Perpetuum mobile (Гроза над Миром – 2) - Венедикт Ли

Теплая ладонь Хозяйки коснулась его щеки и, вместе с тем, словно новые силы влились в него. С трудом приподнялся. Где он? Незнакомая комната с единственным сводчатым, в частом переплете, окном.

– Седа?!

– Ее здесь нет.

Уперся руками в жесткое низкое ложе, попытался встать. Хозяйка, сидя рядом на полу в позе лотоса, насмешливо наблюдала за ним. Дырявые джинсы и линялая цветная рубашка составляли весь ее наряд.

– Лежи, – повторила. – Слабость пройдет. После этого снотворного всегда так. Седа в порядке, так же, как ты. Но больше вы не увидитесь.

Рухнул обратно на постель. Прохрипел:

– Что ты задумала на этот раз?

– То была репетиция смерти.

– …

– Хочешь, чтобы Седа осталась жить? Не отвечай, знаю. Слушай мое условие. Одди Гор будет сидеть в тюрьме. Как долго, решит ее высочество. Это будет комфортабельная темница, да и не темница вовсе. Но оттуда не убежишь. Только попробуй.

Она легко поднялась на ноги, прошлась небрежно, кинув беглый взгляд в окно. Было в ней спокойное безразличие, уверенность в себе и непререкаемости собственной власти. Было что-то такое, отчего Одиссей с запоздалым ужасом понял, что Хозяйка грозит всерьез. Одно неудачное слово, попытка возразить, и…

– Вам не жить обоим, – подтвердила Хозяйка.

Неужели она видит каждую его мысль?!

– Ты же не читаешь на улице все рекламные вывески. Лишь примечаешь что-то броское, новое. Или написанное красным цветом. А в твоем потоке сознания сейчас доминирует Седа. Мне это не нравится.

– Ты…

– С глаз долой, из сердца вон. Я отсылаю ее на север Магистрата, пусть поостынет.

– Ты, во что бы то ни стало, хочешь ее погубить! Лагерь ее убьет.

– Может быть. Я написала в ее деле: «Грамотна» и «Не использовать на физических работах». Дальше – как выйдет.

– Ненавижу тебя.

– На здоровье. Работай хорошо и ненавидь, сколько влезет. Их будет много, ненавидящих. Таланты. Гении. Помести двух гениев в одну банку, то бишь, лабораторию, отдел, институт… Один обязательно сожрет другого. Такая ваша порода, умников. У меня вы станете работать все вместе. А ненавидеть будете одного человека. Меня.

Одиссей подумал было, что толпа умников всегда обведет вокруг пальца одного сатрапа… Ты же, милая, даже обратный икс не проинтегрируешь.

– Минус логарифм икс. Школьные азы помню. А за малейший обман ждет тебя короткая прогулка в один конец. Не угрожаю, говорю, как есть. От меня не утаишься. А сделаешь, что хочу – свобода твоя награда. И не только. Я не скупая – озолочу.

В соседней комнате ждет тебя попутчик по этапу. Вставай и иди.

Ничего не оставалось, как встать и идти. Одиссей грубо толкнул дверь, неожиданно легко поддавшуюся, отчего неуклюже ввалился в комнату, много большую только что покинутой. Там, в одиночестве, у окна тоскливо горбился долговязый, встрепанный мужчина. Испуганно обернулся, нервно втянув живот.

Одиссей поспешно собрался с мыслями. И, глядя мужику в глаза, дежурно его приветствовал:

– Доброго дня.

– …Э-э, восхищен вашей оптимистичной оценкой… текущего времени суток, Одиссей, – промямлил тот, безуспешно пытаясь принять когда-то привычную, горделивую осанку.

Великий математик Энвер Бернстайн.

…Семь лет трудились они рука об руку над задачкой, что подбросила им Хозяйка. И многие другие, вместе с ними. «Проблема разрешима», – воодушевила Хозяйка «невольников умственного труда». Они нашли решение и получили обещанную награду. По крайней мере, некоторые из них. Бернстайн и Гор были в числе тех, кому повезло. В первый же день свободы Одиссей кинулся наводить справки о Седе Лин. Жива. Слава Богу. Прошедшие годы он жил неутихающей болью о ней.

Доступ в режимное поселение получил не без труда, но в итоге утряслось. Где взятка, где былое знакомство… Одиссей смолоду легко сходился с людьми, это умение и в дальнейшем приносило ему хорошие дивиденды.

Севернее Норденка можно было увидеть настоящие снег и лед. Дни стояли холодные, замерзшие лужицы похрустывали под сапогами. Дул режущий ветер. Пряча лицо в воротнике тулупа, Одиссей шел по не мощеной улице, высматривая номера на стенах бревенчатых домов. Здесь. Забор из толстых штакетин, калитка без запора. Вот этот шнурок, наверное, от звонка.

Сердце тяжко билось в ожидании. Неужели он еще способен испытывать такое волнение?

Дверь со скрипом отворилась. Хмурый мужчина, привычный к холоду, потому что был лишь в домашних штанах и тонком вязаном свитере, показался на пороге.

– Чего нужно?

Одиссей коротко объяснил. Старый знакомый Седы.

– Она не выйдет к тебе.

Подразумевалось, незваного гостя даже на порог не пустят. Подразумевалось, что незваный гость повернется, поджав хвост, и, побитой собакой отбудет восвояси. Либо начнет выяснять отношения. Мужчина решительно сошел с крыльца и двинулся к Одиссею. Опасный тип. Выше ростом и заметно крепче.

– Чего тебе нужно от моей жены?

– Ничего, – коротко ответил Одиссей. – Убедиться, что жива и здорова.

Мужчина обернулся, крикнул:

– Седа!

Она встала в дверях. Мадонна с младенцем на руках. И та же девочка, которую он знал когда-то. Да, старше, взрослее… но эта была она. Его Седа. За краткие секунды, пока дверь снова не закрылась за ней, не было сказано ни слова.

Мужчина чуть заметно пожал плечами. Мол, убедился? Одиссей молча кивнул и пошел прочь. Через несколько шагов вдруг остановился, обернувшись.

– Будут проблемы – дай знать. Помогу.

– Спасибо, брат, – отозвался муж Седы.

Его имени Одиссей спрашивать не стал.

– Ваше высочество, – обратился к Хозяйке полковник Иомен. – Неприятное известие.

– Опять революция? Тогда я вас увольняю, Иомен.

– Никак нет. Бежали ссыльные.

– Какой кошмар. Неужели все сбежали? Вы уволены, мой дорогой Иомен.

– Ваше высочество, бежали пятеро. Известная вам Седа Лин и ее муж.

– Двое.

– И трое их детей.

– Мал-мала меньше. Да будет вам известно, Иомен, если забыли, напоминаю: дети ссыльных и заключенных сами таковыми не являются и пользуются всеми правами свободных граждан. В том числе, на передвижение. Бежали двое. А трое – путешествуют в сопровождении родителей.

– Какие распоряжения, ваше высочество?

– Ага. Вот оно что. По собственной инициативе поисками вы заниматься не стали. Обратились ко мне за указаниями. Когда, скажите, случился прискорбный казус? По глазам вижу, не сегодня.

– Третьего дня, ваше…

– Три дня!

– Если помните, вы были заняты инспекцией…

– ТРИ ДНЯ?!

– Ваше…

– Высочество! Да! Я, когда без каблуков, вынуждена просить вас нагнуться, чтобы дать по шее! Вы ждали достаточно времени, чтобы беглянка добралась до Эгваль! Вы всегда втайне ей симпатизировали – я не ошиблась в вас, Иомен.

И вот, когда дельце ваше выгорело, и достать эту сучку, без страшного дипломатического скандала (а он мне нужен?!) невозможно… вы делаете печальное лицо и идете ко мне, каяться. Я отпускаю вам этот грех, Иомен. А кто отпустит мои?

– Вы безгрешны, Ваше высочество…

Глава Ra Exelensa Gardano – Службы безопасности Ее высочества, вздохнул, развел руками и вышел.

Он не знал, что благоразумно проглоченное окончание фразы Хозяйка легко увидела в его голове.

«…Потому что не ведаете, что творите».

Нисколько потаенной крамолой не обиженная, Хозяйка, в задумчивости, машинально чертила карандашом линии в блокноте. Одна за другой, они постепенно сложились в портрет очень милой молодой женщины. Ее собственный. Скорчила гримасу. Подписала: Наоми Вартан. Мелкий политический деятель во времена Седы Лин.

На вопрос мужа, зачем сменила имя, Седа ответила:

– Не хочется ее дразнить. Она переживает не оттого, что высмеяли, обхамили и оплевали… натурально.

– Отчего же?

– Седа Лин пишет стихи лучше нее.

Одиссей скоро пришел к пониманию печального факта, что свобода и несвобода для него различаются не сильно. Раньше его стерегли часовые и шпики, приставленные Хозяйкой. Ныне он стерег себя сам. В атомном проекте он занимал ведущее положение, даже Бернстайн признал его заслуги в разработке математических методов расчета цепной реакции. Ученые часто – не только творцы, но и чиновники от науки. В этой иерархии Одиссей Гор поднялся выше многих. Ответственность не только за себя, но и за подчиненных ему людей… Осознание той невероятной мощи, что они себе подчинили – поневоле начинаешь смотреть на многие вещи по другому. Секретность больше не обуза, а тяжкая, но необходимость. Даже своенравие и деспотизм Хозяйки не вызывали прежнего яростного (в глубине души) неприятия. Разрушив его личную жизнь, она вознесла его почти на вершину властной пирамиды Острова, за деньгами тоже дело не стало – грех жаловаться. А женщины… что ж, не проблема, купит себе любую. Да и задаром на шею вешаются.