Описание Отечественной войны в 1812 году - Александр Михайловский-Данилевский

Князь Багратион не соглашался с Барклаем-де-Толли насчет опасности, предстоявшей от Поречья. Он писал ему о необходимости продолжать марш на Рудню, утверждая, что Наполеон будет обходить наш правый фланг, а не левый и поведет нападение из Красного. Каждый из обоих Главнокомандующих остался при своем мнении. Первая армия расположилась на Поречской дороге, а вторая, по предложению, поступившему о том от Князя Багратиона, отведена из Приказ-Выдры к Смоленску по двум причинам: 1) по недостатку воды в Приказ-Выдре; 2) чтобы сблизиться с Неверовским, не дать неприятелю возможности предупредить нас в Смоленске из Красного и отрезать нам Московскую дорогу. Когда 2-я армия возвратилась к Смоленску, передовые отряды ее остались на местах, которые они прежде занимали: Васильчиков у Волоковой, на дороге в Рудню, Князь Горчаков в подкрепление ему у Дебриц, Платов расположился у Гавриков. Отделенный от 1-й армии отряд Князя Шаховского был в Каспле. По прибытии на Поречскую дорогу Барклай-де-Толли, желая удостовериться, в каких силах находится против него неприятель, приказал Платову послать разъезды вправо и обойти Поречье, а Барону Винценгероде стараться занять Велиж и оттуда послать сильные партии на дороги к Поречью и Витебску, а также на правый берег Двины, разведывать о неприятеле и, если можно, вступить в сообщение с Графом Витгенштейном. «Движение 1-й армии к Смоленску, – писал Барклай-де-Толли Князю Багратиону, – имело только целью приближение 2-й армии к сему городу и совершенно преградить неприятелю путь вовнутрь Государства. Достигнувши сей цели, обязанность 1-й армии есть открыть себе свободную коммуникацию с Графом Витгенштейном, который оставлен между Двиной и Псковом, а между тем, оставаясь в таком положении, чтобы могло дать вспомоществование 2-й армии, которой остается прикрывать дорогу в Москву». В заключение Главнокомандующий говорит о необходимости быстрых движений Тормасова и Чичагов[197]. Таким образом протекло несколько дней. 26 Июля пошли на Рудню атаковать неприятеля, 27-го отменили наступательные движения, 28-го возвратились к Смоленску и на Поречскую дорогу, 31-го помышляли об открытии сообщения с Графом Витгенштейном и содействии 3-й и Дунайской армиям. Барклай-де-Толли писал Чичагову, находившемуся тогда близ Днестра: «В нынешних обстоятельствах не дозволяется 1-й и 2-й армиям действовать так, чтобы недра Государства, ими прикрытые, чрез малейшую в генеральном деле неудачу подвержены были опасности, и потому оборонительное состояние их есть почти бездейственное. Решение же участи войны быстрыми и наступательными движениями зависит непосредственно от Молдавской и 3-й армии, и сие соответствует общему плану войны, по коему часть войск, на которую устремляются главнейшие силы неприятеля, должна его удержать, между тем, что другая часть, находя против себя неприятеля в меньшем числе, должна опрокинуть его, зайти во фланг и в тыл большой его армии. Я давно уже и неоднократно относился о сем к Генералу Тормасову и сердечно желаю, чтобы в сей части театра войны вашим прибытием вы придали новую деятельность, почему убедительнейше прошу вас: не возможно ли, ежели не форсированными маршами, то на подводах, как можно скорее, хотя часть войск ваших подвести по направлению к Кобрину, и вслед за оными и остальную армию, вступая между тем в обстоятельные сношения с Генералом Тормасовым, дабы от него иметь все сведения о положении 3-й армии, которые я сам не в такой ясности имею, как бы того желал для пользы службы»[198].

29, 30 и 31 Июля простояли армии: 1-я на Поречской дороге, 2-я у Смоленска. Для дальнейших предприятий ожидали известий о неприятеле, а между тем расстраивалось единомыслие Барклая-де-Толли с Князем Багратионом, восстановленное при личном свидании их в Смоленске, и начинала уменьшаться в войсках доверенность к Главнокомандующему. 31 Июля получено донесение, что неприятельский отряд очистил Поречье и пошел по Витебской дороге. Барклай-де-Толли, не имея более опасения за свой правый фланг, снова обратился, 1 Августа, на Рудненскую дорогу и в следующий день поставил армию при Волоковой и Гавриках, а Князя Багратиона пригласил к выступлению из Смоленска к Надве; Платов с авангардом стал в Инкове. Барклай-де-Толли полагал, что по случаю приближения 3 Августа, дня рождения Наполеона, он атакует нас, и хотел принять его в избранной при Волокове и Гавриках позиции. «Если же неприятель нас 3-го числа не атакует, – писал он, – то мы сами его посетим, тем смелее, что наш правый фланг очищен»[199]. Возобновленный марш на Рудненскую дорогу едва не возымел самых вредных последствий, открыв наш левый фланг и дорогу из Красного в Смоленск. В тот самый день, когда армии опять пошли, 1-я к Гаврикам, а 2-я к Надве, Наполеон предпринял наступательные действия, но только не из Витебска к Рудне, а правым крылом, через Ляды и Красной, как Князь Багратион за несколько дней предсказывал.

Сражения под Смоленском

Пребывание Наполеона в Витебске. – Военный совет. – Наполеон решается идти внутрь России. – Голод и бродяжничество в неприятельской армии. – Повеления Наполеона отдельным корпусам. – Переправа неприятелей через Днепр. – Движение к Красному. – Распоряжения Неверовского. – Нападение на Красной. – Нападение на Неверовского. – Его отступление. – Русские и неприятели оценяют подвиг Неверовского. – Раевский спешит в Смоленск. – Он посылает вперед Паскевича. – Неведение Главнокомандующих о движениях Наполеона. – Выступление Русских армий к Смоленску. – Затруднительное положение Раевского. – Военный совет. – Раевский размещает войска в Смоленске. – Твердое намерение его не отступать. – Сражение под Смоленском 4 Августа. – Появление Русских армий в виду Смоленска. – Важность подвига Раевского. – Причины слабого нападения неприятелей. – Приготовления к обороне Смоленска. – Сражение под Смоленском 5 Августа. – Неудачные нападения Наполеона. – Оставление Смоленска.

Между тем как Русские армии производили различные движения около Смоленска, Наполеон две недели оставался в Витебске. Почти ежедневно, с большим конвоем, выезжал он за город осматривать окрестности. Он жил в генерал-губернаторском доме и велел перед ним сделать площадь, для чего срыли несколько домов и только что начатое строение Греко-Униатской церкви. На площади ежедневно смотрел он побригадно гвардию, обращая на нее в настоящем походе более внимания, нежели когда-либо, и преимущественно перед армейскими корпусами заботясь об ее нуждах. Великое пространство было пройдено Наполеоном, но перед ним лежало несравненно обширнейшее: вся неисходимая даль России. Довольствоваться ли краем, занятым с открытия воины, или идти далее? Для решения сего вопроса собран был в Витебске совет. Большая часть из призванных на совещание полагали укрепить различные места между Двиной и Днепром и остановиться до весны будущего года. Наполеон был противного мнения, утверждая, что в Июле месяце смешно помышлять о зимних квартирах; что при наступлении морозов Днепр и Двина не представят никакой защиты и скроются под льдом и снегом; что его армии, привыкшие к наступателыным движениям, несвойственно быть в оборонительном положении, посреди лишений и скуки маневрируя на одном и том же месте. Он обратил внимание маршалов также и на то, что происходило в тылу, вне пределов России, где ненадежные, неискренние союзники, вероятно, ожидали только благоприятного случая для восстания против него. «Император Александр, – сказал Наполеон, – слишком могуществен; Он не согласится на мир, не испытав счастия в бою: надобно разбить Его армию. Для чего останавливаться здесь на восемь месяцев, когда в 20 дней можем мы достигнуть цели? Не затем пришел я в Россию, чтобы овладеть ничтожным Витебском. Разгромим Русских и через месяц будем в Москве. Весь план моего похода в сражении; вся моя политика в успехе»[200]. Кроме сих причин, побуждавших Наполеона к продолжению похода, были еще другие, не менее важные. Он получил в Витебске неожиданное для него известие о заключении мира России с Портой. «Турки дорого заплатят за свою ошибку, – сказал Наполеон, – она так велика, что я и предвидеть ее не мог». Наполеону нетрудно было догадатьса, что следствием мира с Турцией долженствовало быть усиление Русской армии теми войсками, которые находились в Молдавии и Валахии, а потому надлежало, прежде прибытия их на театр войны, стараться разбить наши 1-ю и 2-ю армии. Полученные Наполеоном в Витебске воззвания Императора Александра к общему восстанию и вооружению еще более, нежели Бухарестский мир, заставляли его возобновить военные действия. По донесениям своих Послов, находившихся перед войной в Петербурге, он знал о благоговении Русских к священной воле Монархов и любви их к родине. «Что касается до Русских, – писал ему однажды Коленкур, – то даже и тот, кто возьмет 500 рублей в суде за несправедливое решение дела, не примет от меня миллиона за измену Отечеству». Наполеон предвидел, что скоро забушует вокруг него народная война, для предупреждения коей почитал он единственным средством генеральное сражение, в его понятии, равносильное победе. До какой степени озаботили его воззвания Императора, видно из того, что он приказывал несколько раз прочитывать себе сделанный с них перевод. «Воззвания сии, – говорит его секретарь, – встревожили и удивили Наполеона»[201].