Не будите Гаурдака - Светлана Багдерина

— Если бы у нас было побольше времени, я практически уверен, что смог бы разрешить эту небольшую, но действующую на нервы проблему…

— На нервы, основу, кисти и ворс, — брюзгливо уточнил ковер.

— Вообще-то, я себя имел в виду! — раздраженный незваным прерыванием чародей недовольно дернул бородой, мокрой, как он сам и всё вокруг него в радиусе десяти метров. — Но, я вижу, никого здесь не интересует, что величайший боевой маг всех эпох и народов занимается всякой ерундой в жалкой сырой каморке как какое-нибудь доброе бюро дурацких услуг… или наоборот?.. Неважно! Что я имел в виду, так это что в то время как Белый Свет дрожит перед перекошенной злобной мордой смертельной опасности, я, самый могучий волшебник во всем Белом Свете… Я… Э-э-э… Кхм. О чем это я?

— О морде.

— О нервах.

— О Белом Свете.

Три полезных подсказки прозвучали почти одновременно.

Адалет фыркнул, задумался на мгновение, собирая разбежавшиеся мысли в кучку, и горделиво продолжил, обращаясь к расстеленному почти во всю комнатку Масдаю:

— Что я действительно имел в виду, так это то, что я, безусловно, с минуты на минуту мог бы найти новую формулу, которая облагодетельствовала бы всех промокших путешественников Белого Света. Но из-за проклятой спешки иногда приходится откладывать самые благие наши начинания. Что ж. Станем довольствоваться малым. Сейчас я наложу на тебя сушильные чары, мы замотаем тебя в брезент 1, и к вечеру ты будешь сух, как дно Песчаного океана.

------------------------------------------------

1 — Надеюсь, не стоит пояснять, что говоря "мы" в данном случае, маг имел в виду "все остальные, кроме меня". И был абсолютно прав. Заматывание вручную ковров в брезент было не чародейским делом. Вот если бы этот процесс требовал некоего магического усилия… Но для этого потребовалось бы поэкспериментировать. Во время, оставшееся от изобретения формулы, предназначенной для облагодетельствования промокшего населения Белого Света, естественно.

------------------------------------------------

— А поскорее?

— Поскорее? — сварливо усмехнулся старик. — Пожалуйста. Хоть сию секунду. Но помни аксиому Пиромани: скорость высушивания прямо пропорциональна вероятности возгорания высушиваемого объекта.

— Ну, хорошо, уговорил, — несколько поспешнее, чем позволяло его чувство достоинства, согласился ковер. — К вечеру — так к вечеру. Не то, чтобы я куда-то спешил.

Адалет, не замечая более вокруг себя никого и ничего, громко топоча по дубовым доскам пола подкованными сапогами, вылетел из комнаты в коридор мрачнее целого грозового фронта. Олаф последовал было за ним, но на пороге остановился, повернулся к лукоморцам и, нерешительно откашлявшись, произнес:

— Слушайте, ребята… Я тут, что наш кудесник говорил… про волхвования свои… ни хела драного не понял… Кроме одного слова. Но и его — не совсем, а почти… Половину понял, а половину… как бы не совсем… А интересно ведь… Все-таки единственное слово…

— Какое? — уточнил Иванушка. — Если мы знаем — скажем, конечно!

— Он тут столько налопотал, — покачивая головой, добавила царевна, — что без высшего волшебного образования ни в жисть не разобрать.

— Гипер…растяжение… чего-то там?.. Кажется?.. — наморщил лоб и с сомнением выговорил молодой конунг, будто не доверяя своим собственным словам.

— А-а… "Гипер" — это приставка такая научная, — охотно пустился в пояснения Иван. — Означает "повышенное". А есть еще противоположная ей — "гипо". То есть, "пониженное". Поня…тно?..

Царевич не ожидал, что его популяризация древнестеллийского языка произведет на отряга такое впечатление.

Рыжий воин вытаращил глаза, потом заморгал ими, словно пытаясь выгнать соринку, потом нахмурил лоб так, будто хотел, чтобы одна бровь полностью наехала на другую… На мужественной его физиономии отразился неостановимый ход массивных, как континенты, мыслительных процессов, извержение погребенных доселе под толщей гранита подкорки вулканов логики, и — наконец-то! — радость просветления.

— Понятно!!! — как рыжее воинственное солнышко, отряг просиял из-под огненных спутанных прядей неуправляемой, как и он сам, шевелюры. — Конечно, понятно! Теперь я всё понял! "Гипер" — "повышенное", а "гипо" — "пониженное"! Значит, гиппопотам — это маленький большой бегемот, а есть еще гиперпотам — бегемотище огромный! Вот бы на такого поохотиться, а?..

— Но, Олаф!.. Такого зверя нет!

— Как так — "нет"? Название есть, а зверя нет? Так не бывает. Если его еще никто не встретил, это не значит, что его нет, — с убийственной логикой охотника со стажем подытожил дискуссию отряг, подмигнул оторопевшему Иван и, насвистывая бравурный марш, бодро поспешил в свою комнату.

Не забыв при этом стукнуться лбом о притолоку.

Дорога, вышедшая из Бюргербрюге ровной прямой широкой полосой, недолго продолжала свое образцовое поведение.

Через десяток километров выложенный утрамбованным в грязь булыжником путь начал незаметно сужаться, петлять, и кончил тем, что, возжелав перемен и разнообразия после долгой скучной равнины, принялся сначала неспешно, а потом всё энергичнее и увлеченнее, карабкаться вверх.

Впрочем, у него было веское оправдание такому легкомысленному для солидного торгового маршрута поведению: из земли перед ним постепенно и степенно стали расти горы.

Горы горам рознь, как сказал неизвестный философ.

Бывают горы — аристократы своего рода: холодные, седоголовые, отстраненные, неприступные, равнодушно взирающие на копошащихся у их подножия суетливых двуногих и окатывающие их ледяным презрением лавин и обвалов, если те осмеливаются нарушить незримую, но прекрасно известную обоим классам дистанцию.

Бываю горы одомашненные. Приземистые, обросшие лесом, кустарником и избушками охотников, они радушно приветствуют всех, кто, проходя мимо, заскочит на пару дней-недель-десятилетий, чтобы разделить с ними их стариковское одиночество, щедро одаряя нетерпеливых гостей пушниной, дровами или рудой — что кому надобно.

Но случаются и горы совсем иные: беспорядочная груда бесформенных, безликих, бесполезных камней всех вообразимых и не слишком форм и размеров, хаотично наваленных в неопрятные и непреодолимые массивы, словно какой-то сверхгигант или бог делал уборку в своем доме, замел весь скопившийся за сто тысячелетий мусор на совок и, не глядя, высыпал его содержимое на задний двор.

Горы без лица и стиля.

Горы — люмпены.

Если бы они были людьми, они стали бы уличными грабителями.

Экспедиционный корпус по нейтрализации Гаурдака оказался именно в таком негостеприимном окружении.