Падение Левиафана - Джеймс С. А. Кори
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Все мои действия направлялись посредством человеческого разума, – объяснил Джим. Ли, протянув ярко-красный втягивающийся провод от прилепленной к поверхности станции круглой штуковины, подсоединил его к гнезду скафандра Терезы. – Я там, знаешь ли, не рулил. Меня просто несло.
– Ну, – сказала Элви, – теперь, по-моему, кто-то рулит.
Ли показал им большой палец. Тереза забегала взглядом от него к Джиму и Элви.
– Что сказать?
– Скажи ему, что мы здесь, – попросила Элви.
Тереза кивнула и взяла себя в руки.
– Папа, это я. Тереза. Я здесь, у станции. Мы хотели бы войти и поговорить. – Подождав немного, она продолжила с такой тоской, что у Джима дрогнуло сердце: – Я хочу тебя видеть. Впусти, пожалуйста.
Они ждали. Джим медленно поворачивался по кругу, высматривая на поверхности станции хоть что-нибудь: рябь, отверстие, появление чего-то нового. И ничего не увидел.
– Попробуй еще, – сказал он.
– Отец? Если ты там, это Тереза. Я снаружи станции. Я хочу войти.
Тянулись секунды, и надежда на лице девочки умирала. Ли жестом подозвал ее к себе и отцепил провод.
– Есть и другие способы, – сказал он. – У нас несколько километров контактных датчиков. Мы пользовались ими у алмаза Адро, но они и здесь могут что-то дать.
– Я помогу разматывать, – вызвался Джим.
– Если заметишь что-то изменившееся с прошлого раза… – начала Элви.
«Кроме меня?» – подумал, но не сказал он.
Они несколько часов опутывали станцию датчиками – Джиму под конец живо вспомнилось сматывание пряжи в клубки, когда на папу Дмитрия находил вязальный стих. Элви через час оставила их работать и вернулась на «Сокол».
Ли объяснил, что она будет заниматься поступающими данными, но Джим сильно подозревал, что ей просто нужен отдых.
Работа сперва показалась утомительной, но через некоторое время Джим поймал ритм. Размотать провод, придержать, пока кто-то проверяет контакт между датчиками и с поверхностью станции. Тереза тоже помогала: многомесячное ученичество на «Роси» сказалось в том, как она просила пояснений и докладывала команде, что собирается сделать. К тому времени, когда баллоны опустели и Джим развернулся к дому, девочка, кажется, сбросила с себя первую горечь разочарования.
Люк за ними закрылся, Джим снял, обработал и убрал скафандр и сам ушел в каюту. Он провонял потом и неопреном, но неудобства и даже сознание, что молодым он бы дольше продержался, не отнимали удовольствия от работы. К тому времени, как отмылся и оделся в чистый комбинезон, он был доволен собой, как давно не бывал.
На летной палубе он застал одного Амоса, пристегнувшегося к амортизатору, хотя тяги не было и не предвиделось. Джим придержался за захват и заглянул в кабину.
– Есть там кто?
– Алекс спит. Кроха занимается собакой и собирает кое-какие вещички. Наоми на «Соколе» обсуждает показания датчиков.
– Данные уже пошли? В смысле, я думал, в первые несколько часов говорить еще не о чем.
– Люди, когда ничего не известно, любят об этом потолковать, – изрек Амос.
– Пожалуй, ты прав.
Амос потянулся и лениво почесал грудь – там, где тусклым неровным кружком еще чернела пулевая пробоина.
– Похоже, на станции много чего происходит. Что-то делается, хоть они и не понимают что. И горячей стало. Температура и сейчас растет.
– Удивительно видеть, как оно там движется. Тем более если раньше не знал, что оно там вообще есть.
– Вы его нашли?
– Не нашли.
– Но он там?
Джим потянулся, хрустнув позвонками.
– Да, там. Но, похоже, поговорить не рвется.
Ответ Амоса затерялся в предупреждающем гудке станции связи. Джим, подтянувшись к панели, открыл сообщение. Система зарегистрировала корабль, числившийся у «Роси» в списке угроз. «Дерехо» – тот, что убил «Предштормовой» и выгнал их из Фригольда, совершил переход через врата Бара Гаона. Джим только успел отключить тревогу, как в списке сообщений появилось новое – от полковника Алианы Танаки.
Глава 37. Танака
Случись им встретиться на Лаконии, встреча проходила бы в здании Государственного совета. Они расселись бы вокруг изготовленного с большим вкусом стола, а вся обстановка излучала бы силу, спокойствие и серьезность. А вышло, что они собрались на камбузе подогнанного под научные цели корабля, где пахло выбивающейся из силы вентиляцией и промышленными чистящими средствами. Какой-то смысл в этом был. Портреты великих военачальников и картины важнейших сражений – лестные, продуманные, уравновешенные – всегда попахивают пропагандой. Танака достаточно времени провела в коридорах власти. Навидалась великих людей в мундирах, устремляющих орлиные взоры в славное будущее. И почти не видела картин, где солдаты коротают холодные ночи в рваных палатках или у тлеющего костерка, ожидая утром штыкового удара в грудь от совершенно незнакомого им человека.
Боттона она оставила на «Дерехо» и явилась на «Сокол» одна. В парадной форме и при личном оружии. Ее немного подташнивало от лекарств, а головная боль, не прекращавшаяся с перехода от Бара Гаона, могла быть вызвана чем-то лишним в крови, а могла – просто неотступным ощущением, что в стенки ее мозга бьются чужие умы. В дополнение к прочему ее преследовала галлюцинация, что левый глаз слезится, холодные слезы сбегали по щеке даже в невесомости, где им стекать не полагалось бы.
– Вы уверены, что этот… эффект распространяется? – спросила доктор Окойе.
С их последней встречи она обзавелась хмурыми морщинками на лбу и в углах рта. И еще исхудала, ослабла от долгой невесомости. Атрофия мышц, стресс и недоедание превратили ее в подобие догорающей свечки.
– Уверена, – сказала Танака. – Больше всего досталось тем, кто там присутствовал. Но захватывает и других – не знаю, сколько именно. И если вы не хотите, чтобы оно добралось до вас, сразу начинайте их принимать.
Вместе с изменницей, возглавлявшей научный директорат, в камбузе присутствовали ее изменник-муж, глава подполья и человек, стрелявший ей в зубы. Когда они задумывались, вокруг головы у каждого мельтешили те мелкие мушки – не мушки. Те, что висели над Холденом, чем-то отличались, но она не могла уразуметь чем. Танака тешила себя, прикидывая, в каком порядке их расстреляет. Она бы предпочла начать с Холдена. Силы у нее были не те, что прежде, и она сомневалась, что управится со всеми, а не хотелось бы покидать вселенную, в которой остался Джеймс Холден.
«Как это мило!» – сказал голос в голове. Мужчина, старше нее. Она его не знала, но осуждение показалось обидным. Не желая слышать новых незваных советчиков, она бросила воображать смерть Холдена.
Элви Окойе листала список предложенных Танакой медикаментов, а муж заглядывал ей через плечо. Хрупкая женщина все сильней хмурилась, но заговорила не она, а Холден:
– Так плохо?
– Неприятно, – прикрываясь недооценкой, проговорила
