Современный румынский детектив [Антология] - Штефан Мариан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Силе Драгу сверлил его взглядом. Челнок задергался:
— Пялит на меня свои гляделки!
— Бывает. Вы что, на одной плите жарите?
— По бедности.
— Гляди, паря, в оба! Этот не часто исповедовался.
— Медведь?
— Куды там! Ученый человек, профессор. Баба его загубила… — Трехпалый покачал головой: — На сторону бегала.
— Все они на один лад! — с горечью подхватил Димок, — Послухай, дя, верное слово скажу. Все наши беды — от марух. Вот глянь: Гуштер из-за фифы наколол братана. А Калифар бегал за тощей такой, с зелеными гляделками, точно за божьей благодатью. Как взлом, так вдарится с ней в загул, на море везет. А она связалась с макаронщиком, и парень затосковал. Ух, чтоб им, падлам!
Забыв о гуляше, Трехпалый вслушивался в слова сморчка, глубоко вздыхая.
— Милиция! — выдохнул хозяин с порога. — Живо в секрет!
Они проворно собрали свое барахло, вытряхнули пепельницы. Трехпалый поколдовал в углу, и полки соскользнули вниз. За ними открылась узкая ниша, где могли уместиться четыре человека, привычных к часам пик в общественном транспорте. Тасе задвинул стеллаж, проверил, не осталось ли следов в комнате, затем отворил.
— Пожалуйте! Пожалуйте, господин майор. Чудесный день! Замечательный…
— Уж как ты рад меня видеть, — сказал майор Дашку с улыбкой.
Тасе Попеску с готовностью закивал — того и гляди, голова оторвется:
— В мои годы всякому посещению будешь рад. Надо бы стариков из телефонной книги вычеркнуть — их и так все забыли.
— А они живут себе поживают…
Майор оглядел помещение. За последние двадцать лет тут ничего не изменилось: тот же продавленный диван, синяя лампочка на проводе, колченогий стол. Только тараканы размножились. То и дело они вылезали из-под ковра, и старик давил их туфлей.
— Барак снесли, я и приютил бездомных…
— Значит, тебя все-таки посещают… — Майор грустно улыбнулся. — Падлой был, падлой остался, Тэсикэ.
— Я печальный, бедный и одинокий человек, — вздохнул сводник. — Не такой уж это великий грех…
Майор перелистывал записную книжку. Взглянул на сводника:
— Бедствуешь?
— Поддерживает собес…
— Гляди! И собес приплел. Полагаю, пенсия у тебя приличная, раз играешь в лотерею на две тысячи леев еженедельно?
— Как всегда, шутите, господин майор. Я позволил себе развлечься единственный раз, по случаю Нового года…
Сводник выдавил слезу. Дашку махнул рукой.
— Верю, верю, только не плачь, Тэсикэ. Ты этот финт повторяешь вот уже семь лет: сегодня играешь в одну лотерею, завтра в другую. — Майор заглянул ему в глаза: — Шепнул тебе Беглый словечко для меня?
Сводник снял очки с видом полного недоумения:
— Беглый? Судя по кличке, вряд ли это основатель благотворительного общества.
— В отличие от тебя, к примеру.
— Кто ж он такой?
— Скажу, если обещаешь, что не прослезишься. Василе Драгу, осужденный на десять лет. Не знаком?
— Нет.
— Ты как наивная девочка, Тэсикэ. Он только что ушел. Не знаешь?
— Откуда?!
— Я и не сомневался, что ты ответишь именно так.
Сводник сыграл разочарование артистически: казалось, он не находит слов от избытка волненья.
— Давно не общаюсь с этим миром, господин майор.
— С каких это пор?
— Вы, конечно, знаете, что у меня судимость.
— Не одна, а три, Тэсикэ.
— Как бы то ни было, при последней отсидке до меня дошло… Простите, мне трудно говорить…
— А ты постарайся.
Сводник вздохнул и продолжал дрожащим голосом:
— В определенном возрасте пора лечь на дно, распростившись с прежними ошибками. Я тогда осознал, что жизнь моя прошла, что я ее разменял не задумываясь. И, выйдя из тюрьмы, раз и навсегда решил распрощаться с этим людом…
— И переключился на выращивание голубей! — Майор восторженно присвистнул. — Хороши же были у тебя там проповедники, Тэсикэ! А не посвятили они тебя в тайны греха вранья?
Старик метнул в него взгляд из-под бровей. Полез за пазуху за пачкой сигарет, но вспомнил, что там «Мальборо», и передумал. Дашку протянул ему портсигар:
— Подыми моими, Тэсикэ, пока я тут. А уйду — вернешься к американским сигаретам, которыми тебя снабжает твой собес. — Он улыбнулся. — Месяцев шесть назад ты дал приют Джиджи Лапсусу из Ферентарь. В январе у тебя кантовался три дня Митикэ Шоп — Рыбья Кость…
— Не вижу связи. Я потрясен, я просто убит вашими подозрениями!
— Ранен, Тэсикэ!
— Ребята зашли в гости. Даже в мыслях не было, что они вас интересуют.
— В противном случае ты бы оставил молоко на плите и помчался в милицию.
— Неужели вы сомневаетесь?..
— Избави бог!
Сводник тщательно протер стекла очков. Нацепил их на нос:
— Могу вам сообщить, что они вели себя безупречно. Мы совершали экскурсии по городу, играли в «дурака», осушили бутылку коньяку, как водится в холостой компании…
— О ставке в «дурака» можно лишь гадать, но на прощанье ты им дал деньги на такси. Брось темнить, Тэсикэ, и скажи мне, как холостяк холостяку, где скрывается Беглый.
Тасе Попеску перешел на конфиденциальный тон:
— Не люблю стукачей, господин майор. Но ради вас…
— …согрешишь. Послушаем.
— Этот субъект, будь он не дурак, приткнулся к Добрикэ Чучу.
Дашку откинулся на спинку стула, сложив руки на животе:
— К Добрикэ Чучу?
— Точно. Вне всякого сомнения!
— Где же можно найти Добрикэ? В чистилище, что ли? Неужто ты не знаешь, что чувака прикончили финкой, брат Тэсикэ?
Сводник всплеснул руками:
— Кончился бедняга Чучу? Не может быть!
— Я полагал, что до тебя это известие дошло еще в октябре, когда ты присутствовал на его поминках. Налицо были Бэрбете, Илларий, Святой, Трехпалый — все сливки ворья.
Сводник потер пальцами виски.
— А знаете, вы правы! — Он огорченно покачал головой. — Что значит годы! Памяти совсем не стало.
— Я уже в этом убедился.
Майор встал. Ему все было ясно. Сводник достал листок бумаги и карандаш.
— Как, вы сказали, звать этого беглого? Ах да, Беглый. — И он записал на бумаге. — Загляни только он сюда — он ваш, не беспокойтесь, господин майор.
— Как же не беспокоиться, ты в таком возрасте, когда память частенько подводит. Я хотел бы осмотреть квартиру. Естественно, если ты не против.
— Пожалуйста, пожалуйста!
— Тут четыре койки…
— У меня много друзей.
— Пора уже разобраться с этими одинокими стариками, ну да ладно, до лучших времен. Всех благ тебе, Тэсикэ, хотя трудно на это рассчитывать.
— Дом под наблюдением, — сказал сводник с порога. Он снял плащ и подошел к Силе Драгу.
— Вас караулят.
Беглый глянул на воров — они явно струсили. — Капкан захлопнулся! — пробормотал Челнок. — Проклятая жисть!
По ночам узники изучали окрестности сквозь жалюзи. У них не было никакой надежды выкарабкаться. Домосед Трехпалый смирился с судьбой. Челнок казался испуганной крысой.
Профессор потерял самообладание. Скрипя зубами, он мерил шагами переднюю. Тасе Попеску, скорчившись в кресле, испуганно таращился на него.
— Соседи снизу, — сказал он, — знают, что я обычно прогуливаюсь на улице. Вы вызовете подозрения, господин профессор.
Силе Драгу остановился перед ним, кипя бешенством:
— Вот уже три недели, как я даже к окну подойти не смею! В тюряге и то лучше было! Водили на прогулку, на работу. Двигались по крайней мере.
— Преувеличиваете.
— Зачем я ушел? Чтобы сидеть в этой мышеловке? Даже вздохнуть боюсь!
Морщавый сдержанно улыбнулся.
— Вы, кажется, меня считаете виновником создавшейся ситуации. Но Дашку не меня поджидает.
— Что же делать? Еще несколько дней, и я сойду с ума!
— Боюсь, вам придется остаться с нами несколько дольше. Майор — человек упрямый и знает, что я один из немногих, кто соглашается приютить беглых.
Силе Драгу возобновил вышагивание. Руки, с силой засунутые в карманы, прорвали сукно брюк.
— Должен же быть выход!
— Дом одноподъездный, господин профессор, а моя квартира, если вы соизволите вспомнить, находится на пятом этаже.
Морщавый беспомощно развел руками. Глаза Беглого остановились на большом сундуке у стены. Тасе Попеску покачал головой:
— Рискованно! Первый же милиционер попросит меня приподнять крышку. Полагаю, вы имели в виду именно этот вариант.
Силе Драгу напряженно думал.
— Под окнами, кажется, пустырь?
— Был. Ныне используется как склад стройматериалов. А как раз под окном вашей комнаты бодрствует необыкновенно бдительный сторож, и бригада работяг трудится денно и нощно…
— А за складом — школа, — прервал его Беглый. — Да.
— Какое расстояние до забора?
