Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

— Поразмыслив, я решила узнать, где же все-таки живет отчим. В копии квитанции, которая остается в мастерской, должен быть его адрес. Любопытство настолько охватило меня, что я не выдержала и пошла в сапожную. — Тоня говорила с таким увлечением, что Балог перестал пить чай и внимательно прислушался. — Я сочинила историю, — рассказывала она дальше, — будто у нас был гость и он по ошибке сдал в ремонт сапоги моего брата. И, описав внешность Зубана, попросила отыскать злополучную обувку. Приемщик полистал книжку и сказал:

— Извините, милая девушка, но сапоги уже взяты. Вот роспись заказчика, — и он подал мне книжку. Заказчиком значился не Василий Зубан, а Тибор Береш, житель села Липчи. Я извинилась и ушла. Тете я об этом еще не рассказала.

— Пусть тетя ваша пока останется в неведении, — попросил Тоню Винокуров. — Это никому из вас не повредит. А вы и впрямь, как Шерлок Холмс, все разведали и узнали. Молодец.

Девушка смущенно заулыбалась. Майор встал.

— Благодарю за хлеб-соль и хорошие вести. Кстати, у вас не осталось фотографии вашего отчима?

— У мамы должна быть. Вы к ней обратитесь. Она вам еще больше о нем расскажет.

— Об этом мы уже позаботились. К ней поехал другой товарищ. Подскажите, как мне короче пройти в местный отдел МГБ?

Балог вызвался проводить его. Но майор остановил:

— Не надо. И так я отнял у вас уйму времени, а ведь сегодня выходной.

Винокуров быстро нашел отдел и сразу прошел к его начальнику. Он рассказал о цели своего приезда и о сообщении Антонины Данченко. Слушая майора, тот на карте Закарпатья нашел село Липчу.

— М-да-а-а, — протянул, он. — Липча недалеко от Хуста. Выходит, что Береш проехал девяносто километров с гаком из-за сапог. Не может быть, чтобы в Хусте их негде было починить. Тут явно что-то не то.

Он почесал карандашом у себя за ухом.

— Я так предполагаю. Бандит придумал хитрый ход. Ему требуется лояльность. Он что-то замышляет серьезное. Вот и выкинул фортель с сапогами. Мол, заинтересуются им, спросят у родных, а те им про сапоги. Посмотрят по документам в мастерской, а там Зубана нигде нет, есть только Береш.

…Между тем старший лейтенант Зуев делал свое дело. Он нашел дом матери Тони. Это была полуразвалившаяся саманная хижина с подслеповатыми маленькими оконцами и покосившейся дверью. Чтобы пройти в нее, Зуеву пришлось согнуться в три погибели. Только он хотел шагнуть внутрь, как услышал за спиной шорох. Обернулся. Перед ним стояла изможденная старушка. Вытянув длинную морщинистую шею, она наклонилась в приветствии.

— Мне нужно Анну Любомировну.

— Это я самая и есть, — ответила старушка.

— Добрый день!

— Здравствуй, сынок. Откуда ты меня знаешь? — В ее голосе была настороженность.

— Я работник органов государственной безопасности, — отрекомендовался Зуев. — Нам надо побеседовать.

— Пойдем в хату, там и поговорим.

— Не стоит. Зачем забиваться в духоту? На вольном воздухе лучше. Давайте присядем, хотя бы здесь, — он указал на вросшую в землю деревянную скамеечку.

Присели. Старший лейтенант решил представиться по всей форме: он назвал свою фамилию, вынул служебное удостоверение. Но она отвела его руку.

— Не письменная я, сынок.

Он с пониманием глянул на старушку и решил время даром не тратить, приступить сразу к существу вопроса.

— Прибыл я к вам, Анна Любомировна, вот зачем, — начал он. — Мне нужно знать подробности вашего разговора с человеком, известившим вас о смерти Василия Зубана. Помните? Откуда и кто он?

Старушка вытерла о передник узловатые руки, осенила себя крестом и досадливо проворчала:

— Я давно выкинула из головы Василя, не стоит он того, чтобы вспоминать о нем. А человека, вернувшего табакерку, как и вас, не знаю. — Она помолчала, пожевала губами, нехотя добавила: — Говорил он, будто служит в Бодокской сельраде. За табашницу скажу так: я отдала ее дочери. Зачем она мне? Посуди сам.

— А что вы скажете о наружности этого человека?

— Приходил-то который? — переспросила старушка. — Помнится он мне длинноногим, как аист. Узкоспиный. С виду услужливый. А еще запал мне в голову его кадык. Во, — сжала она в кулак свою сухонькую руку.

Зуев все это старательно записал в своем блокноте. Затем расспросил, как она живет. Не надо ли чего.

— Нет, милай. У меня все есть. Дочка, слава богу, навещает. Все есть.

…Во второй половине дня Зуев был в селе Бодок. В сельсовете он установил личность доставщика «табашницы» Василия Зубана. Им оказался бывший письмоводитель Павел Фабрици, недавно уволенный со службы. Старший лейтенант попросил найти его и привести в сельсовет.

Нашли его быстро. Через полчаса перед Зуевым стоял пожилой костлявый человек с большим кадыком, выпирающим из-под воротника замызганного солдатского кителя. В его агатовых глазах поблескивали лукавые искорки.

Дело в том, что Павел только утром вернулся из куреня Хустовца. Чайку он доставил в самом лучшем виде. Повидался с Дрыном, который хитро подмигнул ему и, не говоря ни слова, ушел на задание. Фабрици потолкался еще немного среди своих. Но вскоре пришел неизвестный ему хохол и сказал, чтобы он шел обратно домой и ждал указаний. Он, дай бог ноги, тут же убрался восвояси. Настроение у него было хорошее: был в пекле и остался цел и невредим. Главное, ни на какое дело не мобилизовали. Дома его ожидал еще один приятный сюрприз: жена уехала в соседнюю деревню к своей родной сестре и наказала соседке, если он вернется, передать, что ключ от хаты в условленном месте.

Только Фабрици расположился на заслуженный, как он считал, отдых, как пришла девочка из сельсовета.

— Иди, тебя кличут, — визгливо крикнула она через окошко.

— Чего им надо? — обозлился он. — Отдохнуть не дают.

— Не знаю, — неуверенно ответила она. — Можа, опять на работу тебя наймут, — и убежала.