Слово - Сергей Алексеев

– Знамение тебе Господнее было, – определил странник. – От Бога сигнал был: пора! Настал час! Сотворишь еще при народе чудо – и поведешь за собой общину!

Собирались они долго, тщательно. Леонтий заставил Луку надеть чистую рубаху, подстриг его кружалом, бороду расчесал. А перед самым выходом снял икону со стены, обрамил ее Марьиным полотенцем и дал ему в руки.

– Как будешь входить в Макариху, – начинай псалмы петь, – наказал он. – Иди не спеша, все улицы обойди, а затем на площадь, к молельне ступай. Там взойдешь на колодину и поджидай народ. И пой все время, понял?

– Понял, – сказал Лука Давыдыч. – А когда чудо творить?

– Я скажу, – пообещал странник-паломник. – Только слушайся меня и делай, что прикажу.

И они выступили в Макариху.

Лука Давыдыч шел впереди с иконою в руках, высоко подняв просветленную голову и шепча молитвы. Леонтий плелся позади, часто останавливаясь и выискивая что-то под корягами. Где-то на середине пути он подозвал к себе Луку и указал палкой на змею.

– Кто это, Лука, перед тобой?

– Гад ползучий, – ответил Лука.

– Верно, – похвалил странник-паломник. – А в чем сила гада подколодного?

– В яде!

– Не в яде, а в зубе, который у него есть, – поправил Леонтий, доставая из кармана шелковый шнурок. – Вот гляди, что будет…

Он ловко придавил голову змеи, поймал ее пальцами возле ушей и, раскрыв таким образом ее пасть, набросил шнурок на выступивший из верхней челюсти двурогий зуб. Рывок – и змеиный зуб, вылетев, упал в песок.

– Теперь и гад безвреден, – наставительно; проговорил странник, бережно выпуская змею из рук и давая ей палец для укуса. – Ишь, тычется, бьет, а кусать нечем. Набирайся мудрости, Лука: без зуба и ядовитый гад человеку не страшен.

Прошли еще немного, странник опять Луку позвал. Лука остановился покорно и приготовился к новому экзамену. На сей раз Леонтий комара поймал, взял его за крылья, к лицу Луки поднес и спрашивает:

– А это кто, раб Божий?

– Комарик.

– Верно, – обрадовался странник. – Кровопиец. А отчего он кровь пьет? В чем его сила?

– Как отчего? Жрать хощет, ясти… А сила – в его носе, в жале.

– Э-э, Лука, нет, – погрозил пальцем Леонтий. – В жале нету силы. Комар кровь пьет, чтобы потомство дать. Не дай ему крови, и вымрет ихнее стадо. В том и сила его, Лука.

Лука не совсем понял, но согласился с учителем. Однако учитель на этом не успокоился. Он тут же изловил крупного, ядреного паута, взял его за брюшко и, поднеся к уху, послушал гудение.

– Вот еще одна тварь Божья, – сказал он. – Тоже крови жаждет… А где уши у этой твари, Лука?

– Уши-то? – Лука пристроил икону к вериге, чтобы не падала, и почесался. – Должно быть, на голове.

– Опять не угадал, – вздохнул странник. – А знать тебе надо… Уши у него в крыльях. Вот, гляди… – Он оборвал пауту крылья и, положив на ладонь, скомандовал – лети! Паут не полетел, пополз, как букашка, и свалился на землю. – Ишь, не слышит! – обрадовался Леонтий и поймал еще одного паута. – Теперь смотри дальше… – г Странник положил насекомое на ладонь и, придерживая пальцем, приказал лететь. Паут улетел. – Понял? – спросил он. – Уши в крыльях.

– Понял, – сказал верижник.

– А поверил?

– Поверил. Уши в крыльях.

«Господи! – думал Лука Давыдыч. – Ты мне послал сего мужа мудрого, чтобы из тьмы к свету вывести душу мою. За что благо такое ниспослал мне? За что перст твой на меня указал? Грешен и темен я, рази не видишь ты, Господи?!»

Но в это время Лука вспомнил, а вернее, осознал, что всю его жизнь с ним случается нечто удивительное. Что бы ни творил он, где бы ни был, всюду за ним Божий глаз и помощь его. Видно, с младенчества избрал его Бог внучонком своим и как дед теперь пестует всю жизнь. Ведь и застрелен мог быть милиционером Халтуриным или на фронт послан, и потом, на буровой, в нефтеразведке, сколько раз ему на голову сверху ключи падали и другие железные предметы – хоть бы что! И когда с Тймкой Белоглазовым в колонию попали, опять Лука под святой опекой оказался. Тимка год от звонка до звонка отсидел, его же через шесть месяцев выпустили. Сегодня вот утонуть мог – не утонул. Может, и грехи с него сняты вроде как наполовину? Может, под Божью амнистию он попал?

– Только человек, Лука, – продолжал странник-паломник, – такая тварь, что и без зубов кусать может, кровь чужую пить, а потомства не давать, и уши у него на голове. Потому Бог и крылья ему не дал. Веришь ли мне, раб Христов?

– Истинно верю, праведник! – сказал Лука. Когда среди деревьев замелькали крайние избы Макарихи, Леонтий перекрестил Луку Давыдыча, сказал взволнованно:

– Ступай, баловень Божий! Да пой громче!

И пошел Лука, и запел Лука хвалу. Вот уж никогда не подозревал, что голос у него может быть таким громким, сильным и светлым! Словно не из его глотки, не из его уст – с неба падал и разливался тот голос. Захлопали оконные рамы, забренчали калитки, залаяли собаки во дворах.

Там и сям показывались люди: старухи в праздничных платках, старики с расчесанными бородами, ребятишки-школьники, на каникулах гостящие. Все на улицу выбегают, на Луку смотрят. Лука же раз кругом по улицам прошел, другой – народ все подваливает, кто-то уж за ним пристроился с иконой в руках. Все что-то говорят – рты разинуты, руки с клюками, двоеперстия мелькают, – смеются от радости, а Лука Давыдыч знай себе поет! И вдруг стало ему казаться, что люди кругом мелконькие стали, он же вырос так, что провода на столбах по брови ему только.

Обошел он все кержацкие улицы и, выйдя на площадь, восшествовал на колодину, как странником велено было, огляделся вокруг. Молельная, что столько лет в запустении стояла, аж блестит – так ее обделали, обиходили, и народ на площади принаряженный, ликосветлый. Только узнать кого в толпе трудно, стеной стоят, как один человек. Допел Лука последний псалом, и тишина наступила в Макарихе. Лука по колодине прошелся взад-вперед, заметил, что под ногами что-то написано мелом. Прочитал и ахнул: слова матерные, видно, школьники на каникулах от безделья маются. Стер он босой ступней писанину, еще раз толпу оглядел. «Пора и чудо творить, – подумал. – Самое время пришло».

Однако в этот момент у колодины Леонтий очутился и двоеперстие к небу поднял.

– Слушайте меня, агнцы Божьи! – воскликнул. – Пришел я к вам из Иерусалима от Гроба Господня, чтобы путь указать во тьме зла и неверия. Доколе жить вам, аки псам на Привязи? Доколе блуждать вам без света по лесу темному? Доколе лететь лебедям над бездною черной?.. Вывел я нынче из пустыни лесной брата вашего, веригою телеса мучившего, Луку. Зрите и почитайте его, аки Господа вашего, ибо перст Божий на него указал.