Повелитель гроз. Анакир. Белая змея - Танит Ли

Вошел Орклос с подносом с едой; следом за ним появилась Медаси с кувшином вина в узких руках. Отблески из жаровни расцвечивали ее волосы рыжим золотом, как витражи в окнах дворца. В их свете был хорошо заметен синяк, багровевший у ее губ, и поблескивавшие глаза, буравившие спину Орклоса.

Каменным совком Орклос поворошил угли и дождался, пока угасшее пламя не разгорелось вновь, весело потрескивая. Потом швырнул в огонь остатки от хозяйского ужина, глядя, как огонь жадно набросился на них. Орклос повернулся и взял кувшин, сунув совок в руки Медаси.

Он принялся лить вино в огонь, неторопливо, не думая ни о чем, кроме своей задачи. Стоя к ней спиной, он не видел внезапной дрожи, пробежавшей по телу девушки.

Она подняла совок и с силой опустила его на темя Орклоса.

Оглушенный первым ударом, оммосец пошатнулся, и кувшин с вином упал ему под ноги, разлетевшись на куски. Приподнявшись на носках, Медаси второй раз ударила его изо всех сил, потом еще раз, и еще, до тех пор, пока не хлынула кровь. Тогда, увидев, что управляющий вот-вот упадет, она бросила совок и обеими руками толкнула его. Орклос упал лицом на горящие угли.

Со второго этажа неслись грохот и треск разлетающегося дерева.

Сидя на столе, желтоволосая девушка не отрывала золотистых глаз от Рийула.

Капитан изо всех сил старался быть добродушным.

— Гляди, гляди на меня сколько влезет, сучка, — подбодрил он ее. — Попозже я покажу тебе еще кое-что.

Он поднял свой кубок и принялся жадно глотать вино, когда тонкая девичья рука с размаху вонзила кинжал ему в грудь по самую рукоятку. Рийул глупо хрюкнул, поперхнувшись вином, и упал на колени, забрызгивая все вокруг темно-красным.

Яннул попятился от стола. Он знал, что должно было произойти, но это ему не помогло. Во рту у него стоял невыносимый привкус желчи, ибо у него на глазах разворачивался кошмар. Драконы привели на свой пир одних женщин, собираясь закончить его оргией, на манер древних пиршеств Рарнаммона. И эти женщины ударили все разом — кинжалами, схваченными со стола ножами, тяжелыми каменными кубками. Густая кровь хлынула на плиты пола, брызнула на стены.

Те, кто еще остался в живых, были слишком пьяны и слишком ошарашены, чтобы дать отпор. Они смотрели, как желтоволосые люди Равнин бегут на них, и не могли сделать ничего, чтобы остановить эти пикирующие ножи, рвущие их плоть, точно клювы кровожадных птиц. Все произошло слишком внезапно, слишком ужасно и слишком неожиданно. Их лица были посмертными масками удивления. Те, кто, шатаясь, пытался добраться до единственной выходной двери, спотыкались о валяющиеся на полу тела своих командиров и подчиненных. Те, кому удавалось вырваться в коридор, кричали от разочарования и страха.

Желтоволосые перебили часовых в тот самый миг, когда женщины начали свою атаку на гарнизон, и теперь метались по закоулкам зданий, выискивая себе новую добычу.

Все это время Яннул стоял, не в силах сдвинуться с места. В зрелище этих девушек с Равнин с перекошенными от ярости лицами, перепачканными в крови руками, убивающими виса за висом, без раздумья, без тени сомнения, как машины со стальными глазами, было что-то невыразимо жуткое.

Но все же их ярость была избирательной. Они не тронули ни его, ни группу элирианцев в центре зала. Они обходили их, как будто они были чем-то вроде мебели, на которую важно было не наткнуться.

На самом деле, ни он, ни элирианцы вообще не шевелились.  Он ошарашенно следил за их оцепенением.

Ни разу в жизни он не прятался от драки, но этот бой был не его боем. Долго еще он помнил каждую его мельчайшую подробность и, как казалось ему, все до единого залитые кровью мертвые лица.

Гарнизонные часовые, которые, в отличие от своих товарищей на пиру, были в доспехах, лежали с перерезанными горлами. Мягкий снежок падал на неподвижные тела, залетая в широко раскрытые глаза и рты.

Наступила внезапная тишина.

В зале Рийула дорфарианские шлюхи были чересчур перепуганы, чтобы оплакивать эту предсказанную знамениями гибель. Они сбились к очагам, совершенно обезумевшие от страха.

В паутине улиц, расходящейся от ворот, солдаты-драконы лежали лицом вниз, точно сломанные игрушки, а снег все падал и падал, укрывая их белым саваном.

Яннул в одиночестве возвращался в дом Йир-Дакана. Ему то и дело попадались мертвые с выпавшими из рук факелами, дымящимися на залитой кровью мостовой.

Время от времени, но не слишком часто, мимо него проходили желтоволосые люди, безмолвные, точно волки в снегу. При виде его глаза у них полыхали ледяным пламенем, но они не трогали его.

Ему было тошно до безумия. Не только из-за того, что он видел в эту ночь, но и потому, что он участвовал во всем этом. Он ненавидел и презирал дорфарианцев. Сейчас же за конечной целью он внезапно увидел убийство пьяных несмышленышей и вдруг вспомнил о цвете собственных волос и кожи в этом царстве желтоволосых людей. И начал бояться обитателей Равнин, кого еще столь недавно так жалел — бояться их жуткой уверенности, и деловитости, и единения их разумов.

Когда он пришел к дому Дакана, стражники валялись у крыльца. Двери стояли нараспашку, но лампы в передней не горели. Из покоев Дакана просачивался слабый свет, предположительно, из брюха огненного бога.

Он вошел под арку и поднялся по лестнице на второй этаж. Там лежал еще один оммосец, злобный мальчишка, в котором Яннул узнал одного из любимчиков Дакана.

Дверь спальни Дакана, запертая, как он и пообещал, на засов, была выломана, а железный засов вырван из гнезда. Сам Дакан лежал поперек кровати, а мертвые глаза осуждающе смотрели в потолок.

Яннул развернулся, прихватив небольшой прикроватный светильник, отбрасывающий на стены мечущиеся тени. Если не считать мертвецов, дом казался опустевшим.

Потом откуда-то из передней донесся шум — протяжные давящиеся рыдания — и Яннул внезапно почувствовал густую тошнотворную вонь, стоявшую у входа в зал.

Он вошел туда, отодвинув опущенные занавеси и поднял лампу, чтобы рассмотреть, в чем дело.

Что-то неописуемое висело на краю жаровни Зарока, все еще дымясь. Неподалеку, сжавшись в комочек у стола, сидела Медаси, кухонная прислуга. Ее руки сжимали живот, глаза были закрыты, пока в них не ударил свет от лампы. Она уставилась на него безумным взглядом, потом вскочила на ноги и метнулась к двери, пытаясь убежать от него в переднюю. Когда он поймал ее за плечи, она завизжала, хотя он изо всех сил старался не сделать ей больно. Через миг безумие покинуло ее глаза. Похоже, она вспомнила, кто он такой. Она прижалась к нему, уткнувшись лицом ему в грудь, но он еле чувствовал ее рядом с собой, такой худенькой она была.