он чует.
Монстр одобряет монстра. Всё правильно. Все они тут такие. Сначала изучат и позабавятся, как с той мантикорой в зверинце, а потом…
…и жди.
– Ты ей соврал, что не боишься, – раздался из-за спины печальный строгий голос.
Он развернулся, не веря ушам, но так оно и было – Мориц!
Настоящий, живой, брат стоял прямо перед ним, чуть покачиваясь на каблуках, как всегда любил делать, укоризненно глядя из-под неровно отросшей челки. С минуту Ксандер пялился на него, пытаясь определить (хотя как?) не призрак ли он, но тут под каблуком хрустнул гравий, и он рванулся вперед, споткнулся и буквально повис у брата на – настоящей! крепкой! – шее. Мориц тоже строгости не выдержал – улыбка тронула сначала уголки губ, а потом он уже ухмылялся во весь рот и стиснул его так, что чуть ребра не затрещали, а уж Ксандер сам вцепился в него не хуже устрицы.
– Ты – живой? – выдохнул он в светлые волосы брата – светлее, чем у него самого, точно такие же, какие он помнил, и так же смешно щекотавшие нос.
Мориц промолчал.
– Ты был здесь? Живой? Нам сказали, ты…
–Умер, – глухо и безнадёжно ответил брат на ухо, замерли его руки, хлопавшие по спине, и сердце Ксандера ухнуло вниз, как будто до того оно держалось именно в этих руках. – Так и есть.
– Но… – Ксандер стиснул пальцы на худом плече, до боли. – Ты же…
– Я тебя ждал.
На этот раз промолчал Ксандер. Просто не знал, что на это сказать.
– А ты вырос! – с немного натужной веселостью сообщил брат, наконец разжав объятия и отодвинув от себя Ксандера на вытянутых руках.
– Почти как ты, – выдохнул Ксандер – и запнулся: Мориц помрачнел.
– Прости меня, – сказал он уже без всякой улыбки. – Так вышло, но… прости.
– Ты не ви…
– Виноват, – прервал его брат. – Я подумал, что она просто девчонка, что она ничего мне не сделает.
Ответить на это опять же было нечего.
– Я тогда расслабился, – сказал Мориц совсем тихо и сел на камень, и Ксандер сел рядом, чтобы расслышать. – Они оказались не такие, как рассказывала мама – ну, ты знаешь…
Ксандер кивнул – и тут же, без предупреждения, мир вновь перевернулся.
…Небольшой уютный зал со столом едва на дюжину человек. Сидели за ним
