Творения - Преподобный старец Верховский

И так живущим нам во отшельствии по силе нашей делали рукоделия и собирали разные ягоды и грибы и все оное относили в монастырь, а для себя потребное брали из монастыря. Один раз я сказал Старцу моему: «Почто мы так много занимаемся рукоделием, а особенно собиранием ягод? Ежели нам Бог дал жизнь отшельственную, то и должны более молением, чтением и богомыслием заниматься. Братия и без нашего рукоделия, и без наших промышлений довольны во всем, и кроме нас находятся такие, которые собирают и приносят на трапезу братиям грибов и ягод довольно». На сие Старец мне отвечал: «Весьма много и то для нас, что мы по любви братий к нам не в молве, но в тишине живем, и все нам готовое от монастыря потребное подается; то и нам надо тоже малостью отслуживать, к тому же мои молитвы не так Богу угодны, как братские, и когда принесу нечто и они на трапезе покушают моих трудов и помолят за меня Бога, то я верю, что их ради молитв Господь более меня послушает». И так Старец вседневно ходил собирать ягоды и грибы и на воскресной день относил в мона­стырь, за что все братия много его благодарствовали; я же мысленно его осуждал, зачем так суетится, а не безмолвствует, и часто за сие в лицн его укорял, он же опять отвечал мне: «Можно с Божиею помощью и ягоды собирая, и память молитвенную к Богу и богомыслие иметь, ибо тоже уединен, не с народом, но так же, как и в келье, один есть и, собирая, для отдохновения можно сесть во внимании сердеч­ной молитвы». И подобно этому много мне советовал, чтоб не высоко мнил о своем успеянии и чтоб не надеялся на себя, но паче на братские молитвы, сказывая еще: «По месту должно и вести свое житие, ибо здесь общее житие, обще и должны трудиться: они монастырскими потребами нас снабжают, а мы должны пус­тынными трудами им отплачивать; к тому же здесь близ нас во множестве ягод имеется, то если мы не будем брать, то так и останутся несобранны, ибо братии далеко сюда хо­дить, да и недосуг, так как другими монастырскими делами заняты. От молвы нужно удаляться, а не уединенного послушания отметаться». Но я, вопреки ему, верил более сво­ему мнению, нежели старцеву рассуждению, и так оставил его одного ходить за ягодами, а сам, оставался в келлии моей, вместо того начал много поститься и молиться продолжи­тельнее. Что же мне за такое несогласие и сопротивление по­следовало в чувстве сердца моего? Ничто иное, как только совершенное ожесточение, досада, негодование, расстройство в мыслях, осуждение, якобы отчуждение от Старца, томление и тягота в совести, и напоследок, видя себя таким объятым, начал приходить в отчаяние. И ежели бы Божиею милостью не познал мое заблуждение, в совершенную бы снизошел прелесть. И так начал окаивать себя с признанием, сколь гибельно, живя в повиновении у Старца, и не следовать по его рассуж­дению. И так придя к Старцу, упал я ему в ноги, прося прощения, тогда Старец обрадовано меня о Боге и простил, со словом прощения его все оные сопротивные чувства, томящие меня, исчезли во мне, и тогда же восчувствовал самого себя в прежнем обычном моем устроении, то есть мир­ным, радостным, любовным и покорным ко Старцу.

Живя же там, старец носил сокро­венно жестокую влася­ницу по нагому телу, сотканную из волос гривы и хвоста.

По прожитии нами 10-ти лет там при монастыре во отшельствии, в оное время отказался от строительства (наместничества) отец наш Адриан, желая в Москве в Симоновом монастыре восприять великий образ схимы; тогда, выезжая из монастыря, подал благословение, и советовал нам пойти в Сибирские пределы, рассказывая о тамошнем великом пустом пространстве, которое есть ненаселенное, но нам более желательно было вселиться во Афонскую Гору; и три раза отпускались в путь к Афонской Горе, и от многих благотворителей, а особенно от боголюбивого благотворителя Афанасия Ивановича Долгова, были снабжаемы денежною суммою, но не допустил Господь там нам побывать, хотя и со многим усилием старались. И так, возвра­щались обратно, возвращали и деньги благотворителям, дан­ные нам, говоря, что нам ныне, возвратившимся обратно, уже не нужны, а вы можете другим отдать, кои нужду в них имеют, и за сие последует вам от Бога сугубое вознаграждение, ибо вменится вам, якобы от нас не взяли, ибо по принуждению нашему от нас берете обратно и оным отдадите, то как за нас, так и за тех будет вам воздаяние. И за тако­й Старца моего поступок совершенно у всех благотворите­лей был любим и почитаем, говоря ему в лице: «Еще ни­кто обратно не отдавал, только вы одни». Однако еще у нас неугасимо было желание к Афонской Горе.

Когда же воцарился блаженной памяти Император Павел Петрович, тогда последовало запрещение, чтобы без доклада Его Императорскому Величеству за границу никого не отпускать. Тогда мы еще прошением просились, но Высочайшим его повелением велено было нам отказать. И так мы познали со­вершенно, яко не благоволит нам Господь вселиться во Святой Афонской Горе, если столико крат были на границах, но и ныне Господь Бог самим Государем возвратил нас, то по­что еще хотели опираться против судеб Божиих? А особенно не видя никакого препятствия, но еще и всякое вспоможение и удобство удалиться в Сибирские пределы, и там, возложась на Божию помощь и промысл Его, пустились в путь к Сибири, будучи напутствованы благословением отца нашего духовного Адриана, который был после схииеромонахом в Симонове мона­стыре, и его благословением. Он, отпуская нас, дал нам в напутие любимой свой тропарь к Казанской Божией Матери: «Заступнице усердная», — говоря нам, чтоб читали вседневно и будем благополучны в пути и везде. Но нам более желатель­но было где-нибудь в теплейших и отраднейших странах вселиться, ибо наслышались, что в Сибири хлад величайший и народ дикий, и весьма опасно, чтоб можно было житие пус­тынное проводить, а особенно потому, чтоб ходящие за промыслом не убили. Но Старец мой ответствовал: «Сподоби сего, Господи, ибо коего более может быть счастья, если невинно нас убивают; ибо живя надо многое подвижничество прохо­дить, а если убьют, то верное спасение и скорое». Однако мы не прямо в Сибирь устремились, но, обольщались надеждою сыс­кать место в теплейших странах, того ради решились первее страну теплейшую осмотреть, и так достигли Киева и милостью Митрополита два месяца были в Лавре успокоены. Потом от­правились в Крым, и там горы и дебри обходили, но по со­вести не нашедши, в рассуждении многих иноземцев, там живущих. Прибыли в Моздок, и там опасности ради из-за границы наездов не остались; тут нас за конвоем опасности ради из сожаления господин городничий повелел проводить. И так прибыли в Таганрог, но и там по желанию не приобрели. Приехали в Астрахань; тут мы решились, чтоб более с попутчиками и при обозах не ехать, вообще дабы большее спокойствие иметь, того ради купили лошадь. Сие было зимою, и так одни, сами о себе поехали, признавши, что нигде, но в Сибири благоволит Бог нам жить; и проезжали весьма бла­гополучно опасные места, доехавши же до такого места, где нужно было нам ехать не большею дорогою, но проселочною, и многие нам советовали одними не ехать, ради опасности от злых людей нападения; и так бывши мы в недоумении, тогда сверх чаяния проезжающие с обозом хозяева сказали: «Неиз­вестно нам, где с большим барышом товар наш продадим, но поедем для сих странных и проводим их сие опас­ное и лесное место, а Бог их ради нам лучше поможет продать». И так, оставив свой предпринятый путь, и нас ради нашим трактом поехали и более двухсот верст нас проводи­ли, охраняя и питая нас. Когда же мы расстались с ними и одни уже поехали пространною степью, и ночь нас постигла и при­шли две дороги, тут мы не знали, которою дорогою ехать, лесу же никакого не было, чтоб огонь возможно было развести. Тогда не знали, что делать, остановились и обозревали на все стороны. Только виделась пространная ровная степь, и так бывши в не­доумении говорили: «Господи, не знаем, куда ехать, а ночь находит». И вдруг узрели к нам приехавшего человека, и сказал нам, коею дорогою ехать и куда, и едва только успели мы сесть и оглянулись назад посмотреть, куда он поедет, но не стало его, и более уже его не видели. Тут мы удивились о Божией милости над нами и сие приписали Его промыслу, так изволившему нас помиловать, и оттоле ехали благополучно до самого Тобольска. И там Преосвященный Варлаам принял нас весьма благоприятно, дал нам жить в Ивановском монастыре и довольное содержание.

Доживши же до весны и до просухи, тогда дал нам от Ду­ховной консистории вид своего к нам благоволения жить нам в его епархии, где изберем себе по совести место. А господин губернатор дал от себя билет, да по всей Тобольской епархии свободный нам иметь проезд и в желаемых нам местах для обозрения давать проводников. И с таким напутием проезжали мы и проходили по разным пустынным местам и были в округах Тарской, Каинской, Томской, Енисейской и Красноярской и в Кузнецкой, где и постигла нас зима. И мы, желая уединенно и безмолвно зиму прожить, того ради удалились от деревни за 40 верст и в величайшем лесу сделали себе землянку, и один крестьянин обещал весною оттуда нас вывести. Живуще же там и видя у себя ма­ло на хлеб муки, того ради примешивали из древа пихты ко­ру и так питались, потому что ничего другого промыслить невозможно было; рыбы мало ловилось, так как зима была. Но когда уже бы и рыба перестала ловиться, мука же и харч почти весь вышел, снег же выпал глубокий, а потому помянутый кре­стьянин до хижины нашей везенный запас довезти не мог, но оставил от нас в дальнем расстоянии, говоря, что сами его следом можем там дойти и принести к себе. Мы же, будучи тощие, едва могли дойти до показанного места и, увидевши запас, простите, весьма обрадовались, ибо не евши дошли, не имея же никакого сосуда, в нем же бы замешать муку, тогда ухитрился мой Старец: сняв с себя верхнюю одежду (балахон) и насыпал муки, и полагая снег, и так пред огнем тая и мешая муку, и на жару напек опресноков, и евши укрепились. Переносивши же оной харч, жили спокойно до весны, надеясь на обещание помянутого крестьянина прийти вес­ною вывести их. Старец обычно много время провождал, углубляясь в сердечном внимательном молении, и многие молитвенные действмя происходили с ним, из коих едино, яко уважительнейшее, вписано в особенной книжице, написан­ной о его действиях.