Однажды в Лопушках (СИ) - Лесина Екатерина

— …и проверить наших гостей. Не то чтобы стоит опасаться их, но все же будет не слишком хорошо, если кто-то очнется до срока.

Кто?

Тот, кто виднеется за прутьями. А кто именно — не разобрать.

Дальше.

И… темнота.

И в следующем отверстии тоже. И… и надо бы себя оградить, повесить хотя бы отвод глаз, а то пока Оленьке везло, но как знать, сколько еще продлится это везение.

Она прошла еще чуть дальше, подумав, что если стена примыкает к пещере, то должен быть вход в эту пещеру. Или выход. Не важно. Главное, она должна попасть туда и…

Что?

Глава 47 Об опасностях эвакуации

Держусь от греха подальше, но стараюсь не терять его из виду.

Николай почувствовал, как меняется энергетическое поле вокруг. Аномалия, до того дремавшая, пришла в движение. И это было нехорошо.

Очень нехорошо.

Что бы ни происходило, это началось.

— Так, девонька… — голос деда отвлекал. — Теперь касаемо твоей матушки…

Ведьма напряглась.

И… Николай взял её за руку. Просто, чтобы поддержать. И чтобы успокоить. Он бы сказал еще, что деда не стоит бояться. Опасаться — да, разумно, но бояться… он не такой и страшный.

— Оно, конечно, пока по верхам… уж больно мало времени, но что есть… история действительно мутная. Протоколы пустое… на редкость пустое… скажи, а твоя… родственница не упоминала о продаже камней?

— Нет, — ведьма стиснула пальцы и посмотрела с тревогой.

— Гм… а браслетов было два или один?

— Один.

— Точно?

Ведьма кивнула.

— Точно, — сказал за неё Николай.

— Вы думаете…

— Я думаю, что тут не обошлось без твоего батюшки… уж прости.

— Я… понятия не имею, кто… я… долго думала, что вообще… — она запнулась. — Что он умер. Или уехал. Или… потом, как стала старше, что просто случайная связь. Бывает же.

— Бывает, — согласился дед неожиданно мягко. А Николай сказал:

— Кровь отправляли. На анализ.

— Куда?

— Так… по дядюшкиной линии…

— Ага, еще не оставил своего, поганец этакий… мало ему досталось, — проворчал дед. — И что?

— И ничего. Не вернулся пока. И телефон недоступен.

— Как не вернулся? Игнатка же ж сказал, что на месте, вышел от… часов пару как. Должен был бы добраться.

Плохо.

Очень плохо.

Настолько, что…

— Кто из наших на тебя работает? — Николай прислушался к изменениям. Тьма… тьма шептала, пока беззвучно, жалобно, словно просила защитить её от людского произвола.

— Николаюшка…

— Деда, тут все… плохо. Подозреваю, что нас выбрали на роль жертвы. И хотелось бы знать, на кого можно рассчитывать.

Дед понял все быстро и сразу.

— Ирбис.

— Понятно, — Николай попытался зацепить тонкий почти детский голосок. У него всегда выходило разговаривать. Иные норовят подчинить, видя в том задачу некроманта. И выходит, конечно.

Но всегда лучше разговаривать.

— Уходите оттуда.

— Будет прорыв, деда, — вздохнул Николай. — И… даже если уйдем, то все равно будет.

— Мои люди недалече…

— Все одно не успеют. Как и Беломировы… те, кто… кто еще знает, где Беломир служил?

— Так… никто. Он не особо… даже я не сразу узнал. Уже потом, после скандала, когда пытался привести этого засранца в чувство, тогда и велено было оставить.

— Кем?

— А кто мне повелеть может, внучок? — мягко поинтересовался дед. — Но… люди его точно быть должны, что хорошо. И тот, кто игру затеял, о том не ведает. Тоже хорошо. И про Игнатку…

— И что ты ему приказал?

— Наблюдать. Не вмешиваться без особой нужды. Беречь кровь. Любой ценой.

Дышать даже легче стало.

Немного.

Если дедов Игнатка и вправду той, иной, крови, то справиться с ним будет непросто. Если только… если только его не ждут.

Тьма заплакала.

— Хорошо… то есть плохо… так, дед, если вдруг… маму береги. И сестер.

— Николай!

— Цыц, дура, не мешай… сберегу, уж будь уверен.

— И не смей их душить!

— Задушишь вас, как же… — проворчал дед. — А ты, засранец, только попробуй преставиться. С того света достану!

— Это вряд ли. Я некромант.

Голос тьмы теперь звучал явственно. И был обиженным.

Тише, девочка… тише. Я выслушаю. Все выслушаю.

— Что? — шепотом спросила ведьма. И Николай покачал головой.

— Ничего, и на некроманта управа найдется, — заявил дед решительно. — А ты давай там… не дури.

Николай хотел бы не дурить.

Но тьма волновалась.

Это неправда, что она безразлична. Нет, она полна переживаний и слез, боли, собранной по крупицам, отданной людьми, но никуда-то не исчезнувшей. Она хранит в себе последние вздохи и страх перед смертью. Удары сердца, которое не желает останавливаться.

Горячечный шепот.

Она готова отдать, но… кому?

— Надо идти, — Николай знал, что нужно делать, но знание не успокаивало.

— Что вы… — голос деда донесся издалека.

— Если все так, то… шанс один. Забрать артефакт до того, как они попытаются его подчинить. Ты сможешь.

— Я… попробую, — сказала ведьма жалобно.

— Сможешь.

И тьма зашептала, что да, что сможет, что… давно пора. Её ведь звали. Давно-давно. Звали-звали, а она все не шла. Другие шли, которые нужны не были, а она — нет. И…

…рука холодеет. И пальчики подрагивают.

— А если… если вы ошибаетесь?

Тьма не способна на ошибку.

Тьма знает точно. Нужно лишь ей поверить. Если духу хватит. У Николая хватит.

Это неправда, что злодеи не испытывают сомнений. Вот Александр Потемкин испытывал. Правда, следует сказать, что злодеем он себя не считал, хотя сполна осознавал, что скоро им станет.

С общепринятой точки зрения.

Дед с хрипом поднялся.

— Сиди, — попытался урезонить его Александр, но дед лишь отмахнулся. Он давно привык решать все сам. И ныне вот, тяжко опираясь на трость — непростую трость, — ступал. Ноги в мягких тапочках скользили по темному камню беззвучно. Да и двигался он пусть тяжело, но так, что сомнений не оставалось — устоит.

— Этот твой… сделает, как надо?

— Сделает.

— Точно?

— Деваться ему некуда, — сказал Александр, осторожно приблизившись к деду. Тот покосился, но гонять не стал. — Крови он точно не боится. Проверяли.

Дед нежно провел по расписанной рунами стене.

— Кто бы мог подумать… — сказал он шепотом, и шепот этот утонул в полумраке. Дед давно уже плохо переносил яркий свет.

И шум.

И… ему бы помереть лет этак десять тому, а лучше двадцать, если не сто, унеся с собой ту самую тайну, которая вот-вот испоганит жизнь Александра. И бьется мыслишка, что отступить не поздно пока.

Да, кое-что сделано, но к этому, сделанному, он, Александр, отношения не имеет.

А к тому, что произойдет…

Дедова рука вцепилась в ухо и повернула.

— Ай…

— Опять сомневаешься?

— Сомневаюсь, — доказывать, что дед ошибся и никаких-то сомнений он, Александр, не испытывает, было бесполезно. Вранье дед чуял.

— Чего?

— Да… зачем оно нам надо? Оно ведь… оно не наше! И переподчинить… если и вправду артефакт такой мощности, то у нас просто не выйдет! А стало быть, угробим тучу народу и… чего ради?

— Чего ради? — прошипел дед.

— Да! А если… если кто узнает? Проклятье… да я не понимаю, как вообще дал себя во все это втянуть! — он вцепился в волосы. И получил по рукам. Тростью.

В голове загудело, то ли от удара, то ли от силы, трость наполнившей. Та, сменившая изрядное количество хозяев, давно уж напиталась тьмой до самого края. Если тот существовал.

— А ты как думал, внучок? — издевательски поинтересовался дед. — Силу получить? И дальше что?

— Я…

— Бесполезное поколение. И твой отец таким же был. Только и годны, что баб портить и брехать… брехать вы всегда горазды. А вот думать… — навершие трости ткнулось в лоб. — Не дети, а сплошное разочарование…