Третий раунд - Андрей Поповский

Наверное, нет наказания без вины и Егор, много размышляя над причинами, приведшими его в тюремную камеру, прекрасно понимал, что по большому счету он сам виноват в том, что очутился в этом месте. Это удел слабых духом людей — кричать «меня подставили и обманули, пожалейте меня, ведь я такой несчастный»! Здравомыслящий и сильный духом человек понимает, что подставился и обманулся в первую очередь он сам. Это он сам дал возможность своему лучшему другу использовать себя в качестве лоха, на которого был оформлен банковский кредит. Это он сам принимал участие во всех делах их бандитской бригады, ведь как ни крути, а иначе как бандитской бригадой их компанию назвать было нельзя. И, это он сам не захотел объявлять Марику войну, когда понял, что тот его использовал и кинул. Тогда для Егора все то хорошее, что было в их с Мариком дружбе, перевесило накопленные обиды и злость на то, что его просто использовали. В конце концов, ведь так было не всегда. Они когда-то ели из одной тарелки и укрывались одним одеялом, они когда-то прикрывали один другому спину и оба были уверены друг в друге на тысячу процентов. Что с того, что один из них забыл все это ради минутной выгоды и золотых гор, другой-то ничего не забыл — ни хорошего, ни плохого, и хорошее, в глазах Егора, весило намного больше, чем плохое. Так стоит ли винить во всем Марика, или лучше обратить внимание на свои неблаговидные поступки? Что выбрать — месть или прощение? Кто виноват — он сам или другие? Вопросы, много мучительных вопросов, и ответа на них никто не подскажет, до всего надо доходить самому.

Витосу на третий день передали из дома вещи и умывальные принадлежности, а Егору разрешили взять сумку с личными вещами, предварительно изъяв оттуда, запрещенные к использованию предметы. Теперь они сидели и спали уже не на голом металле, а на стареньких шерстяных одеялах, привезенных матерью Витоса. С продуктами у них стало тоже чуть получше. Егор уже не воротил нос от казенной еды — голод не тетка, и когда есть захочешь по-настоящему, тогда и отвратная тюремная баланда покажется тебе райским угощением. Все эти дни Витос почти ничего не ел, спасаясь только чифирем, который готовил для него Егор, быстро усвоивший эту нехитрую науку. На пятый день Витос, наконец-то, начал потихоньку вставать, его лицо немного порозовело и к нему вернулся аппетит.

— Витос, а что это с тобой было? — как-то спросил его Егор во время обычной трепотни ни о чем.

— На простуду вроде не похоже.

— Ломка у меня была, — немного помолчав, нехотя ответил тот.

— Я как с зоны откинулся, все это время плотно на героине сидел, а тут в хате меня и прихватило. Достать ширева здесь негде, вот и ломало меня по черному. Сейчас уже отпустило, а первые дни было тяжко — хоть вешайся.

— Ну ни фига себе, — удивленно присвистнул Егор.

— А я-то думал, что при ломке наркоманы ведут себя как буйнопомешанные и на всех подряд кидаются.

— У всех это по-разному бывает. Меня вот так уже не первый раз ломало, так что я точно знаю, что все это перетерпеть трудно, но вполне можно, — вяло пожал плечами Витос.

— Хреновое это дело, наркота, — немного помолчав, сказал Егор.

— У меня столько знакомых на нее подсели. Были нормальными пацанами, а стали… законченными наркошами. Сначала все деньги извели на это дерьмо, потом все ценное из дома повытаскивали, а теперь за дозу мать родную продать могут…

— Нет, ну это ты загнул, мать продать за дозу, — возмущенно запротестовал Витос.

— Все люди разные, я-то себя контролировал, хотя денег, конечно, у меня уходило не меряно — в день минимум пятьдесят баксов.

— Значит, ты еще не успел подсесть на это дело по-настоящему, — убеждено сказал ему Егор.

— Говорю же тебе, я видел, куда заводит людей наркота.

— Как не успел? — снова встрепенулся Витос, а потом, опустив голову, с горечью добавил.

— Я все успел… Если меня сейчас закроют, может и спрыгну с этой темы, на зоне-то героином особо не разживешься… хотя и там можно, но это уже за бешеные бабки… А так пережить ломку, это еще полбеды, намного труднее не начать снова, когда появится такая возможность…

Через неделю пребывания в изоляторе, Егора вместе с Витосом перевели в другую камеру, попросторней. Там, в гордом одиночестве расположившись на одной из двух двухярусных шконок, обитал невысокий плотный мужик лет сорока. Мужик оказался местным предпринимателем средней руки, которому, как он утверждал, менты внагляк подсунули в машину чек с героином. Он находился в этой камере уже второй день и успел порядком устать от одиночества, поэтому новые соседи, с которыми можно было хоть словом перемолвиться, пришлись весьма кстати. Звали предпринимателя Геной, и для жизни в камере упакован он был просто по высшему разряду. Его шконка была застелена двумя толстыми мохнатыми покрывалами, на них лежала самая настоящая подушка с чистой домашней наволочкой. Одет он был в фирменный адидасовский костюм, а его пухлая кожаная сумка просто ломилась от разнообразной еды. По всей видимости, у Гены была протоптана неплохая дорожка на волю и к черствым, но легко ощущающим возможность поживы душам местных вертухаев.

Гена, как радушный хозяин, сразу же после чисто формальной процедуры первого знакомства накрыл поляну, накормив новых соседей до отвала деликатесами из своей необъятной сумки. У него каким-то чудом при себе оказалась даже пластиковая литровая фляга с водкой, которую он, вместе с Витосом, приговорил еще до наступления полуночи. Егор от выпивки отказался, налегая больше на колбасу, сыр и свежие овощи. Признаться, он и на воле не часто ел продукты такого качества. Изрядно наевшись, он осоловел и уснул на соседней шконке, в то время как изрядно захмелевшие Витос с Геной до глубокой ночи вели длинные разговоры за жизнь. Гена, хоть и был предпринимателем, но относился к бизнесменам новой полубандитской формации и прекрасно ориентировался в хитросплетениях тюремных понятий и быта, и вообще был весьма подкованным по этой части. В его лице Витос нашел для себя интересного собеседника и благодарного слушателя.

Следующим утром Гену неожиданно выпустили на волю, чем тот, кстати, был совершенно не удивлен, так как был он по жизни отнюдь не сиротой и за него было кому похлопотать. Многочисленные друзья предпринимателя и его партнеры по пивному бизнесу активно нажимали и щедро смазывали все тайные пружины весьма избирательного механизма российского правосудия. На прощание расчувствовавшийся Гена подарил своим сокамерникам по одеялу и оставил им все свои продукты.

— Да на хрена они мне после тюрьмы дома нужны, — остановил он Егора, который было стал его искренне благодарить.

— Были бы бабки, а этого добра сейчас на любом рынке навалом, так что берите на память, для хороших пацанов не жалко…

Через полчаса, когда Гена с вещами уже покинул камеру, Витос с досадой сильно хлопнул себя ладонью по лбу:

— Во бляха-муха, как же я забыл — то!

— Чего забыл? — лениво глянул на него Егор, расслабленно лежавший на своей шконке.

— Да лоханулся я, как фраер дешевый, по всему было видно, что Генчика вот-вот должны будут выпустить, надо было заранее на волю маляву накатать, он бы ее занес кому надо. Как же я не допер-то, а? — Витос растроенно цыкнул выбитым зубом и покачал головой.

— Да и тебе бы можно было своей бабе весточку подать, что ты не бросил ее, а на киче паришься, глядишь бы, и она тебе сюда дачку закинула.

Упущенная возможность подать хоть какую-то весточку Лине расстроила Егора донельзя. Он ругал себя за то, что не дал ей своих координат, и теперь она не сможет ни позвонить, ни написать ему домой, чтобы узнать, что он уже давно выехал к ней в Москву. До этого Егор всегда звонил ей сам, и теперь его долгое молчание должно было ее напугать. Не получая от него долгое время никаких известий, она может даже подумать, что он ее бросил…

— Черт возьми, как же все неудачно складывается! — Егор в сердцах сильно ударил кулаком в стену, чтобы сильная физическая боль хоть на время заглушила его душевные терзания.

— Ладно, не парься, еще будет возможность цинкануть на волю, как там и что, — попытался успокоить его Витос.

Этим же вечером к ним в хату заселился десантник Степа, занявший шконку над шконкой Егора, а на следующий день к ним присоединился карманник Ганс, доведший число обитателей их камеры до полного комплекта.

— Слышь, Егор, а вот ты хоть и каратила и тренируешься тут постоянно, но я думаю, что тебе слабо будет выстоять против нашего десантуры.

Витос, который только что вчистую продулся в карты Гансу, искал для себя новых развлечений, а так как их список в камере был весьма ограничен, то он, предварительно пошептавшись все с тем же Гансом, решил устроить в хате нечто вроде гладиаторских состязаний.