Затаив дыхание - Адам Торп

— Это, скорее, вопрос бессознательного влияния, — задумчиво, будто после долгих размышлений, произнес Говард. — Мне ведь даже неизвестно, знал ли Яан своего отца. Я не собираюсь лезть к вам в душу, но тогда остается только гадать. Может быть, малыш слышал, например, как отец играет на альте?

— Он слышал, как я играю на скрипке, — засмеялась Кайя. — Потому и выбрал альт.

— От противного, значит, — усмехнулся Говард. Он явно наслаждался происходящим.

— Я никогда не заставляла его заниматься музыкой. Силой не тащила. Он услышал альт на диске и сказал, что хочет на нем играть. Я думала, стоит начать со скрипки, но он уперся, уговоры не помогали. На Хааремаа нашлась одна учительница музыки, ей было уже за шестьдесят, она держала пансион и давала уроки, в том числе игры на альте. Ей пришлось везти маленький альт из Таллинна, мы взяли его напрокат. Но Яан так быстро все усваивал, что она, наездами бывая на острове, учила его бесплатно.

— Поразительно! — воскликнул Говард. — Наверняка гены сказались.

Появился Яан, стал между ними и приник к материнской юбке; Кайя обхватила сына руками. Окурок, наверно, так и торчит у нее в зубах, подумал Джек. Догадка тут же подтвердилась: рука исчезла, все заволокло дымом. Мальчику дым не на пользу. Совсем не на пользу.

— Он, кстати, его вообще не видел, — проронила Кайя.

Мальчик поднял голову и залопотал по-эстонски. Обвив сына руками, Кайя что-то сказала в ответ. На Джека внезапно нахлынул страх: до чего сложна жизнь! Мало ли что еще может произойти… Вновь заработала пневматическая дрель, но сквозь закрытое окно вой почти не слышен. В комнатенке стало невыносимо жарко.

— Что он говорит? — ласково улыбаясь, поинтересовался Говард.

— Спрашивает, говорим ли мы про его отца, — сказала Кайя; в ее красивом певучем голосе сквозила легкая ирония.

— Про него говорим, про него, — Говард утвердительно кивнул мальчику. — Во всяком случае, пытаемся.

— Я придерживаюсь принципа, что смотреть надо вперед, а не назад, — сказала Кайя. — Если эстонцы смотрят назад, то видят кучу дерьма. Если англичане смотрят назад, видят много хороших вещей.

— Далеко не все хорошие, — заметил Говард.

— Они думают, что хорошие, — уточнила Кайя. — А мы не можем даже думать, что там было хорошее, потому что это — как колючая проволока, вросшая в живое дерево. Проволока не растет, зато дерево растет. Между прочим, такое говорит один поэт, знаменитый поэт, не я.

— Очень выразительный образ, — согласился Говард, — но он наводит на мысль, что вам мучительно вспоминать о связи, сыгравшей столь большую роль в вашей жизни.

— Я не хочу говорить ничего такого, чего Яан не может понять, — сказала Кайя.

— Хорошо, согласен.

Стало ясно, что Говард исчерпал свой запас вопросов. На короткое время сигарета исчезла из поля зрения.

— Я скажу вам, что я сообщила сыну про его отца, — прозвучал голос Кайи. — Я сказала, что отец уехал до его рождения.

— Уехал?

— Да, обратно.

— Обратно?

Молчание.

— Значит, его отец был альтистом. А может, рок-музыкантом?

Кайя засмеялась. Как же приятно слышать ее смех.

— Вы просто с ума сошли, мистер Давенпорт. Вам же известно то, что вы пытаетесь узнать. Прямо как КГБ, они всегда спрашивали о том, что уже знали.

Джек прислонился ухом к двери. В голове вертелось бухгалтерское выражение, которым часто пользуется Милли: «издержки жизненного цикла».

— С чего вы взяли, что я все уже знаю? — ошарашенно спросил Говард.

Кайя взъерошила сыну волосы.

— Я и так много всякого сказала. Не важно. Яан сегодня хорошо играл?

Пока Говард излагал свои замечания и советы, Джек вспомнил, как на Хааремаа они с Кайей однажды утром заехали на велосипедах в деревню — одну из крошечных, подновленных, почти обезлюдевших деревушек — и увидели, что на спортплощадке между кладбищем и замусоренным лесом шесть-семь парней играют в футбол. Ребята вежливо предложили им присоединиться. Кайя устала от долгой езды и предпочла роль зрителя. Площадка была неровная, в одном месте из земли торчала ржавая железяка дюйма в два высотой, но Джек с удовольствием принялся гонять мяч, стараясь не ударить лицом в грязь перед своей девушкой, и даже забил гол.

После игры ему отчаянно захотелось сына, но Кайе он об этом желании не сказал.

Яан стоял, опершись локтями на колено матери и неловко оттопырив увечную стопу, — возможно, по чистой случайности. Джек не помнит, чтобы сам когда-нибудь приникал к материнскому колену. Впрочем, и с ним, наверно, такое тоже бывало.

Бесшумно прислонившись головой к двери, он вообразил, что везет Яана в Хит, и там, в парке, они перекидываются на площадке мячом. Джека снова охватила тоска от сознания сложности бытия, сетью окутавшей мозг. Его раздражают черные волосы Яана, раздражает, что они падают ему на уши и свешиваются на лоб. Зато очень нравится неловкая поза мальчика, его забавные движения: обхватив ладошками подбородок, он виляет бедрами из стороны в сторону; но мать кладет конец этому развлечению. Маленький мечтатель. До чего же высокие и важные эти взрослые.

Кайя снова попала в его поле зрения — вроде бы, та же, что и шесть лет назад. Разве только чуть похудела. А перед ней, оторвавшись от ее колена и враз посерьезнев, стоит ее сын. Очень возможно, и его сын.

А он за ними подглядывает.

Потом она взяла какой-то листок — может быть, нотный, — который протянул ей Говард, и надела некрасивые темные очки с овальными стеклами.

— Хотите чаю? — согласно предварительному сценарию, хоть и с запозданием, спросил Говард.

— С удовольствием. Ужасно хочется пить, — отозвалась Кайя, кивая головой, точно прилежная ученица.

— Как вы полагаете, можно быть христианином и в то же время считать Страсти Христовы всего лишь символом, чем-то вроде поэмы о человеческих страданиях? И не более?

— То есть голой метафорой, без религиозного наполнения?

— Да. Метафорой. И метафорой не божественного замысла, а наших земных жизненных обстоятельств.

— Вы сами именно так на это смотрите, верно?

— Я вам задала вопрос. Что вы скажете?

Наконец она села на заветный стул с парусиновым сиденьем, теперь Джеку ее отлично видно. На ней джинсовая юбка, ярко-розовые колготки, черные сандалеты, желтовато-кремовая кофточка с короткими рукавами и застежкой на спине; руки и плечи оголены. Джек с удивлением замечает на правом плече, повыше лопатки, лиловое пятно, напоминает геральдического дракона или птицу; а, это татуировка. Кайя сидит, положив ногу на ногу. В основном видно ее спину и волосы. У Говарда в спальне со времен его детства стоит на полке игрушечная деревянная ферма со всевозможной животиной, и Яан сейчас там играет. Это тоже было задумано: незачем мальчику слушать разговоры взрослых. Кайя, надо полагать, сняла очки.