Узники Кунгельва (СИ) - Ахметшин Дмитрий

Алёна откупорила термос и отхлебнула. Кофе оказался сладким и очень крепким.

— Мне нужна твоя помощь, — сказала она. — Я не хочу с ним встречаться, но мне нужно покинуть здание. Здесь есть запасной выход?

Мальчишка выпятил губу. Из его глаз исчезло заспанное выражение.

— Да, конечно. Но… это, наверное, не моё дело, но это же доктор. Если вы его пациент, то разве вы не должны с ним повидаться?

— Нет, — отрезала Алёна. — Не должна.

Лев секунду подумал. Потом наклонился и тихо сказал:

— Если честно, он мне тоже показался… каким-то зловещим. Идёмте, я выведу вас в сад. Если он зайдёт и начнёт расспрашивать, я скажу, что вы позавтракали и снова поднялись наверх.

Алёна благодарно улыбнулась.

Лев провёл её извилистыми хозяйственными помещениями, мимо прачечной и бельевой, отпер большую железную дверь, за которой оказался окружённый вишнёвыми деревьями закуток под бревенчатым навесом с поленницей, мангалом, сваленными в кучу поломанными скамьями и искусственной ёлкой. Алёна плотнее запахнула пальто, убрала в сумку термос и свёрток с едой. Проверила ещё раз взяла ли она блокнот. Лев вручил ей прихваченный с вешалки зонт-тросточку с выцветшим логотипом и, одарив смущённой улыбкой, пожелал удачи.

Не оглядываясь и стараясь ни о чём не думать, она поспешила через парк прочь, на трамвайную остановку.

Блог на livejournal.com. 13 мая, 12:08. Я назвал её Акацией.

…Вспомнил растения, которые росли перед родительским домом, всегда аккуратные, даже робкие — бабульки во дворе ошибочно именовали их мимозами. Несмотря на то, что с ним у меня не связано ровным счётом никаких тёплых воспоминаний, акации не в чем винить. Они были прекрасны, и они находились за пределами квартиры. Узоры, которые в мае-июне они бросали на лицо просыпающегося в ореоле утра мальчишки, каждый раз были неповторимы. Начав жить отдельно, я мечтал заиметь себе такое растение в горшке и даже, переехав сюда, подумывал высадить его прямо под окном… но третий этаж есть третий этаж, не каждое деревце до него дотянется — даже если усердно поливать.

Я давал это имя с величайшей осторожностью, всё ещё ощущая безграничный ужас и отвращение. Но даже если ей суждено будет умереть через несколько часов — лучше бы ей стать кем-то большим, нежели безымянным куском мяса.

С трудом отыскав чистые тряпки, одной из которых оказалась моя единственная выходная рубашка, я обтёр девочку, тщательно, как мог. Отнёс её в комнату, положил в кресло и отступил на несколько шагов, находясь в лёгком ступоре и ожидая, что сейчас, качнувшись на невидимых волнах, она уплывёт прочь, как мифический персонаж, принцесса, тростниковую колыбель которой выловит простой рыбак, принесёт домой, отдаст жене, чтобы вырастить как свою дочь.

«Этого просто не может быть», — сказал я себе в последний раз, впрочем, не слишком уверенно.

Теперь… хмм, теперь, видимо, предстоял процесс кормления. Что я могу ей предложить? Картофельное пюре? Гороховую кашу? Я вспомнил, что и сам не ел уже почти сутки. Чувство голода превратилось в неприятное, сосущее чувство под ложечкой.

Сейчас я сижу и печатаю всё это, всё ещё не зная, что делать. Так легче отвлечься. Так легче думается. Когда строчки скользят по экрану, время замирает. Выродок по-прежнему разевает рот, требуя пищи, голос резонирует у меня между ушами, рождая бесконечное эхо. Думаю прокрасться к холодильнику. Не могу припомнить, было ли там что-нибудь, что с натяжкой может сойти за детское питание. Может, кефир? Молочная сыворотка? В любом случае, моей тюрьме до фермы далеко, и лесные тараканы и клопы, что заселили кухню, молока пока не дают.

Вера мужчины в то, что в холодильнике всегда что-нибудь найдётся, иррациональна и не поддаётся логическому объяснению. Есть в этом что-то сродное с детской верой в чудеса…

4

Прижимаясь к стене, Юра заглянул за угол. Улица пуста; ни следа погони. Правильно, зачем серьёзным людям, констеблям на государственной службе, гоняться за каким-то бродягой, который к тому же сам проболтался, где кинул кости?.. Мужчина выскользнул из тени, запихав руки глубоко в карманы брюк, пошёл прочь, стараясь не привлекать к себе внимания. Во рту стоял привкус горького шоколада. Сердце выпрыгивало из груди, и каждый раз, когда оно оказывалось в верхней точке, из горла вырывался неприятный звук икоты. «Улица диковинных коробок»… Наверное, где-то здесь продают сувениры, — подумал он и действительно увидел, как в витрине слева женщина предпенсионного возраста раскладывала на специальном стенде открытки с видом пасмурного города и его окрестностей. Были там и фотокарточки с озером. Фотограф сделал их в самом начале зимы, когда снег ещё не успел лечь. Вода под слоем тонкой корки льда казалась чёрной. Хозяйка выглядела заспанной, одета в старые джинсы с дырами на коленах и водолазку с вышитой на ней улыбающейся девчачьей рожицей; волосы прихвачены на лбу простым обручем. Юра готов был дать мизинец на отсечение, что ей не довелось сегодня выходить на улицу. В дождь здесь не выходят из дома, а работа… пропади она пропадом эта работа, если она заставляет тебя тащиться куда-то в такую слякоть. Многие магазины и заведения были закрыты, хотя была самая середина недели — Хорь заметил это ещё вчера.

Подойдя поближе, Юра прочитал табличку у двери. «Артефакты и редкости». Время работы — с девяти до восемнадцати, кроме понедельника. Ниже на полоске скотча прилеплена зелёная бумажка: «Если меня нет на месте, звоните», но телефона не было.

Женщина завершила выкладку товара и, не глядя на Юрия, ушла вглубь магазина. После недолгого колебания, Хорь открыл дверь и вошёл в тускло освещённое, но тёплое и сухое помещение. Звякнул колокольчик.

— Зачем пришли? — неприязненно спросила хозяйка. — Ещё слишком рано. Я не выложила магниты.

Юра передёрнул плечами. Он и не рассчитывал на тёплый приём.

— Скажите, у вас есть летние фото Кунгельва? Прямиком из солнечного июля. Впрочем, август тоже подойдёт.

— Кунгельв — не то место, чтобы наслаждаться солнцем.

На низком деревянном столе, изогнутом на манер буквы «С», были выставлены бронзовые тарелки. Юра опустил глаза и сделал шаг в сторону, чтобы хозяйка отразилась хотя бы в одной из них. Лицо её сложилось в мину, словно говорящую: «Что за запах ты с собой принёс, человече?».

Тот полицейский… он отражался в лужах не так, как его напарник. Это было бы до одури смешно, если бы Юра был ребёнком, а скуластый полицейский, чем-то напоминающий разом героев МакКонахи и Харрельсона из «Настоящего детектива», — его приятелем, и они, гуляя по парку развлечений, забрели бы в павильон с кривыми зеркалами… но всё, увы, было не так. Детективу бы это понравилось, но детектив… Юру передёрнуло. Его расследование подошло к концу, не успев толком начаться. «Ищи меня в луже», — написала на раритетном столе пожилого еврея эффектная незнакомка. Значит ли это, что отражение её также походило на гору мокрого снега? И что, заведя знакомство с одним из этих людей (если они вообще были людьми), можно было выйти на её след? Как бы то ни было, мистер Бабочка отстрелялся и вышел из игры, а сам Юра не горел желанием лезть в это дерьмо. А остальные, все эти неприветливые рожи, которые косятся на него как на прокажённого и шепчут в спину проклятья, неужели они ничего не замечают?.. Или замечают, но давно уже смирились с тем, что некоторые обитатели города, скажем так, иные?

— К чему это ёрничество? Сейчас не лучшее время для туристов. Вполне возможно, я ваш первый и последний на сегодня клиент.

Юра огляделся, изучая ассортимент. Несколько старинных карт, тощие путеводители, флаги, открытки, плакаты, рыболовные крюки… буквально от каждой вещи веяло тоской и какой-то глухой безысходностью.

Женщина поджала губы. Она была похожа на высушенный цветок из гербария.

— Вам я всё равно ничего не продам.

— Почему? — удивился Юра. Он потянулся и взял со стойки открытку. Оглядев её, поморщился (там был изображён какой-то деревянный барак, окружённый хмурыми соснами), но всё же сказал: