Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость - Эмиль Золя

В этот день г-жа Анжелен возвращалась в Жанвиль вместе с Матье. В вагоне, где они оказались одни, слезы снова, без всякой видимой причины, брызнули у нее из глаз. Она извинилась и прошептала словно в забытьи:

— Иметь ребенка и потерять его… О, какое страшное горе! И все же ребенок появляется на свет, растет, приносит родителям беспредельную, неповторимую радость! Но когда ребенка нет и никогда, никогда не будет… Ах, лучше любые страдания, самые страшные муки, чем ничего!

А в Шантебле Матье и Марианна творили, созидали, плодились. Минуло еще два года, и они вновь вышли победителями в извечной схватке жизни со смертью, ибо неизменно росла семья, приумножались плодородные земли, и это стало как бы самим их существом, их радостью, их силой. Желание охватывало Матье и Марианну, как пламя; божественное желание внутренне лишь обогащало их, благодаря умению любить, быть добрыми, разумными, а остальное дополняли энергия, воля к действию, отвага, с какой они брались за любой труд, который созидает и направляет мир. Но и в эти два года победа досталась им лишь после упорной борьбы. Однако, по мере того как Матье отвоевывал участок за участком, победа становилась все более очевидной, все более бесспорной. Канули в прошлое мелкие заботы первых лет — теперь предстояло умело править и вести хозяйство. Северный участок плоскогорья между фермами Марей и Лиллебон был их собственностью, все до единой рощицы принадлежало Фроманам: теперь их владения составляли около двухсот гектаров земли — к возделанным полям, к волнующемуся морю хлебов примыкал царственный парк, где росли столетние великаны деревья. Матье регулярно вырубал лес, он считал неразумным оставлять его без пользы, только ради красоты, и задумал еще соединить между собой просеками обширные поляны, превращенные в пастбища; туда перегнали скот, целые стада, — Матье преуспел и в скотоводстве. Ковчег жизни наполнялся, и вскоре сотни голов скота уже паслись на новых пастбищах, осененных огромными деревьями. Это был новый взлет изобилия, — потребовалось в десять раз больше хлевов и овчарен, телегами вывозили на поля навоз, и тучная земля приносила невиданные урожаи. Пусть еще и еще рождаются дети: молоко лилось рекой, неисчислимые стада были здесь, к их услугам, чтобы одеть и прокормить всех. Рядом со зреющими хлебами шумели леса, в сени которых, под ослепительными лучами солнца, пробивались новые побеги. Оставалось отвоевать лишь последний участок на песчаных склонах в восточной части поместья, чтобы покорить все королевство. Это с лихвой окупало былые слезы и жгучие тревоги первых лет тяжкого труда.

За эти два года, пока Матье трудился над завоеванием земли, Марианна, сама готовясь снова стать матерью, испытала еще одну радость — женила своего старшего сына. Подобно щедрой земле, она оставалась плодовитой даже в годы зрелости, когда семя, вышедшее из ее лона, само готовилось дать новую жизнь.

Женитьба девятнадцатилетнего Блеза на очаровательной восемнадцатилетней девушке венчала чистую и наивную, как букет полевых цветов, юношескую любовь, зародившуюся на зеленых тропинках Шантебле шесть лет тому назад, и стала настоящим праздником, сулившим череду бесконечных радостей. На свадьбе присутствовали все дети — все восемь душ: взрослые братья Дени, Амбруаз и Жерве, заканчивавшие свое образование; Роза, старшая дочь, которая в четырнадцать лет обещала стать красивой, цветущей и жизнерадостной женщиной; за ней шла Клер, еще совсем дитя, потом Грегуар, только что поступивший в лицей, и еще две крошки — Луиза и Мадлена. Из соседних деревень сбежались любопытные взглянуть, как вся эта веселая компания поведет старшего брата в мэрию. Эта поистине чудесная, тронувшая сердца процессия была как сама весна, как цветы, как само блаженство. Впрочем, в дни летних каникул, когда семья Фроман отправлялась на базар в одну из соседних деревень и шумная кавалькада мчалась по дороге, кто в колясочке, кто верхом на лошади, кто на велосипеде, — прохожие останавливались и любовались этим прелестным зрелищем, этими смеющимися лицами, этими развевающимися по ветру кудрями. Люди в шутку кричали им вслед: «Вот войско так войско!», словно желая сказать, что такие могут все покорить, что весь край принадлежит им по праву завоевателей, ибо в семье каждые два года рождается новое дитя. И кончилось тем, что вся округа разделяла теперь с ними их радость, восхищалась здоровьем и силой, которая весело множилась, заполняя собой дали.

И на сей раз, спустя два года, Марианна в десятый раз разрешилась от бремени девочкой, которую нарекли Маргаритой. Хотя роды прошли благополучно, Марианна заболела лихорадкой, с кормлением тоже было неладно, что весьма ее огорчало. Она боялась, что не сможет выкормить малютку, как выкормила всех остальных детей. И когда Матье увидел жену вновь улыбающейся, с малюткой Маргаритой на руках, он горячо расцеловал ее, — он вновь восторжествовал над всеми горестями и страданиями. Еще одно дитя — это новое богатство, новая сила, подаренная миру, еще одно поле, засеянное для будущего.

И всякий раз это было великое дело, благое дело, дело плодородия, творимое землей и женщиной, которые побеждают смерть, питают каждого нового ребенка, любят, желают, борются, творят в муках и без устали шагают навстречу множащейся жизни, навстречу новым надеждам.

Прошло два года. И за это время у Матье и Марианны родился еще один ребенок, мальчик. И на этот раз с прибавлением семейства разрослись и земельные угодья Шантебле за счет пустошей на восточной стороне до деревни Вье-Бур. Отныне, с приобретением этого последнего участка, было окончательно завершено завоевание поместья; пятьсот гектаров некогда невозделанной земли, которые приобрел отец Сегена, бывший поставщик армии, мечтавший построить здесь воистину королевский замок. Теперь все эти земли стали плодородными и как бы в благодарность за упорный труд человека приносили огромные урожаи. Одна лишь принадлежавшая Лепайерам полоска земли, которую они упорно не желали продавать, вдавалась в зеленую равнину каменистым, засушливым клином. Это была неопровержимая победа жизни, плодородия, расцветавшего под благодатными лучами солнца, победа труда, труда, созидающего без устали, наперекор всем препятствиям и мукам, вознаграждающего за все потерн и ежечасно наполняющего артерии мира радостью, силой и здоровьем.

Блез, у которого была теперь десятимесячная дочурка, переехал на завод и занимал маленький флигелек, в котором некогда родился его брат Жерве. Жена Блеза, белокурая Шарлотта, настолько пленила Боше-нов своим изяществом, безыскусной грацией и свежестью, что даже сама Констанс не устояла перед ее обаянием и потребовала, чтобы она поселилась поблизости от нее. Действительно, г-жа Девинь сумела прекрасно воспитать своих очаровательных дочек, Шарлотту и Марту. После смерти мужа, биржевого маклера, она в тридцать лет осталась вдовой, почти без средств, с двумя детьми на руках. Благоразумно распорядившись небольшой рентой, г-жа Девинь поселилась в Жанвиле, откуда была родом, и всецело посвятила себя воспитанию дочерей. Она справедливо рассудила, что хорошие манеры и образование заменят им приданое и помогут сделать удачную партию. Между г-жой Девинь и Фроманами завязались дружеские отношения, их дети играли вместе, и чистая, невинная любовь, которой в будущем суждено было привести к браку Блеза и Шарлотты, зародилась еще во время их детских игр. Когда восемнадцати лет Шарлотта вышла замуж, ее сестра Марта, которой было тогда четырнадцать, стала неразлучной подругой Розы Фроман, своей ровесницы, такой же хорошенькой, как она сама, с той только разницей, что Роза была брюнетка, а Марта — блондинка. Шарлотта, по натуре более тонкая и хрупкая, чем младшая сестра, отличавшаяся веселым нравом и практическим умом, рано проявила способности к рисованию, и г-жа Девинь по просьбе девушки отдала ее на специальные курсы; Шарлотта сделала такие успехи, что вскоре начала очень мило рисовать миниатюры: на худой конец, как говорила мать, это все-таки подспорье. И если Констанс так благосклонно отнеслась к Шарлотте, бесспорно, немалую роль сыграло то обстоятельство, что юная художница нарисовала портрет-медальон г-жи Бошен, правда, несколько приукрашенный, но поражавший своим сходством с оригиналом, и Констанс, как истая буржуазна, не могла не оценить всех преимуществ хорошего воспитания.

К тому же Блез, унаследовавший от Фроманов их трудолюбие и страсть к созиданию, пройдя кратковременную практику в конторе Моранжа, вошел в курс заводских дел и вскоре стал для Мориса незаменимым помощником. И сам Морис, который теперь все реже обращался за советом к отцу, окончательно погрязшему в разврате, тоже настаивал на том, чтобы молодые супруги поселились во флигельке; таким образом, кузен был у него всегда под рукой. Мать, благоговевшая перед сыном, поспешила дать свое согласие. Она свято верила, что ее сын необыкновенно умен и всесторонне образован. Хотя Морис много болел в детстве и не отличался большими способностями, а даже, напротив, был, что называется, тугодум, он тем не менее учился прилежно и получил довольно основательное образование. По натуре неразговорчивый, он казался Констанс глубокомысленным, нераспознанным гением, которому еще суждено удивить мир. Морису не было еще и пятнадцати лет, когда мать в своем ослеплении говорила о нем: «О, это умница! Какая голова!» В ее глазах Блез был всего лишь скромным помощником, послушным орудием в руках своего всемогущего и всезнающего хозяина. А теперь, когда Морис прилагал немало сил, чтобы поправить дела завода, пошатнувшиеся по вине развратника-отца, он казался ей особенно сильным и прекрасным. Это он, ее единственный сын, приумножит их состояние, добьется победы, о которой она страстно мечтала, горделиво и эгоистически готовясь к ней в течение долгих лет!