Финт покойной тети - Юлия Павлова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ура! В нем тоже был запаянный четырехугольник, но с пятидесятидолларовыми купюрами. Радость моя была в два раза меньше, но, рассудив здраво, я решила представить самой себе, что первым бы разбила горшок с кактусом, тогда кашпо с плющом доставило бы мне радости в два раза больше. А от перемены мест слагаемых сумма, как известно, не меняется. И я порадовалась за себя еще раз, уже полноценно, на сумму в пятнадцать тысяч.
Времени на мои археологическо-цветочные раскопки ушло три часа. Ну ничего себе зарядка. Нога ныла от напряжения, Стерва следила за моими действиями с неослабевающим интересом, все время пыталась помочь копать и теперь походила не на элитную йоркширку, а на половую щетку после генеральной уборки в затопленном земляном подвале.
Пока я раздумывала, стоит ли сейчас же продолжать землекопательные работы или погодить до приезда родителей, позвонил папа и взволнованным голосом доложил о том, что они не вернутся сегодня в стольный град Москву по причине их с мамой совместного желания произвести опись ценных предметов на унаследованной папой даче. Мне же рекомендовалось, дабы не было страшно, пригласить к себе ночевать Милу или любого другого человека, приемлемого для достойного проведения вечернего досуга.
Вот такая речуга. Она означала, что папа немного «принял», у него хватило смелости доехать до ближайшей железнодорожной станции и позвонить оттуда. А на даче его наверняка ждет мама, жарящая картошку на свиных шкварках и охлаждающая водку в холодильнике. Я заверила отца, что всенепременно прислушаюсь к его рекомендациям, нагоню полный дом гостей и не позволю себе бояться как криминальных личностей, так и привидений. А также пожелала им нормально провести вечер и помириться хотя бы ненадолго. Папа промямлил благодарственные слова.
Мне кажется, что после разъезда с сестрой, когда Катя перестала ежедневно напоминать отцу об измене мамы, он стал у нас чаще бывать. А после смерти тетки, которая, кроме меня, была единственным знающим о мамином загуле человеком, папе стало некого стыдиться, и он опять потянулся к бывшей жене, которая была не только матерью его любимой дочери, но и просто устраивала его во всех отношениях.
Они прожили вместе почти двадцать лет. Если при выражениях других людей отец морщился, то мамины высказывания не замечал. Ему нравилось, как она готовит, нравилось, что она не дергает его по пустякам, когда он дремлет у телевизора после работы, нравилось спать с ней, прижавшись к теплому телу и уткнувшись в мягкую большую грудь. Мне не надо было об этом рассказывать, достаточно было видеть их по утрам, когда мама потягивалась, одной рукой нащупывая пульт телевизора и включая «Новости», а другой тормоша сонного папу, у которого на щеке были видны розовые полоски-складки наполовину от подушки, а наполовину от маминой ночнушки, в которую он утыкался во сне.
Наверное, к возрасту «ягодки» моей маме захотелось «африканских» страстей и дополнительных материальных субсидий, но для любовницы она была слишком властной.
Мне она не каялась в своих ошибках, не рыдала на плече и у отца прощения не просила, наоборот, припоминала грехи им одним известные. Но иногда, ковыляя ночью в туалет через ее комнату, я слышала, как она плакала. Она не ревела в подушку. Она лежала на спине, лицом к потолку, сдерживала вздохи и вытирала слезы с щек.
Господи, да о чем я думаю! Родители разберутся в своих отношениях в любом случае, а я сегодня нашла клад!
Не знаю, как реагируют на найденные пятнадцать тысяч миллионеры, я их мало встречала, практически ни одного, но моя радость перешла в другое качество. В раздумье. Куда денежки потратить? В принципе, это не проблема, тут моя мама справится за день, но мне тоже хотелось бы поучаствовать в этом нелегком деле.
Надо настроиться и понять, чего мне хочется больше всего? В прошлом году мне больше всего хотелось длинную норковую шубу. Как у Кати. У меня была черная синтетическая на холода, но ей было столько же лет, сколько моей бабушке, был полушубок из норки, но опять же с Катиного плеча, и если ей он прикрывал бедра, то мне едва прикрывал… зад. В мороз очень чувствовалось. Но теперь у меня две шубы, два плаща и три пальто. Главное, поменьше есть и постараться их на себе застегнуть… Тут я вспомнила сегодняшнюю курицу и кусок хлеба к ней. Черт! Опять забыла про раздельное питание.
Так, продолжаем шоу по выбору желания. Все тряпки, о которых мечтали я, мои знакомые, знакомые моих знакомых или, например, целые женские коллективы цехов и контор, у меня есть. Чего у меня нет?.. Любимого человека. То есть для «перепиха» может подойти Леонид, который периодически и приходил ко мне за этим, когда мама уезжала к папе «обсудить кое-что важное». Но как любимый человек Леонид восприниматься не может, так как он невзрачен, много выпивает за вечер и в постели думает только о себе.
Пока на горизонте нет подходящих кандидатур, а Леонардо Ди Каприо и так слишком занят любовницами, подумаем, чего же я хочу еще… Чтобы родители опять поженились! Но этого за деньги не сделаешь. А что можно сделать за деньги? Операцию. Операцию, пятую по счету, моего многострадального колена. А на сколько тянет такая услуга? С микрохирургией, наращиванием сухожилий и костной ткани? Тысяч на двадцать. Что из этого следует? А то, что хватит сидеть сложа руки, пора браться за остальные цветочные горшки. Если там есть пачки хотя бы по двадцать, десять, пять и одному доллару, то и это неплохо, я согласна и на восемнадцать тысяч.
Я вспомнила вчерашнего парня. Скорее всего его личность уже установили… Думать о нем было тяжело. И, взяв жестовский поднос, я пошла в спальню за цветами.
Естественно, что телефон зазвонил именно тогда, когда я шла обратно с тяжелым подносом, стараясь не упасть, запнувшись о ворс ковра, и не уронить скользящие по подносу горшки. А они вполне могли навернуться от моей неровной походки.
Поставив цветы на стол, я схватила трубку. Это опять звонила Мила. Она, понизив голос и прикрывая рот ладонью, начала рассказывать мне о пользе регулярной половой жизни для женщины в любом возрасте. Я с ней согласилась коротким: «Ну?», и Мила попросилась ко мне в гости вечером вместе со своим воздыханным Шурочкой. Для набивания себе цены я выдержала ее монолог о ценности человеческого общения еще минуту и согласилась принять сегодня в новой квартире Милу и Шуру. Она замялась на секунду:
— А Леонид?
— Что Леонид?
— Шурка без него может отказаться.
— Ну и черт с ним, посидим вдвоем. Мне тебе надо многое рассказать.
— Настя! В отличие от тебя, я не фригидная эгоистка. Я с ним трахаться хочу!
Мила это заорала в полный голос, и я представила реакцию окружающих ее дам в консервативной редакции технического издательства. Издательство практически разорилось, но женщины ходили на работу с упорством Сизифа. Мне стало жалко Милу, которая не могла привести Шуру к себе домой. Там, как и у нас, тоже были две проходные комнаты, активнейшая Милкина мать, толстая кошка Мусяка, но еще и пятилетний сын Милы — Вовочка. Со скуки не помрешь.
— Ладно, часам к семи подгребай со всей компанией. Можете ничего не покупать, сама сделаю стол. Это будет как новоселье и как поминки по моей любимой Кате одновременно.
— Спасибо, Настюша! Мы будем ровно в семь. Целую!
Пока я не поступила с подачи Кати в институт, я думала, что самая настойчивая и громкоголосая женщина в России — это моя мамочка, но после посещения квартиры Милы еще на первом курсе я поняла, как ошибалась. Милина мама при обсуждении качества купленного сегодня мяса, не особо напрягаясь, перекрыла звук собственного работающего пылесоса и соседской дрели. При этом «семейном» разговоре бывалые отделочники у соседей перестали долбить стену, испугавшись и прислушиваясь к звукам, напоминающим перебранку пароходов, но, видимо, соседи их успокоили, и они продолжили дальше вгрызаться в дрожащую стену.
Мила тоже не отличалась скромностью при изложении своих мыслей. В институте ее было слышно в обоих концах длиннейших коридоров. Иногда ей удавалось говорить тихо, часто это происходило на экзаменах, когда она не знала материала. Если, не дай бог, в этот день она случайно подготовилась к вопросам, бедным преподавателям головная боль была обеспечена минимум на сутки.
Мила говорила уверенно, рубила рукой воздух и потряхивала головой с пушистыми волосами. Пытающихся задать вопросы преподавателей она просто не слышала и излагала выученный, а иногда даже и понятый материал до конца. При этом, не справляясь со звуковым напором, гнулись оконные стекла и дрожали входные двери.
Одногруппникам не нужно было потом спрашивать, на какой вопрос ей пришлось отвечать, — не услышать ее ответ могли только прохожие на другой стороне улицы, если, конечно, не прислушивались. Остановить Милу можно было, только придвинув к ней зачетку с вожделенной четверкой. При тройке она впадала в праведный гнев и орала, чтобы ей задали дополнительный вопрос. Опытные преподаватели при ее ответе выходили в коридор покурить.