Падеспань - Ростислав Жуков

До Прадильо, 40 (метро Альфонсо ХIII, линия 4) мы добирались на другой конец города пешком часа два. Там дело упёрлось в наше знание, точней, почти незнание испанского языка. По-испански я несколько лучше говорил, нежели сам понимал то, что мне испанцы говорили; Шосс лучше именно понимал; так и перебивались. Прогресс, конечно, шёл, но медленный; всё-таки в Испании мы находились ещё меньше месяца.

Английский язык Шосс знал лучше, чем испанский, и на Прадильо, 40 его пригласили на беседу – интервью – через английского переводчика.

Я же почему-то убоялся беседы как по-английски, так и по-испански. Что делать, иногда меня тормозит; по прошествии пары месяцев жизни в Испании точно не убоялся бы. Мне назначили интервью на другой день через русского переводчика, которого на Прадильо не было, и которого нужно было откуда-то пригласить.

«Крус Роха Эспаньола». Шосс благополучно прошёл интервью и получил направление в «Крус Роха», «Красный Крест», где ему должны были предоставить новый альберг – на три месяца, пока на Прадильо будет рассматриваться его дело, а также столовую. Шоссу выдали бумагу с фотографией, в которой говорилось, что Шосс подал прошение об асило политико в Испании. Таким образом, три месяца, в течение которых соответствующие инстанции решали, давать Шоссу асило политико или нет, он находился в Испании легально.

Я интервью не прошёл ни тогда, ни после (в назначенный день лень было переться на Прадильо); никаких политических убежищ я тоже никогда не просил; однако мы с Шоссом вместе отправились в «Крус Роха», и результат был одинаковым.

«Крус Роха Эспаньола» находилась по адресу: улица Хуан Монтальво, 3 (метро Гусмáн Эль Буэно, линия 6; выход на улицу Басков).

Тут-то мы наконец оказались среди своей братии. Африка, Латинская Америка и Восточная Европа предстали перед нами в полный рост и во всей своей красе. Находиться среди испанцев, несомненно, было куда как приятнее.

Как Шосс, так и я после беседы со здешней асистенте сосиаль (тут я уже преодолел давешнюю боязнь и бодро чесал языком по-испански, хотя и с ошибками, и меня прекрасно поняли) получили тархеты – карточки, дававшие нам право жить в специальном альберге для иностранцев, что находился на дальней восточной окраине Мадрида, в районе Сан Блас, близ метро Симанкас (линия 7). Также мы получили тархеты на питание в столовой и билеты на 10 поездок в метро.

Бывший тут же шеф нового альберга, негр в золотых очках по имени Андре, разъяснил нам и правила пребывания в альберге – они были такими же, как в «Сан Исидро»: не пить, не драться, не курить в спальнях и выполнять распоряжения персонала.

Осмотр на месте12. Мерседес мы о получении тархет ничего при всём при том не сказали, так как уже поняли, что там за альберг такой, и какой там контингент, и хотели как можно дольше продержаться в полюбившемся нам «Сан Исидро» на Пасео дель Рей.

Мерседес, впрочем, не давала нам покоя и упорно вызывала к себе в кабинет теперь уже каждый день, допытываясь, когда мы наконец устроимся в альберг для иностранцев и покинем «Сан Исидро», в котором живём уже слишком долго, хотя нам там вообще жить нельзя. В связи с этим мы старались исчезать из «Сан Исидро» сразу после завтрака и сразу после обеда. Мерседес сидела в своём кабинете только в первой половине дня, и вечером встречи с ней можно было не опасаться.

Пользуясь тем, что у нас теперь были билеты на метро, на станцию Симанкас мы съездили на следующий день после завтрака.

Возле метро Симанкас мы увидели вереницу негров и арабов, идущих из альберга, и узнали у них, где он находится.

Альберг был расположен в конце улицы Кастильо де Уклес на пересечении с улицей Вальдеканильяс. От метро Симанкас надо было идти мимо бара «Уклес» и всё время прямо вдоль парка, который будет по правую руку. Адрес альберга – улица Вальдеканильяс, 112. Назывался альберг, поскольку находился рядом с большим парком Эль Параисо13, «Эль Парке» – а дальше уже начинались пустыри, так как это была окраина Мадрида. Мы осмотрели альберг снаружи, и нам сразу всё стало ясно.

Окна двухэтажного кирпичного дома были забраны мелкой решёткой; двор обнесён стеной с колючей проволокой поверху, а в другом крыле того же здания вполне логически располагалось отделение «Полисии Мунисипаль». Внутри, судя по всему, имелись комнаты чёрт знает на сколько человек; хотя стёкла были матовые, мы разглядели двухъярусные койки. На окнах сушились носки и прочая дрянь.

Внутрь нас не пустили. Стоявший в дверях работник «Крус Роха», взглянув на тархеты, сказал, что мы можем прийти вечером, и тогда нам укажут наши койки. Сейчас же войти уже нельзя, так как в 10 утра альберг закрывается, и днём там никого не бывает. То есть это сугубо ночлежка.

Мы поспешили обратно.

– Ну уж нет, – сказали мы, – пока не попрут с Пасео дель Рей, сами сюда не пойдём.

Прощание с «Сан Исидро». Случилось это, впрочем, скоро. Мерседес всё же выловила нас как-то после обеда, и мы – сколько ж можно тянуть кота за хвост! – наконец показали ей новые тархеты.. Она аж подпрыгнула от радости.

На этом всё и кончилось. Нам велели собирать вещи. Мерседес уведомила дежуривших в тот день Самуэля, добрую девицу и Жирняка, что мы тут больше не живём. То есть, чтобы полдник нам ещё дали, но до ужина выпроводили. После этого она любезно простилась с нами и со вздохом облегчения ушла.

Дон Висенте подарил нам на прощание тысячу песет.

Мы тоже попрощались со всеми нашими знакомыми, а Самуэлю, уходя, я оставил на память в качестве сувенира тысячу рублей из пачки валявшихся в моей сумке абсолютно ненужных здесь, в Испании, российских денег.

Так они и остались в моей памяти – Самуэль, девица и Жирняк, с изумлением разглядывающие большую зелёную бумажку с видом Московского Кремля, на которую ничего нельзя купить, и которую нельзя поменять на песеты.

С таким же изумлением они бы, наверно, разглядывали марсианские деньги с видом какого-нибудь Агатодемона.

Мимолётные встречи. Прошли месяцы, нас с Шоссом выгнали уже и из нового альберга, а мечту о возвращении в «Сан Исидро» на Пасео дель Рей мы всё ещё продолжали лелеять.

Несколько раз мы встречали на улицах Мадрида наших знакомых плусов из «Сан Исидро». Они нас узнавали, дружески здоровались и расспрашивали, как и где мы теперь живём. Повстречавшийся нам как-то Радостник, например, с живейшим интересом расспросил, как кормят в столовой иностранцев. Магуист, встреченный нами в метро, нас, очевидно, не узнал; нас поразило то, что он был в рабочей спецовке, а из карманов его торчали разные инструменты – он в метро работал, причём видели мы его там не один раз. Встречали мы и Ираки с пачкой газет «Фарола», и других.

Мечту нашу о возвращении в желанный и родной «Сан Исидро» мы пытались осуществить. Мы просились туда хоть на пару ночей. Нас не пустили.

Но один раз это удалось мне одному. Я ломился туда уже поздно ночью, и после попыток, длившихся не менее часа, мне всё же разрешили один раз переночевать. Койку мне дали в «Урхенсиас».

Как же я был счастлив, увидев по пробуждении стоявшего посреди комнаты Хорхе, который скрюченными пальцами вытаскивал из пачки сигарету «Дукадос»! На меня он, конечно, внимания не обратил. Плусов появилось много новых, но немало осталось и известных мне.

Дон Висенте, когда я встретил его в салоне, естественно, узнал меня, пригласил за свой столик и угостил сигаретой «Фортуна».

– А ты помнишь, как меня зовут? – как обычно, строго спросил он.

– Дон Висенте Хименес, – сказал я, – я не забываю добрых людей, и как вы подарили нам тысячу песет, я тоже помню.

Дон Висенте со строгим достоинством кивнул мне; было, однако, заметно, что он тронут.

После завтрака меня вызвала Мерседес, и на этом моё свидание с «Сан Исидро» закончилось: подхватив сумку, я зашагал прочь от альберга по залитому утренним солнцем Пасео дель Рей.

Глава 3. Альберг «Эль Парке» – I: первые впечатления

Грязь, болота, трясины, хлюпающие провалы ям, гнилостные испарения, пузырьки газа, иссиня-бурый туман, от которого першит в горле – … вот куда меня занесло через 249 лет… Ночью – бульканье, хлюпанье, всплески, чмоканье болотных газов… А уж воняет! Некуда было так спешить.

Хардинес де Феррáс. Покинув Пасео дель Рей, в наступающих сумерках мы с Шоссом пили пиво. За 20 дней жизни в «Сан Исидро» мы только один раз потребляли алкоголь, когда во время прогулки нашли в кустах недопитый кем-то картон вина. То был период полного безденежья.