Охота за слоновой костью - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А теперь покажи мне кровавую реку, — напомнила она, поправляя наголовную петлю рюкзака, и на мгновение в глазах Сепо снова показалась печаль. Потом он улыбнулся и подпрыгнул.
— Пошли, Кара-Ки. Посмотрим, умеешь ли ты еще ходить по лесу, как настоящий человек.
Вскоре они свернули с широкой тропы, и Сепо быстро повел Келли тайными неприметными тропками. Он танцевал перед ней, как призрак, а листва смыкалась за ними, не оставляя ни следа того, что они здесь прошли.
Там, где Сепо проходил под ветвями свободно, Келли приходилось нагибаться, и иногда она теряла его из виду.
«Неудивительно, что древние египтяне верили, будто бамбути умеют становиться невидимыми», — подумала Келли, отчаянно стараясь не отстать.
Если бы Сепо шел молча, она могла бы потерять его, но, как все пигмеи, на ходу он смеялся, пел и болтал с ней и с лесом. Его голос впереди направлял ее и предупреждал опасных лесных тварей о его приближении, так что обходилось без неприятных встреч.
Келли знала, что Сепо идет быстро, желая испытать ее и посмеяться над ней, но она решила ни за что не отставать. Она отвечала ему, иногда присоединялась к его хвалебным песням, и, когда он много часов спустя остановился на берегу реки, всего через несколько секунд догнала его.
Он улыбнулся ей так, что глаза совсем исчезли в бесчисленных морщинах, и нехотя одобрительно покачал головой, но Келли его одобрение не интересовало. Она смотрела на реку.
Это был один из притоков реки Убомо, чей исток находился высоко в Лунных горах, у подножия одного из ледников на высоте более пятнадцати тысяч футов — там, где вечно лежит снег.
Питаемая могучими дождями, которые выпадают на этом самом влажном в мире горном хребте, река спускается через озера и водопады, пробирается через безлесные болота, заросли кустарника и леса гигантских доисторических папоротников, а после вторгается в густые бамбуковые заросли, где живут гориллы и антилопы бонго со спиралевидными рогами. Оттуда по неровным скалистым предгорьям она спускается еще на три тысячи футов и тогда достигает истинного дождевого тропического леса с его ярусами листвы исполинских деревьев.
Бамбути называют эту реку Тетва, по серебристой зубатке, которая в изобилии водится в ее чистых водах и косяками ходит у песчаных отмелей. Женщины бамбути сбрасывают даже набедренные повязки, заходя в воды Тетвы на ловлю колючей зубатки. Вооруженные плетеными корзинами, они окружают косяк и с плеском и криком выхватывают из блестящей воды серебристую рыбу.
Но это было до того, как река стала кровавой. Теперь же Келли смотрела на нее в ужасе.
Река в пятьдесят ярдов шириной, по самым ее берегам растет лес, его ветви почти встречаются на середине. А на стрежне отражается неправильная полоска неба.
Но теперь от берега до берега вода в реке красная; не ярко-красная, как кровь из сердца, а более темная, коричневатая. Грязная вода кажется почти вязкой. Она перестала искриться, стала тяжелой и тусклой, текла тяжело и медленно, как отработанное машинное масло.
Песчаные отмели тоже покраснели и покрылись толстым слоем густого красного ила.
На берегах лежало множество дохлой зубатки; рыбины лежали грудами, словно опавшая листва. Головы без глаз, в неподвижном воздухе под пологом листвы висит гнетущее зловоние разложившейся плоти.
— Откуда это, Сепо? — прошептала Келли, но бамбути только пожал плечами и принялся заворачивать в лист щепотку местного грубого табака. Пока Келли спускалась к воде, он достал из примитивной корзины из листьев, которую носил на ремне на шее, горящий уголек и закурил импровизированную сигару. Выпустил облако синего дыма и зажмурился от удовольствия.
Ступив на песчаную отмель, Келли почти по колено погрузилась в ил. Набрала его в горсть и растерла. Скользкий, как жир, мелкодисперсный, как гончарная глина, он окрасил пальцы багровым. Келли хотела смыть краску, но та держалась прочно, обагряя пальцы Келли, как кровь — пальцы убийцы. Она поднесла горсть ила к носу и понюхала. Никакого чуждого запаха.
Келли вернулась на берег и остановилась перед Сепо.
— Что это, дедушка? Что случилось?
Сепо затянулся сигарой, закашлялся и нервно захихикал, не глядя ей в глаза.
— Ну, Сепо, скажи.
— Не знаю, Кара-Ки.
— Почему не знаешь? Ты не ходил вверх по течению, чтобы понять?
Сепо с огромным интересом изучал тлеющий кончик своей сигары.
— Почему? — настаивала Келли.
— Я испугался, — сказал он наконец, и Келли неожиданно поняла, что для бамбути это сверхъестественное происшествие.
Они не пошли вверх по реке из страха перед тем, что могут там найти.
— Сколько таких рек? — спросила Келли.
— Много, много, — ответил Сепо, имея в виду, что их больше четырех.
— Назови их, — настаивала она, и он перечислил все известные ей реки этой местности и еще такие, о которых она не слышала. Казалось, заражен весь бассейн реки Убомо.
Это не какое-то местное нарушение, это крупномасштабная катастрофа, которая угрожает не только охотничьей территории бамбути, но священному сердцу леса.
— Надо идти вверх по течению, — решительно сказала Келли, и ей показалось, что Сепо вот-вот расплачется.
— Тебя ждут в Гондоле, — пискнул он, но у Келли хватило духу не затевать с ним спор. Она многому научилась у женщин племени, особенно у старой Памбы. Она подняла рюкзак, приспособила головной ремень и пошла по берегу. Двести ярдов она шла одна, и настроение ее падало. Лес впереди был ей совершенно не знаком, и глупо было бы идти дальше, не уговорив Сепо сопровождать ее.
Тут она услышала голос Сепо близко за собой; старик громко говорил, что не сделает дальше ни шагу. Келли с облегчением улыбнулась и пошла быстрее.
Еще минут двадцать Сепо брел за ней, клянясь, что вот-вот повернет и бросит ее; его голос становился все жалобнее — он начинал понимать, что Келли не остановится. Потом он вдруг засмеялся и запел.
Слишком большие усилия требовались, чтобы казаться несчастным.
Не оборачиваясь, Келли сказала несколько шутливых слов и подхватила песню. Сепо обогнал ее и пошел впереди.
Следующие два дня они шли вверх по течению Тетвы, и с каждой милей состояние реки становилось все более плачевным. Красная глина все гуще затягивала русло.
Вода превратилась почти в сплошной ил, в густую, как овсянка, жижу, мертвые корни и вырванные растения в ней уже начали разлагаться и пузыриться; эта вонь смешивалась с зловонием разлагающихся мелких животных и птиц, попавших в грязь и не сумевших выбраться, и с запахом дохлой рыбы. Туши дохлых животных валялись на красных берегах или, разбухшие, плавали в грязной воде.