12 шедевров эротики - Коллектив авторов

– Хочешь, – сказала она, – погуляем немного, потом вернемся сюда к одиннадцати часам. Погода для прогулки восхитительная.

Он ответил ворчливым тоном:

– Зачем уходить из дому? И здесь хорошо.

Она продолжала, не снимал шляпы:

– Если бы ты видел, какая удивительная луна. Истинное наслаждение – прогуляться в такой вечер.

– Может быть, но я не желаю гулять.

Он сказал это с бешеным видом. Ее это поразило, оскорбило; она спросила:

– Что с тобой? Что значит этот тон? Мне хочется прогуляться, и я не понимаю, почему тебя это сердит.

Он поднялся, разъяренный:

– Меня это не сердит. Мне просто это противно. Вот и все!

Она была из тех натур, которых сопротивление раздражает, а грубость выводит из себя.

Презрительно, с холодным негодованием, она сказала:

– Я не привыкла, чтобы со мной так говорили. В таком случае я ухожу одна. До свиданья!

Он понял, что дело принимает серьезный оборот, и, стремительно бросившись к ней, схватил ее руки и стал их целовать, бормоча:

– Прости меня, дорогая, прости меня, я сегодня очень раздражителен, очень нервен. Это оттого, что у меня неприятности, затруднения, понимаешь, служебные дела…

Несколько смягчившись, но не успокоившись еще, она ответила:

– Это меня не касается; и я совершенно не желаю, чтобы вы срывали на мне свое дурное расположение духа.

Он обнял ее и увлек к дивану.

– Послушай, крошка, я вовсе не хотел тебя оскорбить, я не думал о том, что говорил.

Он усадил ее насильно и стал перед ней на колени:

– Ты простила меня? Скажи, что простила.

Она холодно ответила:

– Ну, хорошо, но не повторяй этого.

И, поднявшись, прибавила:

– А теперь пойдем гулять.

Не вставая с колен, он обнимал ее ноги и бормотал:

– Я тебя прошу, останемся. Я тебя умоляю. Сделай это для меня. Мне так хочется провести этот вечер наедине с тобой, здесь, возле камина. Скажи «да», умоляю тебя, скажи «да».

Она ответила коротко и жестко:

– Нет, я хочу гулять и не уступлю твоим капризам.

Он настаивал:

– Я тебя умоляю. У меня есть причина, очень серьезная причина.

Она сказала снова:

– Нет. И если ты не хочешь идти со мною, я уйду. Прощай.

Она высвободилась резким движением и подошла к двери. Он подбежал к ней и обнял ее.

– Послушай, Кло, моя маленькая Кло, сделай это для меня.

Она отрицательно качала головой, не отвечая, уклоняясь от его поцелуев и стараясь высвободиться из его объятий, чтобы уйти.

– Кло, моя маленькая Кло, у меня есть причина.

Она остановилась, смотря ему в лицо:

– Ты лжешь. Какая причина?

Он покраснел, не зная, что сказать. Она продолжала возмущенная:

– Видно, что ты лжешь… подлец…

И с жестом ярости, со слезами на глазах, она выскользнула из его рук.

Он снова удержал ее за плечи и, в отчаянии, готовый сознаться во всем, чтобы избегнуть этого разрыва, сказал с горечью:

– Дело в том, что у меня нет ни гроша. Вот и все…

Она вдруг остановилась и пристально посмотрела ему в глаза, чтобы прочесть в них правду.

– Что ты говоришь?

Оп покраснел до корней волос.

– Я говорю, что у меня нет ни гроша. Понимаешь? Нет ни одного франка, даже десяти су, чтобы заплатить за рюмку ликера там, куда мы пойдем. Ты заставляешь меня признаваться в таких позорных вещах. Ведь не мог же я пойти с тобой и сесть за столик, а потом, когда нам подали бы что-нибудь, спокойно сообщить тебе, что мне нечем заплатить…

Она продолжала смотреть ему в глаза:

– Значит, это правда… Да?

В одно мгновенье он вывернул все свои карманы – брюк, жилета, пиджака – и прошептал:

– Смотри… теперь ты довольна?

Внезапно, раскрыв ему объятия в страстном порыве, она бросилась к нему на шею, лепеча:

– О! Мой бедный мальчик… Мой бедный мальчик… Если бы я знала! Как это с тобой случилось?

Она усадила его, села к нему на колени и, обняв его за шею, беспрерывно целуя в губы, в усы, в глаза, заставила рассказать его злоключения…

Он выдумал трогательную историю. Ему пришлось помочь отцу, находившемуся в затруднительном положении. На это ушли не только все его сбережения, но он еще по горло залез в долги.

Он прибавил:

– Мне придется голодать еще, по крайней мере, с полгода, так как я истратил все, что у меня было. Что же делать, бывают в жизни такие кризисы. В конце концов, деньги не стоят того, чтобы о них так много думать.

Она шепнула ему на ухо:

– Я тебе одолжу, – хочешь?

Он ответил с достоинством:

– Ты очень добра, милая, но не будем об этом больше говорить, прошу тебя. Ты меня этим оскорбляешь.

Она замолчала; потом, сжимая его в объятиях, прошептала:

– Ты никогда не поймешь, как я тебя люблю.

Это был один из лучших вечеров их любви… Уходя, она сказала с улыбкой:

– Гм! Будучи в твоем положении, приятно найти забытые деньги в кармане, – какую-нибудь монету, упавшую за подкладку.

Он ответил убежденно:

– Еще бы!

Под предлогом, что луна в этот вечер восхитительная, она захотела вернуться домой пешком и всю дорогу восторгалась, глядя на небо.

Стояла холодная и ясная ночь, какие бывают в начале зимы. Люди и лошади неслись, подгоняемые легким морозом. Каблуки звонко стучали о тротуар.

Прощаясь, она спросила его:

– Хочешь, встретимся послезавтра?

– Конечно.

– В такое же время?

– В такое же время.

– До свидания, дорогой мой.

И они нежно поцеловались.

Он пошел назад быстрыми шагами, спрашивая себя, что ему изобрести завтра, чтобы достать денег. Но, открывая дверь в свою комнату и отыскивая в жилетном кармане списки, он остановился в изумлении, нащупав пальцами монету.

Едва успев зажечь огонь, он схватил эту монету, чтобы рассмотреть ее. Это был золотой – двадцать франков!

Он подумал, что сошел с ума.

Он вертел и переворачивал монету, стараясь угадать, каким чудом она попала сюда. Ведь не с неба же она упала к нему в карман!

Потом вдруг он догадался, в чем дело, и его охватило возмущение. Ведь его любовница говорила об упавшей за подкладку монете, которую находят в дни нужды. Это она подала ему милостыню. Какой позор!

Он выругался:

– Отлично. Я хорошо ее приму послезавтра! Она проведет приятные четверть часа!

И он лег спать, взбешенный и оскорбленный.

Проснулся он поздно. Хотелось есть, он попытался снова заснуть, чтобы встать не раньше двух часов. Потом сказал себе: «Это ни к чему не приведет; в конце концов, я должен достать денег». И он вышел, надеясь, что на улице ему придет в голову какая-нибудь мысль.

Но мысль не приходила, а он, проходя мимо ресторана, чувствовал такой голод, что слюнки текли. В полдень, ничего не придумав, он вдруг решил: «Ба! Пойду позавтракаю на двадцать франков Клотильды. Это мне не помешает вернуть ей их завтра».

И он позавтракал в кабачке за два с половиной франка. Придя в редакцию, он вернул три франка долга швейцару:

– Вот, Фукар, деньги, которые вы мне вчера одолжили на извозчика.

Он проработал до семи часов, потом пошел обедать и потратил еще три франка из тех же денег. Вечером два бокала пива увеличили дневной расход до девяти франков тридцати сантимов.

Так как он не мог за одни сутки восстановить свой кредит или изобрести какие-нибудь новые источники дохода, то на следующий день пришлось истратить еще шесть с половиной франков из двадцати, которые он должен был вернуть в тот же вечер, и таким образом он явился на условленное свидание с четырьмя франками и двадцатью сантимами в кармане.

Он был зол, как бешеная собака, и намеревался сразу вылепить положение. Он скажет своей любовнице: «Знаешь, я нашел двадцать франков, которые ты положила мне в карман. Я не возвращаю их тебе сегодня, потому что мои дела в том же положении и у меня не было времени заняться денежным вопросом, но я возвращу их тебе в ближайшее наше свидание».

Она пришла, нежная, заискивающая, встревоженная. Как он ее примет? Она долго целовала его, желая избежать объяснений в первые минуты.

Он, со своей стороны, говорил себе: «У меня еще будет время затронуть этот вопрос. Нужно найти повод».

Он не нашел повода и ничего не сказал, не решаясь начать разговор на такую щекотливую тему.

Она не заговорила о том, чтобы пойти гулять, и была очаровательна во всех отношениях.

Они расстались около полуночи, назначив свиданье только на среду следующей недели, потому что г-же де Марель предстояло под ряд несколько званых обедов.

На другой день, расплачиваясь за свой завтрак, Дюруа хотел достать из кармана оставшиеся у него четыре монеты. Он вынул пять. Из них одна была золотая.

В первую минуту он подумал, что ему дали ее по ошибке накануне, вместе со сдачей. Но потом он понял, в чем дело, и сердце его забилось от сознания унизительности преследующей его милостыни.

Как он жалел теперь, что ничего не сказал ей! Если бы он резко выразил свое негодование, этого не случилось бы.

В течение четырех дней он упорно и безнадежно хлопотал, пытаясь раздобыть пять луидоров. Кончилось тем, что он истратил на жизнь второй золотой Клотильды.