Цитадель Гипонерос (ЛП) - Бордаж Пьер

— Мое сердце радо знакомству с вами.

— В таком случае, князь, оно снова обрадуется через несколько минут, когда я присоединюсь к вам на Платонии. Умоляю, перестаньте считать меня за труп!

Взгляд жерзалемянина наполнился грустью. Он полуоткрыл рот, чтобы что-то добавить, но в последний момент передумал, дружески кивнул Жеку и отправился к свободной машине. Иллюминаторы закрывались один за другим, фильтры твердых частиц шипели, дезинтеграторы плевались своими блескучими зелеными молниями.

Мальтус Хактар внимательно наблюдал за световым индикатором на клавиатуре. Эта голографическая желтая точка исчезнет, как только деремат, перенесший Йелль, снова станет доступен.

— Вам больше не обязательно ожидать, судари, — заметил он Шари и Жеку. — Ваши друзья в безопасности.

— Мы встретимся на Матери-Земле, — согласился Шари.

— С удовольствием. Я всегда мечтал побывать на планете предков.

— Спасибо за все.

— Я всего лишь уважил волю умершего…

Осгорит заставил себя не отрывать глаз от индикаторов клавиатуры. Он чувствовал, что точно свихнется, если станет свидетелем исчезновения махди Шари и мальчика воочию. Многое способно уложиться в его голове, но есть и предел.

— Они отбыли? — спросил он секунд через пятнадцать.

— Убедитесь сами, — отвечал Фрасист Богх.

Главный садовник, осмотрев комнату и убедившись, что они с муффием остались одни, пожал плечами и вздохнул:

— Никогда я к этому не привыкну.

Индикатор сбоку клавиатуры замигал.

— Скоро сядете в него и вы, Ваше…

Внезапно металлические створки дверей грохнули о стены мастерской. Наемники-притивы ворвались в комнату и разбежались между дерематов на подъемниках. Мальтус Хактар вытащил из заднего кармана своего облегана волнобой, схватил застывшего Фрасиста Богха за запястье и бесцеремонно затащил за черную капсулу. По камню стен и корпусам аппаратов заскрипели металлические диски. Шеф-садовник выпустил залп волн высокой плотности, чтобы сдержать нападающих.

— Оборона в конце концов пала, — проворчал он. — Где ваше оружие?

Фрасист Богх лихорадочно зашарил в карманах своего облегана, но вспомнил, что волнобоя у него больше нет, потому что, решив, что он больше не нужен, сам бросил его на цоколь деремата.

— Моя батарея почти пуста! — вздохнул осгорит.

Он прикинул, что в мастерскую проникло с дюжину наемников. Серые с белым фигуры скользили между машинами, разбросанными по комнате, и постепенно продвигались к четырем черным капсулам. Осгорит понял, что один ствол не сможет сдерживать их долго. Как только они завершат маневр окружения, то начнут несколько одновременных атак, и без труда задавят их с Богхом. Хактар счел, что лучше перехватить инициативу и сделать все возможное, чтобы не позволить ловушке захлопнуться.

— Нам нужно две секунды, чтобы обогнуть этот деремат, — сказал он тихо. — Плюс три секунды, чтобы открыть люк и вам забраться в кабинку. Еще пять для проверки данных при трансферте. Давайте округлим до десяти секунд. Готовы попытать удачи?

— Настоящий риск — это ждать, пока они придут и зарежут нас, как животных на бойне, — прошептал Фрасист Богх. — Но если мы сделаем, как вы говорите, Мальтус, что станется с вами?

Бледная улыбка осветила лицо осгорита.

— Я смогу встать перед Двадцать Четвертым с высоко поднятой головой! Но я пока не умер. У меня тоже будет десять секунд. Если повезет… Наша первая цель — выносная клавиатура на цоколе. Вы нажмете кнопку открытия в правом верхнем углу цифровой панели. Сосредоточьтесь на собственных действиях, обо всем остальном позабочусь я.

Фрасист Богх положил руку на предплечье шеф-садовника.

— Я так многим вам обязан, Мальтус…

— Поблагодарите вашего предшественника. И не позволяйте брать верх эмоциям: сейчас самое время сохранять хладнокровие…

Он привстал, окатил волнами приличную часть ширины мастерской, присел, велел Фрасисту Богху следовать за ним и скользнул между двумя капсулами. Маркинатянин с трудом контролировал свои дрожащие руки и ноги. Он прибыл в Венисию подобно молодому фанатичному генералу — опьяненный кровью еретиков, воитель во имя Крейца, непоколебимо стойкий в вере как сталь, он свершил подвиги, он, маленький паритоль, взошел на трон понтификов, царствовал над грозной империей Церкви; и вот покидает свой дворец тайным ходом, как вор, как жалкий кастрат. Он, конечно, проникся изначальной чистотой учения, но в самом сердце Церкви не было места для Истинного Слова. Догма не интересовалась истиной, догма не стремилась вернуть людей на путь к независимости: она была самым ужасающим инструментом власти, ярмом, державшим миллиарды людей в непонимании самих себя и небрежении собой.

Жек с махди Шари уверяли, что он был одним из двенадцати рыцарей Избавления, одним из двенадцати столпов храма света, описанных пророком Захиэлем, однако он сильно сомневался, чтобы «первых двенадцать богов» из Додекалога сжимало в тисках таких приступов страха.

— Клавиатура! — выдохнул Мальтус Хактар.

Осгорит выпрямился, высунулся из-за прикрытия капсул, и нажал на спусковой крючок своего волнобоя. Лучи сверкающими брызгами рассыпались по аппаратам, собранным в центре мастерской.

— Быстро!

Голос главного садовника вырвал Фрасиста Богха из летаргии. Он завернул на четвереньках за угол цоколя и как можно быстрее бросился к нише с клавиатурой, схватил ее и нашел отпирающую клавишу, о которой говорил Мальтус Хактар. С третьей попытки указательный палец маркинатянина в нее попал. С протяжным вздохом иллюминатор открылся, но когда Фрасист Богх выпрямился, чтобы проскользнуть в проход, в нескольких сантиметрах над его головой промелькнул диск — и таранил машину, прежде чем отскочить в другую сторону.

— О боже! — взвыл Мальтус Хактар. — У меня магазин пуст!

Лучи, которые изрыгал ствол его оружия, потеряли интенсивную яркость и пролетали всего пять — шесть метров, после чего искривлялись и утыкались в пол. Он лихорадочно огляделся, ища волнобой, оставленный Фрасистом Богхом, и увидел его лежащим на цоколе соседней капсулы, по правую руку от себя. Он мгновенно принял решение, выпустил оружие, напряг мышцы ног, оттолкнулся, нырнул прямо вперед и перекатился на четыре метра. Вокруг него трещали и поскрипывали по бетонной стяжке диски, рикошетили и взлетали ввысь, яростно ударяясь о стены. Он вскочил на ноги возле цоколя и, продолжая движение, схватил волнобой, снял предохранитель и развернулся.

В его грудную клетку справа вонзился вращающийся диск. Острая пластина пробилась между ребрами и взрезала плевру, бок пронзила невыносимая боль. Из последних сил он попытался поднять ствол оружия, спустить курок, но мускулы больше не подчинялись ему. Диск, как бешеный зверь, продолжал кромсать его легкое.

Заледенев от ужаса, Фрасист Богх увидел, как второй диск пробил шею осгорита, голова Мальтуса оторвалась от туловища и с глухим стуком врезалась в деремат. Из обезглавленного тела взметнулся шлейф крови, и оно сделало два механических шага, прежде чем рухнуть.

В ужасе бывший муффий уставился на голову главного садовника, подрагивающее тело которого лежало в растущей лужице и с жалобным бульканьем истекало кровью. На заднем плане вышли из своих укрытий серо-белые силуэты наемников, сходясь отовсюду в его направлении. Богх оставался парализован, неспособен ни на малейшее усилие. От запаха крови — душащего, отвратительного — у него сжалось сердце.

Он сказал себе, что никогда ему не войти в храм света Захиэля, что никогда не стать одним из двенадцати рыцарей Избавления. В его смятенном рассудке сменяли друг друга ощущения и образы; перед ним в полном беспорядке пробегала вся история его жизни — этого удивительного пути, который вот-вот должен был окончиться в подвале епископского дворца Венисии. Из бурного потока видений выплыли лица трех женщин: его матери, Жессики Богх, которую он более не видал с тех пор, как крейциане схватили его и заперли в школе священной пропаганды Дуптината, дамы Армины Вортлинг, жены лорда Абаски, и дамы Сибрит, бывшей императрицы… Три женщины, которых Церковь ввергла в страдания и несчастья, словно чтобы провозгласить, что женская природа, частица ночи и грез любого человеческого существа, несовместима с самой сущностью учения Крейца.