Однажды в Лопушках (СИ) - Лесина Екатерина

— Наташка, покороче, — рявкнул дед. — Неспокойно мне… Игнатка замолчал.

Интересно, сколько жизненной силы в нем, в том, кто на половину не человек? Наверняка изрядно.

— Короче… на государя покушались. И обычным способом, и… используя родовые умения, а они, как понимаешь, были весьма разнообразны. Следовательно, встала необходимость в сотворении защиты. Так появились коронные регалии, которые и ныне считаются вершиной магической мысли. Главным образом оттого, что использовались и вправду родовые умения… родов, что ныне считаются полностью ушедшими.

Матушка выдохнула.

— На крови их делали, говори уже прямо. А то ишь… наплетут, поди-ка, разберись, об чем разговор.

— На крови, — не стала отрицать матушка. — Тех, кто покушался на государя. С привлечением жрецов и… жертвоприношениями.

Серьезными, надо полагать, если боги откликнулись.

— Коронные регалии, скажем так, известны, но… мало кто знает, что Брюс не успел. Кое-что он передал Петру, однако этого оказалось мало. Последнее покушение удалось, хотя опять же в истории…

 — В… твою историю, — высказался дед.

— Было использовано заклятье темной стороны и столь мощное, что существующая защита просто-напросто не сработала. Брюс в письме своему старинному другу оговорился, что нашел способ решить проблему, что… сердце отступника окаменело. Полагаю, в буквальном смысле.

В глазах Маруси Николаев увидел вопрос.

И кивнул.

В некромантии всякое возможно. И энергетическое преобразование структуры носителя, хотя… еще одно запрещенное и почти утраченное по нынешним временам знание.

— Это письмо я отыскала в архивах твоего отца. Николаевы никогда не держались трона, но всегда были сильными некромантами. И кое-кто их рода учился у Брюса.

А вот этого Николай не знал.

— Твой отец тоже не слишком интересовался историей, но меня поддерживал.

— Дурень.

— Сам ты, папа… такой, — огрызнулась матушка, что было вовсе для неё не характерно. — На деле же… мне удалось найти остатки дневника, почти уничтоженного, но все же… кое-какие записи. Восстановить. Брюс и вправду создал артефакт, который назвал «Средоточием тьмы».

— Красиво, — тихо сказала Маруся и тут же добавила. — По-моему, чем красивей их называют, тем более поганый у них характер…

— Именно! Умненькая девочка, — восхитился дед.

И этакое восхищение заставило насторожиться.

— Судя по всему этот артефакт обладает воистину безграничной мощью. И человек, им обладающий, даже сам не имея дара, способен управлять нежитью. Способен создавать нежить. Способен…

Матушка замолчала и вздохнула:

— В общем, в зависимости от фантазии.

— Не приведите боги такого и с фантазией, — добавил дед.

А Николай с ним согласился от всей души. Что-то страшновато становилось ему от подобного сочетания: посторонние фантазии с артефактом, способным… он не только деревеньку уничтожит.

— У Брюса не было сыновей. И в принципе детей. Это установлено со всей достоверностью. Более того, он, осознав силу своего творения, испугался.

Лучше бы он испугался до того, как творить начал.

Мысль была мрачной. И неосуществимой.

— Он передал «Средоточие» короне, правда, так и не решившись включить в число драгоценностей короны. Однако заклял на кровь.

— Чью?

— Петрову, — сказала матушка. — Только дети и внуки, правнуки… ну и так далее, так вот, лишь они способны владеть и управлять «Средоточием» и оставаться притом людьми.

Повисшая тишина была… тяжелой.

И вот спрашивается, чего я, собственно говоря, нервничаю? Точно не из-за дел многосотлетней давности, к которым, если подумать, и отношения не имею-то.

То есть, имею, но очень уж опосредованное.

Некромант стоит. Сгорбился. Оно и понятно, палатка хорошая, но все ж не такая и большая, а он длинный очень. И стоит, локти прижав, пальцы трет, смотрит то ли в стену, то ли сквозь неё. А на лице — не задумчивость, мрачная решимость. С таким выражением только подвиги и совершать.

А я не хочу подвига!

В подвиг.

И вообще…

— Так, погоди, — этот голос сиплый, с хрипотцой, заставляет меня ежится. Я не знаю, кому он принадлежит, но знакомиться совершенно не тянет. А тянет тихонечко-тихонечко отойти. Пока не заметили. Но поздно — меня и заметили, и запомнили.

И… что там Верещагина говорила?

Почему мне страшно становится.

— Петрова?

— Петрова. В этом нет сомнений. Брюс был не просто предан своему покровителю. Есть предположение, что они были связаны куда… теснее…

— Наташка!

— Папа, я о клятве души говорю, это у тебя вечно в голове какие-то пошлости!

Тот, который с хрипотцой, закашлялся.

— Клятва души? — уточнил некромант, на меня покосившись. А я что? Я ничего. Сижу вот смирнехонько, ручки на коленях, спина прямая, как в школе учили. — А она существовала?

— Существовала. И существует, — ответил тот, который по ту сторону телефона. — Но используют крайне редко. Все же приноситься она должна истинно доброй волей. Да и обязательства налагает немалые. На обе стороны причем.

— А… что это? — поинтересовалась я шепотом.

У некроманта.

Но ответил не он.

— Это, девонька, клятва служить не человеку, но роду. И от рода же данная. Служить верой и правдой, не щадя ни крови, ни жизни, ничего-то… ромейская придумка. Некогда только душники и служили императорам. И Рим держался. Пока императоры помнили, что и на них есть долг. А как забыли, так все и рухнуло. Ныне-то клятва души редкость. Да и в те времена не часто встречалась. Стало быть вот оно как…

— Поэтому и не спешил Брюс служить Екатерине, несмотря на все её попытки сблизиться. Но… не о том. Из всех детей Петровых выжили лишь обе дочери, причем незаконные.

Я вновь постаралась притвориться, будто меня нет.

— Катька-то женой когда стала. И под венец шла уже с детьми. Иных-то боги давали, да и забирали скоро. А вот Лизка с Аннушкой и выросли, и замуж вышли, и вернулись… Лизка власть приняла{4}. Правила долго и не сказать, чтобы вовсе бестолково. Ну да замуж она не вышла. Официально если.

— А неофициально? — уточнил Николаев.

— Неофициально имелся у неё любимец, Разумовский, с которым она, как поговаривают, обвенчаться изволила и даже детишек завела. Но сколь правда… если и были оные, то прятали их куда как серьезно. Однако…

Старик замолчал, задумавшись.

— На трон она позвала племянника, сына старшей своей сестры Анны{5}. Хотя уже тогда точно было известно, что мальчик он довольно непростой. Если бы были родные дети, думаю, она нашла бы способ передать наследство им.

— Нашла бы… хватило бы устранить болезного наследника, а после организовать коронацию. Регалии бы отозвались на кровь. Им-то особо до законности рождения дела нет.

— Стало быть, детей не было…

— Или к тому времени Елизавета решила, что не желает им своей судьбы. Как знать… в любом случае, эта ветвь угасла.

Я потерла плечи.

Кровь Петра и… и в голову такое не бери, Маруся! Тоже мне, потерянная принцесса из деревни Лопушки.

— А вот дальше… дальше интересно. С супругой своей у Петра отношения не сложились, что верно, но и сказать, чтобы женщин он вовсе избегал, будет неправильно. Скорее уж женщины его привлекали весьма своеобразные.

Интересно, с меня потом подписку возьмут о неразглашении высоких секретов? Или просто тихо прикопают где-нибудь в лесочке? И почему второй вариант мне кажется куда более реалистичным?

— С девицей вы, вероятно, угадали… по всему выходит, что она дочь Екатерины и Потемкина, потому-то и не стали поднимать скандал, равно как и искать драгоценности. А вот отец ребенка…

— Сын Петра? — не выдержал Николай.

— Именно… сын Петра III, дитя царской крови, укрытое по слову Брюсову…

— Погоди, — Николай вскинул руку. — Когда Брюса не стало, Петр сам был ребенком.