Лавка дурных снов (сборник) - Стивен Кинг

Должно быть, la femme почувствовала мой взгляд. Хотя, скорее, ей просто надоела газета, которую она читала. Как бы то ни было, она подняла голову и тоже посмотрела на меня, находившегося в считаных футах от нее. Наши взгляды встретились. И, как мне показалось, я прочитал в ее глазах томительное желание оказаться на моем месте в дорогом внедорожнике. Горячее стремление отправиться туда, где жизнь полна ярких огней, смеха и развлечений, а не в свою квартиру, где не ждет ничего, кроме тоскливого ужина из наспех разогретых замороженных продуктов, выпуска вечерних новостей и старого комедийного телесериала. Если бы нам удалось поменяться местами, каждый мог бы стать немного счастливее.

Потом она вновь уткнулась в газету, а я вернулся к листам из папки. Автобус поехал одним путем, а джип – другим. Однако на краткий миг мы оказались достаточно близки, чтобы заглянуть в жизни друг друга. Мне пришла в голову идея этого рассказа, и, вернувшись домой из продолжительного зарубежного турне, я написал его на одном дыхании.

Матушка Уилсона, никогда не входившая в круг богатых и счастливых людей, любила говаривать: «Если уж на тебя посыпались беды, то будут сыпаться до горючих слез».

Памятуя об этой, как и о других народных мудростях, усвоенных им на материнских коленях («Утром апельсин – золото, к ночи – свинец» – еще один ее перл), Уилсон всегда подстраховывался, считая необходимой предосторожностью иметь несколько часов в запасе перед особенно важными событиями. А в его взрослой жизни еще не выдавалось события более важного, чем путешествие в Нью-Йорк, где ему предстояло продемонстрировать портфолио и презентацию высшему руководству «Маркет форвард».

«МФ» считалась одной из крупнейших рекламных корпораций эпохи Интернета. А крошечная фирма Уилсона «Саутлэнд консептс», базировавшаяся в Бирмингеме, состояла из одного человека. Такие возможности, как эта, не подворачиваются дважды, что придавало особую важность подстраховке. Вот почему он прибыл в бирмингемский аэропорт Шаттлсуорт в четыре часа утра, чтобы попасть на прямой шестичасовой рейс. Самолет должен был приземлиться в Ла-Гуардиа в двадцать минут десятого. Его встречу – точнее говоря, собеседование – назначили на половину третьего. Пять часов казались вполне достаточной подстраховкой от любых дорожных превратностей.

Поначалу все шло гладко. Сотрудник аэропорта при выходе на посадку проверил билет и разрешил Уилсону поместить объемистую папку с графическими материалами в отсек для ручной клади пассажиров первого класса, хотя Уилсон летел в экономическом. В подобных ситуациях хитрость состояла в том, чтобы попросить об одолжении как можно раньше, до того, как начнется спешка и сумятица. Нервные, взвинченные бортпроводники и слышать не хотят о том, насколько эта папка – быть может, твой билет в светлое будущее – важна для тебя.

Но ему все же пришлось сдать в багаж чемодан, потому что если он станет победителем в конкурсе за рекламный бюджет «Грин сенчури» (вероятность была высока – он обладал для этого всем необходимым), то придется провести в Нью-Йорке дней десять. Он не знал, как долго продлится процесс отсеивания конкурентов, но не желал отправлять одежду в прачечную при отеле, как и не собирался заказывать дорогостоящую еду в номер из гостиничного ресторана. Плата за такие дополнительные услуги высока во всех больших городах, тем более в Большом Яблоке.

Все продолжало идти как по маслу, пока лайнер, взлетевший точно по расписанию, не достиг воздушного пространства Нью-Йорка. Там он занял место в привычной воздушной пробке, наматывая круги в сером небе над местом посадки, которое пилоты столь метко окрестили Ла-Гадючником. В салоне звучали не слишком смешные шутки и откровенные жалобы, но Уилсон сохранял спокойствие. Его подстраховка полностью себя оправдывала; времени оставалось более чем достаточно.

Самолет приземлился в половине одиннадцатого, с опозданием, превысившим час. Уилсон направился к конвейерной ленте выдачи багажа, на которой его чемодан все не появлялся. И не появлялся. И не появлялся. Через некоторое время рядом с конвейером остались только он и бородатый старик в черном берете. А последними из вещей, еще никем не полученных и кружившихся на ленте, были пара лыж и крупное растение с поникшими листьями в глиняном горшке, плохо перенесшее транспортировку.

– Это невозможно, – обратился Уилсон к старику. – Мы же летели прямым рейсом.

Пожилой мужчина пожал плечами:

– Должно быть, ошиблись еще в Бирмингеме. Наши с вами пожитки вполне могут сейчас со свистом мчаться куда-нибудь в Гонолулу. Я собираюсь обратиться в отдел розыска багажа. Не хотите пойти со мной?

И Уилсон пошел, в очередной раз вспоминая матушкины поговорки и вознося хвалу Господу, что хотя бы папка с материалами для презентации находилась при нем.

Он уже наполовину заполнил бланк, врученный ему клерком, когда откуда-то из-за спины раздался голос грузчика:

– Это, случайно, не принадлежит одному из вас, джентльмены?

Уилсон обернулся и увидел свой матерчатый клетчатый чемодан, выглядевший промокшим.

– Свалился с багажной тележки, – объяснил грузчик, сверив номера на квитанции Уилсона и на бирке, прикрепленной к чемодану. – Такое порой случается. Можете подать жалобу, если что-то сломалось.

– А где же мой? – спросил старик в берете.

– Пока ничем не могу помочь, – отозвался грузчик. – Но мы почти всегда рано или поздно находим потерявшиеся вещи.

– Ага, – хмыкнул старик, – вот только скорее поздно, чем рано.

Уилсон покинул здание аэропорта с мокрым чемоданом, папкой и небольшой дорожной сумкой в половине двенадцатого. За это время успели прибыть еще несколько самолетов, и на стоянке такси образовалась длинная очередь.

У меня все еще есть запас времени, утешал он себя. Трех часов хватит с лихвой. И я стою под навесом, не под дождем. Ищи во всем положительную сторону и расслабься.

Медленно продвигаясь в очереди, он снова отрепетировал свое выступление, вызывая в памяти каждый из крупных плакатов, лежавших в папке, и не уставая мысленно повторять: надо выглядеть абсолютно спокойным, надо выкинуть из головы мысли о том, как круто может измениться к лучшему вся его жизнь, в ту же минуту, как он шагнет на порог дома 245 по Парк-авеню.

«Грин сенчури» была многонациональной нефтяной компанией, чье экологически безупречное название сослужило плохую службу, когда перевернулась одна из принадлежавших ей морских буровых установок в Мексиканском заливе, неподалеку от побережья штата Алабама. Разлив нефти был не столь катастрофическим, как в случае с платформой «Дипуотер хорайзон», но оказался достаточно обширным. И конечно, бог ты мой, злополучное название! Комики из вечерних телешоу не упустили случая вволю поиздеваться над ним. (Леттерман: «Отгадайте загадку: зеленое и черное, а воняет чем-то коричневым?») Первый отклик со стороны генерального директора, рассчитанный на жалость, – «Мы вынуждены добывать нефть там, где она залегает; кажется, люди должны бы это понимать» – нисколько не помог. Появившаяся в Интернете карикатура, на которой нефтяная вышка торчала из задницы директора, а ниже было приведено его высказывание, расползлась по Сети, словно вирус.

И тогда группа по связям с общественностью из «Грин сенчури» обратилась к «Маркет форвард» (их давнему партнеру в рекламном бизнесе) с тем, что они считали блестящей идеей. Они хотели поручить кампанию по ликвидации последствий аварии небольшому агентству с юга, чтобы потом иметь возможность особо подчеркнуть: видите, мы не воспользовались услугами острозубых акул из Нью-Йорка, чтобы успокоить американский народ. Нас особо интересует мнение американцев, обитающих ниже той линии, которую острозубые акулы из Нью-Йорка во время своих корпоративных вечеринок именуют не иначе как «линией Мэйсона – Идиота»[47].

Очередь на такси продвинулась еще немного. Уилсон посмотрел на часы. Без пяти двенадцать.

Не повод для беспокойства, сказал он себе, начиная беспокоиться.

Ему удалось забраться в кабину такси фирмы «Джолли дингл» только в двадцать минут первого. Перспектива тащить с собой промокший тряпичный чемодан в один из чрезвычайно дорого обставленных кабинетов делового небоскреба на Манхэттене вызывала отвращение – до чего провинциально это будет выглядеть, – но он уже понимал, что от предварительной остановки в отеле, вероятно, придется отказаться.

Такси представляло собой ярко-желтый микроавтобус. За рулем сидел меланхолически настроенный сикх в огромном оранжевом тюрбане. Закатанные в пластик фотографии его жены и детей болтались под зеркалом заднего вида. Радио было настроено на 1010 Дабл-ю-ай-эн-эс, чьи ксилофонные позывные, от которых сводило челюсти, звучали в эфире каждые четыре минуты.

– Жуткий пробки сегодня, – сказал сикх, выруливая к выезду с территории аэропорта. Похоже, других английских слов он не знал. – Жуткий, жуткий пробки.