Наследники. Покорители Стихий - KateRon

Глава 10

Трудный путь до Рождества

Часть I

Чтобы понять цену настоящего счастья, нужно узнать горе и боль. Но когда чёрные дни останутся позади — свет вновь озарит твою дорогу, и жизнь стремительно понесёт к новым приключениям и тайнам.

В начале декабря земли Хогвартса окончательно захватила зима. Совсем недавно — меньше месяца назад, когда Запретный Лес горделиво вырисовывал на низком сером небе чёрные граффити ветвей, замок отражал первые снежные набеги. Туман выходил из Леса бесшумной походкой призрачного зверя и съедал свежевыпавший снег, а озеро отказывалось замерзать, ветер сдувал снежинки с гранитных уступов и серых хогвартских стен. Однако в начале декабря, словно в одночасье устав сдерживать натиск зимы или же просто смирившись с белой неизбежностью, Хогвартс пустил в свои владения пушистую тишину и льдистое парадное убранство — под стать грядущему празднику, что рождественской звездой сиял в отдалении, обещая тихие семейные радости и пахнущий ванилью и корицей уют. Такое простое и недосягаемое, почти забытое, щемящее ощущение незыблемого детского счастья — когда все вместе, и всё хорошо.

"Наверно поэтому люди так любят Рождество, — размышляла профессор МакГонагалл, увязая в глубоком ещё нетронутом снегу, лебяжьей периной покрывавшем двор, — волшебную возможность ненадолго вернуться туда, куда нет возврата и нет дорог, где любые беды и бури шумят в отдалении, не причиняя вреда, где есть всесильные мудрые взрослые, способные решить все проблемы за нас… Рождество — стеклянный шар, в котором не дуют ветра перемен, и не прекращается кружение сказочных снежинок… Закончится праздник, его магия иссякнет, как пыльца фей, и каждый вновь останется в продуваемом беспощадными вихрями поле жизни один на один с извечными врагами, грызущими тела и корёжащими души."

…Белые снежные одежды оказались к лицу древнему строгому замку — он выглядел помолодевшим и принарядившимся. А может, это давали о себе знать бесшабашное веселье и деятельная студенческая суета, которые пропитали хогвартские стены за тысячу лет, пронёсшихся над замком, и теперь выгоняли во двор всех до единого — и неугомонных первоклашек, и забывавших на время о высокомерии выпускников — играть в снежки до самозабвения, не замечая промокших насквозь мантий. Иногда и преподаватели, тряхнув стариной, выходили во двор поразмяться. Как ни странно, больше всего любил снежные дуэли профессор Флитвик, которому с огромным трудом удавалось сохранить равновесие в момент броска, а потому ему частенько приходилось извлекать себя из сугробов с помощью заклинания Левитации. Профессор Люпин с удовольствием отдавал должное весёлой забаве и нередко присоединялся к сражающимся студентам. Даже строгая МакГонагалл не устояла перед задорным обаянием этой зимней игры: однажды Колин Криви случайно угодил снежком в профессора Трансфигурации, которая неторопливо шла через двор к теплицам. Перепуганный студент мгновенно бросился наутёк, не дожидаясь выговора грозного декана. МакГонагалл взмахнула палочкой — перед ней тут же повис аккуратный снежный шарик — и неожиданно мощно, без лишних движений размахнувшись, профессор точным ударом припечатала дерзкого гриффиндорца, сбив с него остроконечную шляпу.

Но все в Хогвартсе знали в кого ни в коем случае не должен попасть ни один снежок — студенты шутили, будто профессор зельеварения способен превратить его в лёд одним взглядом. Однако Снейп относился на удивление безразлично к пересудам и шепоткам за спиной, погрузившись в глубокую и мрачную задумчивость, из которой не выходил даже перед уроком. Студенты опасались попадаться алхимику на глаза в неподходящий момент, боясь ни за что ни про что лишить свой факультет сотни баллов или превратиться в жабу. Но они ошибались. Профессор почти перестал замечать окружающее, целиком уйдя в напряжённые размышления. На уроке он мог внезапно прервать объяснения на полуслове и броситься что-то быстро писать на первом попавшемся клочке пергамента, или отправиться в библиотеку, чтобы немедленно полистать какую-то важную книгу; его отсутствующий взгляд зачастую блуждал поверх голов студентов, не задерживаясь ни на них, ни на котлах, над которыми те усердно трудились. Иногда Снейп ронял баночки с зельями или, что было уж совсем из ряда вон выходящим, путал ингредиенты, задавая задания. Он даже перестал обращать внимание на Невилла, машинально уничтожая испорченные тем зелья и не накладывая взысканий. Это повергало Лонгботтома в суеверный ужас. Незадачливый студент с готовностью остался бы на уборку кабинета зельеварения, лишь бы профессор вновь принялся отпускать язвительные замечания в его адрес. Но даже перепуганного Невилла не волновал вопрос о причине странного состояния грозного и ненавистного Снейпа. Студенты просто радовались неожиданным обстоятельствам, благодаря которым на зельеварении можно было спокойно вздохнуть, и не забивали себе головы не нужными вопросами. Наверно, кроме Кристины, только Гарри, Рон и Гермиона знали истинную причину произошедшей с алхимиком перемены — у профессора умирал единственный сын, и все усилия по его спасению оказывались тщетны. Несмотря на всё своё отвращение к Снейпу, на взаимную ненависть и неприязнь, Гарри постепенно проникался сочувствием, понимая какой ужас и безысходность должен испытывать тот, кто, посвятив всю жизнь зельям, не может спасти отравленного зельем ребёнка. Что тут можно было поделать? Гермиона вместе с Кристиной проводили в библиотеке всё свободное время, до поздней ночи засиживались в гостиной над принесёнными книгами, выписывая всё, имеющее хоть малейшее отношение к составлению противоядий для редчайших ядов. Конечно, они занимались только иллюзией деятельности, которая, однако, помогала Кристине не сорваться в отчаянье. И ещё у неё был Рон. В том, что девушке стало немного легче переносить горе и безнадёжность, основная заслуга принадлежала именно ему. Он не оставлял Кристину одну, дурачился и куролесил, всё время что-то рассказывал, нашёптывал на ухо слова утешения и ободрения, с нежной настойчивостью напоминал о еде и спасал от чересчур работоспособной Гермионы, частенько уводя куда-нибудь на свежий воздух. Кристина стала выглядеть немного получше, хотя по утрам тёмные тени — свидетельства очередной бессонной ночи, полной слёз — по-прежнему залегали под глазами. Гарри чувствовал себя бесполезным, и от этого его желание помочь становилось только сильнее, хотя юноша отлично понимал: единственный, кто может в сложившейся ситуации сотворить чудо — это именно Снейп. Даже Дамблдор тут не помощник… Преодолевая внутреннее сопротивление и сам удивляясь своей решимости, Гарри после очередного урока зельеварения подошёл к столу Снейпа и молча поставил перед ним бутылочку с Универсальным противоядием, сваренным по указанию профессора пару месяцев назад. Юноша всегда носил её с собой.

— И что же это, мистер Поттер? — приподняв бровь, неприязненно осведомился алхимик.

— Это Универсальное противоядие… — Гарри вскинул глаза на Снейпа и тут же вновь опустил их, — вам оно сейчас нужнее.

— По-вашему, я уже не в состоянии приготовить данное зелье?! — прищурился профессор, и в голосе его зазвучала прежняя язвительность. — Вы полагаете, мистер Поттер, что мне необходима помощь студента там, где любой специалист способен справиться с закрытыми глазами, по памяти и на ощупь?!!

— Я думаю, профессор, вам нужна помощь… — тихо проговорил Гарри, делая акцент на последних словах и глядя прямо в чёрные непроницаемые глаза Снейпа, — но я не знаю, как помочь. Кристина говорила — Универсальное противоядие позволяет отсрочить… И я решил…

— Избавьте меня от ваших решений, Поттер! И от ваших раздумий, — алхимик вскочил, резко отодвинув стул. — Мисс Равенкло чересчур много себе позволяет, обсуждая личные обстоятельства с… со всеми подряд, я поговорю с ней. Можете идти! И заберите ваше противоядие. — Гарри молча сгрёб со стола бутылочку и пулей вылетел из класса. Его сочувствие и желание помочь куда-то испарились.

"Видимо, надо иметь стальные нервы и неиссякаемое терпение, чтобы делать добро Снейпу, — думал он, торопясь на Заклинания. — Пусть пробуют другие, с меня уже довольно!"

А в опустевшем кабинете Зельеварения вцепившись в спинку стула скрюченными пальцами, покрытыми разноцветными пятнами и следами ожогов, сгорбившийся и чёрный, как обугленное дерево, застыл профессор Снейп, глядя на закрытую дверь невидящим взглядом. И отражалась в этом взгляде целая гамма разнообразных чувств: раздражение, удивление, горечь… много чего ещё — не было только одного — ненависти.

— Гарри, почему ты так долго? — Гермиона ждала у выхода из слизеринских подземелий, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, и ёжась на сквозняке, тянувшем снизу верх по ступенькам. — Рон и Кристина уже пошли в класс. Ты же знаешь, что профессор Флитвик очень огорчается из-за опозданий, всё боится, как бы мы на его занятиях не заскучали.