Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) - Венедикт Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неподалеку, на гостевой трибуне, в числе прочих, в компании троих мужчин, отрешенно стоит пожилая женщина. На ее слегка одутловатом лице еще читаются следы былой красоты. Мужчины ведут себя с нею почтительно, как и положено сыновьям вести себя по отношению к матери. Они помнят, каким тяжелым было их детство, и сколько мама для них сделала. Несмотря на то, что ей было очень трудно. Жизнь ссыльных никогда не бывает легкой, а во времена Хозяйки, тем более.
Им не вполне ясны отношения мамы и команданте Йерка. Известно лишь, что в молодости они были знакомы. После безвременной смерти отца именно команданте (тогда его еще так не называли) помог деньгами и связями. Возможно, Йерк – бывший возлюбленный мамы, ну что ж, это давно не имеет значения. Мама выбрала себе другого спутника жизни и ни разу не пожалела. Но зла на бывшего друга не держит, и приняла приглашение посмотреть на его триумф. Вот и посмотрим…
Отсюда открывается хороший вид на запруженную народом площадь. В центе выстроились части эльберо, издалека не заметно, что на многих плохо сидит форма, а кто-то неловко держится, потому что вовсе к ней не привык. У нескольких старших по возрасту командиров изможденные лица.
По проходу, образованному рядами воинов и горожан, идет команданте Йерк. Его соратники культурно держатся позади вождя. Невысокий, крепенький, с моложавым лицом и совершенно седой шевелюрой, он кидает в толпу уверенные взгляды, изредка делая приветственный жест.
Не просто солдат. Великий ученый, творец сверхоружия. И плевать, что над проектом работали тысячи людей, а Йерк был среди них не самым-самым. Человек, провидящий будущее – основатель математической социологии. И пусть его работа на эту тему была единственной и вышла много лет назад. Сегодня она известна лишь специалистам. Зато все знают команданте.
Он поднимается на трибуну, микрофон уже включен. Занимает место между Астером и Полиной. Бросает взгляд искоса вниз – наверняка речь станет читать по написанному. Нет, сначала он говорит от себя. Простые и понятные вещи, о том, что не нужно заниматься самобичеванием, выискивать в прошлом узловые моменты и ключевые события, когда по чьей-то злой воле все пошло не так. Ничего неправильного в истории никогда не было. Просто, кончалась одна эпоха и начиналась другая. Вот, как сейчас. На короткое время команданте Йерк замолкает, потом вновь его слова, усиленные громкоговорителями, раскатываются над площадью.
– ПРИСЯГА КООРДИНАТОРА…
Тут он читает по бумажке, дабы не сбиться в ответственный момент. Обещает защитить Остров от агрессии и внутренних распрей; сберегать народ; хранить культурные и научные ценности. Исполнять сие ответственно и честно, и да поможет Бог…
Выдерживает короткую паузу. Обводит взглядом притихшую площадь, и буднично заканчивает, словно подпись поставил:
– Верховный Координатор Острова – Одиссей Неодим Гор.
Часть III.
День гнева
1. О ДНЯХ НЕНАВИСТИ И ЛЮБВИ
Нойс отдалась течению уличной толпы, куда вынесет, там и пристанем… Одиночество? Если так, то особенное – когда токи чужих чувств омывают тебя, все сознания открыты тебе, а ты им нет. Кай не хотел отпускать ее.
– Если что-то случится…
– Ничего со мной не случится, – вяло отмахнулась Нойс.
– Ты чуть не умерла у меня на руках!
– Просто обморок. Пусти, хочу побыть одна.
Поутру она ушла с тайной квартиры, не обещав вернуться. Кай и та девчонка с двумя любовниками остались дожидаться (уже без надежды), сеанса связи с «Тритоном».
А Нойс, в тех же обносках, которые (совсем недавно!) купила для нее Лора, повязав на суорянский манер, голову полупрозрачным платком, побрела, куда глаза глядят. Рассвет над огромным городом, пробуждение тысяч и тысяч людей; они выходят на улицы навстречу новому дню – что он сулит? «Что он сулит мне?» Не все ли равно?
Сворачивая с широких проспектов, заполненных спешащими (кто на своих двоих, кто на велосипедах; молодежь предпочитала роликовые коньки) на работу людьми, в узкие, тихие проулки и, выходя вновь на шумные проспекты, Нойс постепенно обрела подобие душевного равновесия. Помогла в этом и накопившаяся к полудню усталость. Может, правда – хватит шляться?
Этот район Хонка ей был не знаком, впрочем, она не заблудится. Тесная улочка, прихотливо изгибалась, два дома на уровне второго этажа сливались друг с другом – по всему видно, объединяющую надстройку сделали позже. Несмотря на вошедший в силу день, в этом месте было совсем темно. Подходящая обстановка, чтоб тебя здесь зарезали или удавили. Нойс почти хотелось этого. Можно, конечно, и самой распорядится… Стилет, которым накануне она до неприличия напугала Кая, был спрятан в рукаве. Пожалуйста, бери, да действуй. Одного легкого укола в область сонной артерии будет достаточно. И почти не больно.
Нойс, нахмурившись, быстро прошагала темный участок пути. Дальше улица расширялась и становилась светлее. С угрюмой усмешкой Нойс старалась угадать, чем закончится ее странное путешествие. Ах, вот как!
Здесь, к увенчанному серебристым куполом зданию, сходилось множество дорог. Почему-то, даже в окружении небоскребов Белая церковь отнюдь не казалась маленькой. Особенность архитектуры, приводящая к оптическому обману? Несколько прихожан поднимались по пологим ступеням. Нойс, неожиданно для себя, последовала за ними.
Ее слуха достиг отголосок хорового пения… Славься Мария. За то, что вымолила у Бога прощение для людей. Очень красивая мелодия. Профессионал сочинял. За циничным рассуждением, Нойс попыталась скрыть от себя то, что неожиданные переходы от низких нот к высоким, переливы голосов, особенно вступавший временами глубокий, грудной голос солистки, сильно ее тронули. Вот черт! Со слезами на глазах она остановилась на верхних ступенях у самого входа.
Один из священнослужителей, молодой, с обрамляющей круглое лицо черной бородкой, заметил ее.
– Войди, дочь моя. Здесь найдешь утешение.
Нойс выдавила:
– Разве дьявол нуждается в утешении?.. И разве может он сюда войти?
Ей не удалось смутить его.
– Враг – нет. А дитя божие – да. Входи. Что бы ты ни сделала в своей жизни, путь для прощения тебе открыт.
И Нойс последовала за ним. Священник не сказал больше ни слова, пока не стихли последние ноты, и не смолкли проникновенные слова гимна.
– Вам понравилось… Знаете, кто автор?
– Нет, – солгала Нойс.
– Аделина.
– О, да. Известная личность.
– Тайна псевдонима раскрыта недавно. Та, что выстрадала много, но Бог не оставляет детей своих. Помните это и надейтесь.
Нойс сердито заметила:
– Вы так часто поминаете всевышнего… А не хотите уйти отсюда безо всякой веры и не вернуться никогда? Не вернуться сюда телом, и не обратится вновь к Богу душой. Станете торговцем или чиновником или еще кем… может… клоуном в цирке, внешность у вас подходящая. Думаю, полчаса мне хватит.
В глазах Нойс плясали злые огоньки.
Вот тут она его всерьез напугала. Ощутила его страх. Настоящий, неподдельный. Парень утратил важную осанку, тревожно сплетал и расплетал пальцы. Голос его дрогнул, когда он, наконец, спросил:
– Это… доставит вам удовольствие?..
– Нет! – почти закричала Нойс. – Нет!!
И невольно восхитилась тем, как быстро он взял себя в руки.
– Вам ниспослан драгоценный и опасный дар… Вы некогда им злоупотребили.
– Да.
– Ваша теперешняя бравада – не есть желание творить зло, но лишь жажда заглушить стыд за содеянное ранее… Значит, вы на правильном пути.
– Сейчас я наговорила глупостей, извините. А раньше… Что было, то было. Я ни в чем не раскаиваюсь. Раскаянье – это досада на то, что совершенные тобой преступления не принесли ожидаемой выгоды. Я выгоды не искала.
– Гордость обходится нам дороже, чем голод и холод… Вы это поймете.
– А по мне, так холод страшнее. Я – теплолюбивая.
– Из южных краев?
– Вроде того.
– Аделина тоже южанка. Попасть в лагерь в предгорьях Арктиды для нее было равносильно смерти. Злая воля Хозяйки тому причиной. Ожидание смерти – наихудшая из пыток. Наоми Вартан заставляла приговоренных перенести ее дважды.
– Аделина… Не настоящее имя, вы сказали?
– Та, кто верила. И была спасена. Ее отправили на север Магистрата, где затевался очередной строительный проект. Хозяйке не пришло в голову, что из Арктиды легче, чем с Острова, бежать в Эгваль. Говорят, она была ошеломлена, узнав, что жертва ускользнула. Дерзкая девочка, посмевшая плюнуть ей в лицо. Седа Лин.
* * *– Седа…
Одиссей не сразу понял, что слышит собственный голос. Повторил непослушными губами:
– Седа…
– Лежи, ты еще слаб. Как спалось?
Теплая ладонь Хозяйки коснулась его щеки и, вместе с тем, словно новые силы влились в него. С трудом приподнялся. Где он? Незнакомая комната с единственным сводчатым, в частом переплете, окном.
