Лимб. Анафемные души - Елена Филон

– Тогда что пытаешься сделать, мать твою?!

Не знаю. Хотела бы знать.

– Что, совсем ничего не чувствуешь? – ужалить больнее пытается.

– Нет, – выдавливаю в ответ горькую улыбку. – А разве должна?

– Это была ты! – рычит, повышая голос. – Тебя мы с Блэйзом принесли в жертву ради спасения собственных шкур. Твою жизнь разрушили. Так почему ты ещё здесь? Иди… Иди! Проваливай! Ты свободна! Давай, ВАЛИ!

Срывается. Даёт волю гневу.

Отшвыривает от себя мою руку, рывком поднимается на ноги, так что спинка стула ударяет по полу и, оставляя меня смотреть на пустое место, направляется к квадрату разбитого окна.

Не двигаюсь так долго, пока не начинаю дрожать от ночной жары, будто от лютого холода. Слушаю глубокое дыхание Рэйвена и кусаю губы, сдерживая себя от порыва злости пульсирующего на выходе изо рта.

Прогоняет меня? Вот так просто берёт и прогоняет после всего?.. После всего, что сделал! После того как…

– Моя смерть и на твоей совести, Рэйвен, – дрожащий шепот вырывается изо рта. – И пусть я не испытываю ничего от понимания этого, но факт остаётся фактом.

– Дошло наконец? – отравленный смешок слышится за спиной.

– Дошло, – киваю самой себе и нехотя смеюсь в ответ: мрачно и горько. – Дошло… – Разворачиваюсь к нему лицом и прожигаю взглядом спину. – Дошло, Рэйвен… Демон, который был мечтой маленькой девочки… Демон, которым она грезила во сне и наяву… Тот о ком фантазировала по детской глупости, зазывала, назначала встречу сотни раз, не подозревая насколько сильны могут быть желания, взял и вручил её в руки ещё большего подонка, каким был сам. Просто предложил меня, как товар. Хочешь знать, что я чувствую, Рэйвен?.. Ничего… я ничего не чувствую!

– Тем лучше, – сухой, грубый голос. – Проваливай, сказал же! Окон больше нет! Выбирай любое направление и катись!

– Проваливать? – усмехаюсь, делая шаг вперёд, и срываюсь на отчаянный крик: – Куда?!! Я – твоя ответственность, тупой ты палач!!! Ваше с Блэйзом порождение! Давай, попробуй сказать, что это не так!!!

Секунду, две и целую вечность, Рэйвен не двигается.

– Ответственность? – шепчет, будто ослышался. – Ты что… до сих пор не поняла, кто я? Я – зло. Зло этого места! Какая к чёрту ответственность?! Я веками плевал на таких, как ты! Веками уничтожал их собственными руками!

– Именно, – отзываюсь спокойно. – Ты делал это. ДелаЛ… Так что не так со мной? Я ведь не нужна ни тебе, ни Блэйзу… Больше не нужна. Почему ты всё ещё здесь, рядом?

– Это Ты здесь, – сжимает кисти в кулаки и подходит ближе. – Что ещё ты хочешь от меня услышать, прежде чем свалишь уже к чёртовой матери?!

– Правду.

– Тебе было мало правды?

– Правду о том, почему я всё ещё жива, Рэйвен? Ты только и делал, что вытаскивал меня из дерьма всё это время, опасаясь перерождения души прокажённой, но что теперь? Теперь тебя что останавливает? Почему палач Лимба готов отпустить ту, что по всем правилам должен уничтожить?! Ты ведь ни черта обо мне не помнишь!

– Ты знаешь почему.

– Потому что Лимб веками водил тебя за нос? – усмехаюсь. – Не хочешь и дальше потакать ему?

***

Готов придушить её!

Сука, как же я зол!!!

Готов разорвать на месте! Сначала её, потом этого выродка Блэйза! Мразь, сукин сын, конченая тварь!!! Сказал ведь ему не трогать Лори! Не трогать эту маленькую девочку, которая даже в чёрной душе палача смогла увидеть что-то хорошее, что-то, что лишь одной ей было видно!

Чёртов я!

Алестер!!!

Что со мной на хрен такое было?! Зачем приходил к ней? Зачем привязывал себя к этой глупой человеческой девчонке?! Знал ведь, что придётся отдать её Блэйзу – я сам выбрал её для него! Своими же руками бросил Лори в самое пекло Ада и, чёрт, даже не знаю, что этот проводник с ней сделал.

Боится, что могу отказаться от сделки. Боится, что не завершу начатое… О, нет, Лимб я теперь точно с радостью укокошу, а потом и Блэйза разорву на мелкие кусочки и развею по ветру мира живых! Когда все мы там уже будем!

Лори…

Алестер… Идиот, что же я наделал? Теперь понимаю, почему так и не смог убить эту девчонку – Алестер её застраховал. Я застраховал её от себя же самого! То самое грёбаное тёплое чувство, которое палач обнаружил в себе благодаря девочке по имени Лори, он не отдал своему Осколку. Катари права – ЭТО всё ещё во мне. То чувство, которое она во мне возрождает. Привязанность, потребность защитить, наказать любого, кто сделает ей больно. Всё это время это чувство спало глубоко в моей сраной душе и вот… вот я готов себе в нём признаться – эта девчонка делает меня кем-то лучшим. Всегда делала.

А я убил её.

Я и её первая, настоящая, мёртвая во всех смыслах любовь по имени Блэйз.

***

– Потому что Лимб веками водил тебя за нос? – усмехаюсь. – Не хочешь и дальше потакать ему?

Застыл. Будто сквозь меня смотрит.

– Мне надоело быть палачом. Какой ещё ответ ты хочешь услышать?

Не знаю…

Боже… что я делаю? Зачем делаю?

Для чего пытаюсь найти в этих мёртвых глазах хоть капельку тепла и человечности? Откуда у палача лишённого всех лучших чувств этому взяться?

– Уходи, – глядит исподлобья и по слову из себя выжимает: – Убирайся, пока шанс даю.

И не думаю шевелиться. Могла бы уже десять раз сделать это: развернуться и хлопнуть на прощание дверью, но нет, чёрт бы меня побрал, не могу, не хочу. Даже не пытаюсь!

– УХОДИ! Пошла вон! – хватает за предплечье и тащит к двери. – Ты же хотела этого – избавиться от палача! Так давай, вали! Вали отсюда, пока я себе ещё отчёт даю в том, что делаю!

Толкает в спину, и я замираю на пороге, опустив голову.

Так странно… узнав о том, что человек, которого всем сердцем любила с самого начала использовал меня в своих грязных целях, не почувствовала ничего, кроме замешательства. А палач выталкивает меня за порог, прогоняет, толкая в спину, и сердце кровью обливается. Стыдно… за отсутствие гордости. Больно… потому что не нужна ему больше.

Рэйвен никогда не признается себе в том, что может испытывать что-то тёплое к прокажённой душе. Он сам себе сердце вырвет, но не позволит ему биться чаще из-за такой, как я.

Так пусть катится.

Я мертва. И мне надоело забивать голову тем, что присуще живому человеку.

– Лжец, – выдавливаю с горькой улыбкой, и лицо палача застывает злой гримасой.

– Что? – абсурдный смешок. –