Воспламеняющая - Стивен Кинг

– У вас новая колода, но след от старой остался. Он все еще здесь.

Вздрогнув, мужчина обернулся. Непроизвольно отступил на шаг, уронив топор на черное, выжженное пятно. На мгновение решил, что перед ним призрак, печальный призрак ребенка, поднявшийся из могилы на кладбище «Дартмут-Кроссинг», которое находилось в трех милях дальше по дороге. Бледная, грязная, худая девочка с запавшими блестящими глазами, в обтрепанном и рваном сарафане. По правой руке почти до самого локтя тянулась воспалившаяся царапина. На ногах девочки было что-то, напоминавшее разбитые кожаные туфли.

А потом, внезапно, он ее узнал. Та самая девочка, которую он видел год назад. Она называла себя Роберта, и у нее в голове был огнемет.

– Бобби? – спросил он. – Пресвятая шляпа, Бобби?

– Да, след все еще здесь, – повторила она, словно не услышав, и внезапно он понял, почему у нее блестят глаза: она плакала.

– Бобби, дорогая, что случилось? Где твой отец?

– Все еще здесь, – в третий раз повторила она и потеряла сознание. Ирв Мандерс едва успел ее подхватить. Опустившись на колени в палисаднике, укачивая девочку на руках, Ирв Мандерс закричал, зовя жену.

4

Доктор Хоффриц приехал в сумерках и находился в дальней спальне с девочкой уже минут двадцать. Ирв и Норма сидели на кухне и больше смотрели на свой ужин, чем ели. Время от времени Норма бросала на мужа взгляд, не обвиняющий, а вопросительный, и на ее лице читался страх, не в глазах, а вокруг них, как у женщины, которую донимает головная боль или боли в пояснице.

Мужчина по фамилии Таркингтон навестил их на следующий день после большого пожара: приехал в больницу, в которой находился Ирв, и передал им свою визитку: «УИТНИ ТАРКИНГТОН, ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЕ УРЕГУЛИРОВАНИЕ».

– Вам бы лучше отсюда уйти, – сказала Норма. Ее губы поджались и побелели, а на лице было то же выражение, что и теперь. Она указала на перевязанную руку мужа. Из толстой повязки торчали дренажи, и они причиняли Ирву сильную боль. Он сказал ей, что прошел большую часть Второй мировой войны, пострадав лишь от одного приступа геморроя. А чтобы получить пулю, пришлось вернуться домой в Гастингс-Глен. – Вам бы лучше отсюда уйти, – повторила Норма.

Но Ирв, который, вероятно, успел подумать, возразил:

– Скажите, что должны, Таркингтон.

Таркингтон достал чек на тридцать пять тысяч долларов – не от правительства, а от крупной страховой компании. Но не от той, с которой имели дело Мандерсы.

– Нам не нужны ваши грязные деньги, – хрипло сказала Норма и потянулась к кнопке вызова над кроватью Ирва.

– Я думаю, вам лучше выслушать меня, прежде чем сделать что-то, о чем впоследствии, возможно, придется пожалеть, – вежливо и спокойно ответил Уитни Таркингтон.

Норма посмотрела на Ирва, и тот кивнул. Ее рука неохотно упала, не коснувшись кнопки.

Таркингтон принес с собой дипломат. Он положил его на колени, открыл, достал папку с фамилиями «МАНДЕРС» и «БРИДЛАВ». Глаза Нормы широко раскрылись, у нее скрутило живот. Бридлав, ее девичья фамилия. Кому приятно увидеть папку со своей фамилией в руках государственного чиновника? Как знать, какие там хранятся сведения, какие секреты?

Таркингтон говорил минут сорок пять, тихо и размеренно. Иногда иллюстрировал свои слова ксерокопией из папки «Мандерс/Бридлав». Норма просматривала эти листки, поджав губы, потом передавала Ирву, лежавшему на больничной койке.

«Наша ситуация напрямую связана с национальной безопасностью, – сказал им Таркингтон в тот ужасный вечер. – Вы должны это понять. Нам это не нравится, но вас нужно заставить мыслить здраво. Есть много такого, о чем вы имеете весьма смутное представление».

«Я знаю, что вы пытались убить невооруженного мужчину и его маленькую дочку», – ответил Ирв.

Таркингтон холодно улыбнулся – улыбкой, предназначенной людям, которые по глупости считали, будто знают, как государство заботится о своих подданных, – и ответил: «Вы не знаете, что видели и что это значит. Моя задача не в том, чтобы убедить вас в этом, а в том, чтобы убедить вас никому ничего не говорить. Итак, смотрите: не нужно делать из этого проблемы. Чек не облагается налогом. Денег хватит на восстановление вашего дома и на оплату больничных счетов. Что-то еще и останется. И удастся избежать многих неприятностей».

Неприятностей, думала теперь Норма, слушая, как доктор Хоффриц ходит по дальней спальне, и глядя на свой практически нетронутый ужин. После ухода Таркингтона Ирв посмотрел на нее с улыбкой, но в его глазах стояли боль и обида. «Мой отец всегда говорил: если участвуешь в состязаниях по говнометанию, важно не сколько бросишь ты, а сколько свалится на тебя», – сказал он.

Они оба выросли в больших семьях: у Ирва было три брата и три сестры, у Нормы – четыре сестры и один брат. Плюс дядья, тетушки, племянницы, племянники, кузины и кузены. Родители, бабушки и дедушки, тести и тещи, свекрови и свекры… и как в любой семье несколько нарушителей закона.

Согласно бумагам Таркингтона, один из племянников Ирва, парень по имени Фред Дрю, которого Ирв видел от силы три или четыре раза, выращивал у себя в огороде в Канзасе марихуану. Один из дядьев Нормы, подрядчик, был по уши в долгах из-за рискованных проектов в Техасе. Звали его Майло Бридлав, он кормил семью из семи человек, и одного слова государственной структуры хватило бы, чтобы его карточный домик рухнул. Сестра Ирва (троюродная, он видел ее однажды и даже не помнил, как она выглядела) шесть лет назад присвоила небольшую сумму в банке, где работала. Банк вывел ее на чистую воду, но в суд обращаться не стал, чтобы избежать огласки. Женщина за два года выплатила все деньги и добилась определенных успехов со своим салоном красоты в Норт-Форке, штат Миннесота. Но хотя она уладила свои разногласия с банком, ее все равно могли привлечь к суду по какому-то федеральному закону, регулирующему банковскую деятельность. В ФБР лежало досье на младшего брата Нормы, Дона. В середине шестидесятых он участвовал в деятельности организации «Студенты за демократическое общество» и мог иметь отношение к планам по подготовке взрыва отделения «Доу кемикал компани» в Филадельфии. Улик для судебного преследования не было (и Дон говорил Норме, что в ужасе порвал со «Студентами», едва понял, куда дует ветер), но если бы эта информация попала в корпорацию, в которой сейчас работал Дон, его бы, безусловно, уволили.

Список казался бесконечным. Бубнящий голос Таркингтона заполнял маленькую палату. Самое интересное он приберег напоследок. Когда в 1888 году его прадед и прабабушка прибыли в Америку из Польши, их фамилия была Мандровски. Они были евреями, так что в Ирве текла еврейская кровь, хотя со времен его деда, который женился на гойке, иудаизм в семье не исповедовали. Отец пошел по стопам деда (да и Ирв тоже, женившись на Норме Бридлав из семьи методистов). Но в Польше оставались Мандровски, а Польша находилась за «железным занавесом», и ЦРУ при желании могло сильно усложнить жизнь родственникам Ирва, которых тот никогда не видел. Евреев за «железным занавесом» не жаловали.

Наконец Таркингтон замолчал. Он вернул папку в дипломат, захлопнул его, поставил между ног и весело посмотрел на Мандерсов, будто хороший студент, блестяще справившийся с полученным заданием.

Ирв лежал, ощущая колоссальную слабость. Он чувствовал на себе взгляд Таркингтона и особо не возражал, но Норма тоже смотрела на него, озабоченно и вопросительно.

Я тебя умоляю, ‘одственники в ста‘ой ст‘ане? – подумал Ирв. Давний штамп, даже забавный, но почему-то смеяться совсем не хотелось. Когда они перестают считаться твоими родственниками? Став четвероюродными? Шести? Восьми? Христос в люльке. А если мы не пойдем на поводу у этого самодовольного ублюдка, и они отправят их в Сибирь, что мне тогда делать? Послать им открытку с объяснением, что они работают на соляных копях, потому что я подвез маленькую кнопку и ее отца, голосовавших на дороге в Гастингс-Глен? Христос в люльке.

Доктор Хоффриц, которому скоро исполнялось восемьдесят лет, медленно вышел из дальней спальни, приглаживая седые волосы узловатой рукой. Радуясь возможности вырваться из не самых приятных воспоминаний, Ирв и Норма повернулись к нему.

– Она в сознании. – Доктор Хоффриц пожал плечами. – Не в очень хорошем состоянии, ваша маленькая беспризорница, но угрозы жизни нет. У нее воспалилась царапина на руке и еще одна на спине. По ее словам, она получила их, пролезая под колючей проволокой, когда убегала от погнавшейся за ней «злобной свиньи».

Хоффриц со вздохом сел за кухонный стол, достал пачку «Кэмел», закурил. Он курил всю жизнь и иногда говорил своим коллегам, что министр здравоохранения может пойти к черту.

– Хочешь поесть, Карл? – спросила Норма.

Хоффриц посмотрел на их тарелки.

– Нет… а если бы и захотел, ничего нового тебе готовить бы не пришлось, – сухо ответил он.