Дочь Востока. Автобиография - Беназир Бхутто

— Не могу выносить ваших склок, ребята, — улыбался он. К облегчению Шаха, в этом году мы с Миром заранее договорились вести себя смирно, не задирать друг друга, просто признать, что мы не согласны друг с другом, и на этом успокоиться.

Политические интересы Шаха перешагнули границы Пакистана. Покинув нашу страну, он жил в нескольких других на Ближнем и Среднем Востоке, вникал в сложности политики Ливии, Ливана, Сирии.

— У тебя слабость к госпоже Тэтчер, — частенько поддразнивал он меня.

— Неправда, Шах! — горячилась я. — Она правая, меня ни в коем случае правой не назовешь. У нее в Британии высокая безработица, — обличала я британских консерваторов во главе с пресловутой «железной леди».

— Правда, правда, — лукаво улыбался Шах и грозил мне пальцем. — У тебя слабость к ней, потому что она женщина.

В опасный теневой мир аль-Зульфикар Шаха толкнуло не внутреннее убеждение, а обстоятельства. В Кабуле он занялся обучением добровольцев-боевиков группы. Как и все, чем занимался Шах, эту работу он вел с увлечением и не без озорства. Однажды, пренебрегая установленным советскими оккупационными властями комендантским часом, он в ночные часы отправился по улицам Кабула, чтобы к утру добраться до лагеря и присоединиться к своим «войскам» за завтраком. Утром, обнаружив, что брат исчез, Мир всполошился.

— Сам посуди, — оправдывался Шах, с улыбкой глядя на разозленного брата, — как я смогу учить своих людей тактике скрытности, если не покажу личного примера?

Жизнь Шаха, как и жизнь всей семьи, резко изменилась после убийства отца. Связь его с красавицей турчанкой прервалась по инициативе ее родителей, узнавших, что Шах связался с группой аль-Зульфикар. Пришлось ему отложить и свои мечты о предпринимательской активности. Он планировал сколотить капитал и заняться строительством многоквартирных домов во Франции.

— Вы с Миром занимайтесь политикой, а я буду зарабатывать деньги для семьи, — сказал он во время одной из наших встреч.

Интересовался он и деятельностью разведки, изучал соответствующую литературу.

— Когда вы с Миром вернетесь в Пакистан, вспомните о своем младшем братике, который разбирается в разведке, — говорил он нам. — Большие бонзы не могут, не в состоянии вникнуть во все аспекты жизни общества, современное общество для этого слишком сложно и громоздко. Вам нужен кто-то, на кого вы сможете положиться, кто сможет просветить вас о тенденциях, настроениях, чаяниях, о том, в какой кухне что заварилось. Так что, когда придет время, я вам пригожусь.

* * *

Сейчас, в автомобиле, Шах спросил меня:

— Долго у нас пробудешь?

— До тридцатого июля.

— Ну нет! Так не пойдет. Останься подольше. Мир тридцатого уезжает, и ты тоже. Ты просто должна остаться еще на недельку.

— Но меня ждут в Австралии.

— Подождут. Останешься со мной.

— Хорошо, хорошо, — согласилась я.

Конечно, я понимала, что не смогу остаться. Но не хотелось портить брату настроение отказом. Из всей семьи он наиболее настойчиво рвался меня увидеть. Весной 1984 года он без предупреждения прилетел в Париж, где я вовсю занималась своими политическими делами. «Редактор „Красной звезды" хочет взять у вас интервью», — прочитала я на одной из записок стола регистрации о телефонных звонках. «Красная звезда»? В жизни не слыхала о таком печатном органе, но это меня не удивило, ибо тогда я получала много звонков и виделась со многими, о ком раньше не имела представления. Когда редактор «Красной звезды» позвонил в третий раз, я взяла трубку.

— Легче пробиться к президенту, чем к тебе, — смеялся в наушнике трубки голос Шаха. — К Валиду Джумблатту в штаб-квартире друзов в Бейруте точно проще попасть, чем к мадемуазель Беназир Бхутто в Париже.

Каждое утро Шах будил меня в моем номере в 6 часов.

— Все еще спишь? — ужасался он. — Вставай, давай вместе позавтракаем.

Политические трапезы для Шаха не были проблемой.

— Когда ты от него отделаешься? — спросил он, когда я сказала, что обедаю с господином Назимом Ахмадом, бывшим министром информации. В упомянутый мною час я услышала рядом шаги и увидела подходящего к нам стройного молодого человека. Мой собеседник побледнел. Он знал, что Шах не только сын главы его правительства, но и прослыл опасным террористом. Шах раскурил сигару, и через несколько минут господин Ахмад уже хохотал над его анекдотами. Затем Шах водил меня и Ясмин по булыжным мостовым Парижа. До трех ночи мы болтали, пили кофе за выставленными на тротуары столиками.

— В семь утра за тобой заеду, — предупредил Шах, высаживая меня с матерью у снятой им на месяц квартиры С двумя спальнями на Круазетт. — Сначала покажу тебе свою квартиру, потом барбекю на пляже. У меня все уже налажено, тебе останется лишь наслаждаться.

— И Рехана будет?

— Да. — Выражение его лица не предполагало каких-то изменений в отношениях с молодой женой. И он отбыл, чтобы завершить последние приготовления к пикнику.

В одной квартирке с матерью и со мной разместились Санам с крошкой Азаде, мужем Насером и еще пятнадцатилетняя кузина из Лос-Анджелеса. Нехватка места нас, однако, не беспокоила, ибо восточные семьи по обычаю живут весьма плотно. Мир, со своей семьей остановившийся у Шаха, приехал к нам в гости с Фатхи. Я привезла для Фатхи вырезные аппликации и несколько книжек с картинками, которые и принялась ей читать. Кондиционер в квартире отсутствовал, жара выгнала нас на балкон, где мы прекрасно провели время до вечера. Афганских жен своих братьев я едва знала. Уже год прошел, как они женились в Кабуле.

Мир, кажется, прекрасно уживался со своей Фаузией, но у Шаха с Реханой дело обстояло сложнее.

— Я тебе хочу кое-что сказать, но обещай со мной не спорить, — обратился ко мне как-то Шах во время одной из наших встреч в Париже.

— Попытаюсь, — пообещала я.

— Я, кажется, разведусь. Я разинула рот.

— С ума сошел, Гоги? — Я назвала брата его детским семейным именем. — Ни в коем случае! В нашей семье никогда не было разводов. Твой брак к тому же не договорный, ты сам себе жену выбрал, так что не можешь сослаться на то, что тебе подсунули невесть что. Ты должен сохранить семью.

— Тебя больше заботят приличия, чем я, — вполне справедливо упрекнул меня Шах.

— Да что у тебя не ладится? — спросила я, воображая, что сейчас, не сходя с места, найду мудрое решение всех семейных проблем брата. То, что я услышала, однако, убавило у меня уверенности в благополучном разрешении семейного кризиса.

Рехана радикально изменилась после замужества, сказал брат. Сначала она пылала любовью, сама готовила пищу и напитки, терпеливо дожидалась, когда он вернется из лагеря после тренировок. Но вдруг она оказалась не в