Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - Александр Бузгалин

Характеризуя систему косвенных регуляторов, мы подчеркнули, что в них соединяются рыночные и нормативные начала. В самом деле, любой из этих параметров, будь то налог или условия предоставления кредита, устанавливается как норматив, т. е. априорно, до осуществления хозяйственной деятельности. Более того, он является заданием, обязательным для выполнения хозяйственными субъектами. В противном случае они несут материальную, юридическую (а возможно, и уголовную) ответственность. Тем самым косвенные регуляторы представляют собой элемент нормативного, сознательного регулирования экономической жизни. В то же время они призваны воздействовать на интерес хозяйственного звена как товаропроизводителя, работая лишь в рамках рыночной системы отношений и институтов.

В любом случае проблемой для системы нормативов, характеризующих как прямые, так и косвенные методы управления, является определение меры и конкретных направлений сознательного воздействия на экономику со стороны государства, общественных организаций и иных субъектов.

Еще одно замечание, которое является принципиально важным и может подытожить рассуждения о сознательном регулировании экономики как пострыночном механизме: объективной необходимостью является соединение всех механизмов централизованного воздействия на экономику (как со стороны государства, так и со стороны остальных институтов) в систему единых согласованных программ. Недопустимым является, например, расхождение политики государственных заказов с политикой налогообложения; прямого бюджетного финансирования и предоставляемых налоговых льгот. Разлад такого рода деятельности способен вызвать разрушение не только рынка, но и всей экономической системы.

Для того чтобы предотвратить такую ситуацию, старая добрая экономическая теория предлагала, на наш взгляд, достаточно радикальный выход: объединение всех институтов, осуществляющих воздействие на экономику, в рамках так называемого «единого экономического центра». Иначе говоря, институционально сознательное воздействие на экономику должно быть согласовано, скоординировано и подчиняться единой воле, которая должна выражаться не чиновничеством, а представительными органами государственной власти (во всяком случае, тогда, когда эти органы формируются как действительно демократические, отражающие интересы большинства общества).

Завершая наши размышления о движении общества от командной экономики к современным формам рынка и пострыночного регулирования, хотелось бы подчеркнуть: в России и движение к социально ориентированному рынку, и развитие пострыночных механизмов предполагают в качестве своего обязательного условия антибюрократическую, антиноменклатурную революцию и пробуждение социально-творческой (в том числе предпринимательской) активности широких слоев населения, прежде всего трудящегося большинства страны. Рынок в нашей экономике будет цивилизованным, а пострыночные механизмы регулирования — эффективными только в той мере, в какой они будут развиваться на основе ассоциированной, демократически организованной новаторской (предпринимательской) деятельности граждан нашего общества, трудовых коллективов, общественных организаций и объединений, государственных структур, других институтов нашего общества.

Для пострыночных механизмов эта задача становится актуальной вдвойне. Они возможны и необходимы там и в такой степени, где они могут быть более эффективны, чем рынок. Где именно? В принципе модель решения этой проблемы может быть достаточно простой. Если хозяйствующие субъекты (производители и потребители, профессиональные союзы и государство) находят возможность нерыночного решения своих экономических и социальных проблем и этот путь оказывается более эффективным экономически и более справедливым социально, чем рыночный, то эти пострыночные механизмы могут и должны развиваться и поддерживаться.

Плоды «приватизации»: система отношений собственности, сложившаяся в трансформационных экономиках[4]

Как было отмечено выше, для трансформационной экономики вообще типичны качественные изменения форм, прав, институтов собственности и передела объектов собственности (эти процессы не совсем точно принято обозначать термином «приватизация»), причем происходящие в общей обстановке слабости и противоречивости институциональной системы (диффузии институтов). В связи с этим права собственности в нашем обществе слабоспецифицированы (по сравнению с устойчивыми системами позднего капитализма и «реального социализма»).

В случаях низкой и/или крайне противоречивой специфицированности прав собственности трансакционные издержки трансформационной экономики, вызываемые этими причинами, столь велики, что способны интенсифицировать спад производства (последний, при прочих равных условиях, тем больше, чем слабее спецификация прав собственности).

Статистическое определение величины трансакционных издержек, вызванных слабой специфицированностью прав собственности в конкретных условиях конкретных стран, крайне затруднительно. Однако несложно предположить, что система, где (как, например, в странах СНГ) каждый бизнесмен должен содержать мощные формирования охранников (они же зачастую рэкетиры), а общее число этих последних превышает численность милиции; где на Конституцию в каждодневной жизни вообще никто не обращает внимания и многие записанные в ней гарантии давно стали пустым звуком, а законы (например, бюджет) систематически нарушают все, начиная с президентов и премьер-министров, — в такой системе трансакционные издержки не могут не быть соизмеримы с производственными. К тому же из практики известно, что в странах СНГ любая относительно крупная (от нескольких десятков до сотни миллионов долларов) трансакция превращается в проблему, связанную с апеллированием если не к министру, то к губернатору, едва ли не со смертельным риском для ее участников.

Нестабильность институтов и связанные с этим низкий уровень доверия, постоянная изменчивость и слабая специфицированность прав собственности, с одной стороны; обусловленность этих процессов качественными трансформационными сдвигами — с другой, позволяют предположить наличие устойчивой корреспонденции между глубиной трансформации и величиной трансформационных издержек: последние тем выше, чем глубже изменения. Эта связь к тому же интенсифицируется кризисом (там, где он есть) трансформационных экономик.

Отличительной чертой большинства трансформационных экономик является постоянное перераспределение прав собственности и имущества под определяющим влиянием локального корпоративного регулирования («конкуренции» корпораций) и неэкономических факторов (государственные акты, коррупция и т. п.).

Вследствие этого формы собственности, юридически зафиксированные в переходных обществах, являются неадекватными их действительному экономическому содержанию в той мере, в какой происходят названные выше процессы.

Значительная часть приватизированных, т. е. формально считающихся частными, предприятий (акционерных обществ) находится в смешанной собственности либо со значительным участием государства, либо со значительной долей акционерного капитала в руках работников этих предприятий.

На деле, однако, крупные пакеты акций в руках государства редко являются инструментом реального контроля государства над деятельностью предприятий. Вмешательство государства чаще принимает форму вмешательства конкретных чиновников или их группировок, преследующих личные интересы, стремящихся получить выгоды от принятия тех или иных решений, например, решений о продаже государственных пакетов акций. Акции же в руках отдельных членов трудовых коллективов на практике обеспечивают концентрацию большей части реальных прав собственности в руках высшей администрации предприятий.

Не существует полностью достоверных и сопоставимых данных о структуре владельцев акционерного капитала. Эти данные получаются путем различного рода опросов и потому содержат заметные различия.

Однако, вне зависимости от конкретных показателей, имеющиеся источники достаточно единодушно отражают общую тенденцию: снижение удельного веса работников предприятий во владении акциями (если первоначально им принадлежало около 2/3 акций, то сейчас эта доля составляет, по самым высоким оценкам, менее 40 %, по самым низким — менее 30 %), снижение удельного веса государства (на федеральные и региональные органы власти приходится значительно менее 10 %), возрастание (или стабилизация) доли менеджеров (которая оценивается в 15–20 %), некоторое укрепление позиций внешних акционеров (их доля приближается к 40–50 % акционерного капитала).