Знаменитые писатели Запада. 55 портретов - Юрий Безелянский

Швейцарский психолог и философ, основатель «аналитической психологии» Карл Юнг писал Джойсу в августе 1932 года: «Я совершенно замучился с Вашей книгой, я просидел над ней не меньше трех лет, прежде чем мне удалось вникнуть в ее суть… На „Улисса“ я потратил столько нервов и столько серого вещества, что не могу даже сказать, понравился ли мне этот роман… В статье (статья Юнга „Монолог об „Улиссе.“ — Ю.Б.) я не удержался и поведал миру, как засыпал над Вашей книгой, как скрежетал зубами, как проклинал ее автора — как им восторгался, растянувшийся на 40 страниц монолог Молли Блум в финале — это истинное пиршество для психолога. Думаю, что сама чертова бабушка не знает столько о женской психологии. А я и подавно…“»

Джордж Рассел считал, что Джойс «свой талант похоронил в непроходимых джунглях слов». «Мало сказать, что язык Джойса — это бунт против традиции, возвращение к свободе уличной речи и каламбурам воровского жаргона, — писал ирландский поэт и эссеист Оливер Гогарти. — Это еще и попытка выразить в словах не до конца сформировавшуюся мысль, это язык человека, который говорит, вернее, пытается говорить под анастезией. Предполагается, что это язык подсознательного».

Джойс мечтал об идеальном читателе, который посвятил бы всю свою жизнь чтению, изучению, расшифровке «Улисса». Не без иронии и некоторого злорадства он говорил, что насытил свой текст таким количеством загадок, что ученые, комментаторы, критики, литературоведы будут до скончания своих дней биться над их разгадкою и вместе с тем в «Улиссе» можно найти и много простонародной простоты, типа: «он аккуратно положил сухую козявку, которую уколупнул в носу, на выступ скалы. Желающие пусть смотрят».

Джеймс Джойс — это феномен, и у него немало последователей, которые безуспешно «джойсируют», по образному выражению Герберта Уэллса.

В июне 1995 года поджойсировать захотелось и кое-кому из наших: на вечер, посвященный Джойсу, в ЦДЛ пришел художник-авангардист Александр Бренер, достал из штанин кое-что эрегированное и зачитал свое «Письмо к ирландским писателям». Дамы визжали. Некоторые попадали в обморок, интересно, возник ли после этого интерес к самому «Улиссу»?..

Если воспользоваться словами Игоря Северянина, то «Улисс» — «удивительно вкусно, искристо и остро». Хотя, конечно, академически занудно. Но все-таки — мировая классика.

«Папа» бравого солдата Швейка

Иозеф Швейк — это мировой образ. Если Гамлета мучают сомнения, дон Кихот сражается с ветряными мельницами, и так далее по литературным героям, то Швейк швейкует, изображая из себя идиота. Ибо только так можно выжить в нашем безумном мире.

Ярослав Гашек прожил жизнь удивительную, яркую, насыщенную и … безответственную. Во что он верил? Кому служил? За что боролся? Многое непонятно. Но, может быть, это и не важно. Главное — его гениальный роман «Похождения бравого солдата Швейка» (1921–1923).

Ярослав Франтишек Гашек родился 30 апреля 1883 года в Праге, в семье учителя. Окончил коммерческое училище, служил в банке «Славил». Все так, если не раскрывать скобок. А если раскрыть, то из банка в 1903 году 20-летний Гашек был уволен за пьянки и прогулы. В 1904 году он входил в организацию анархистов (у него действительно была душа анархиста: никому не хотел подчиняться). Занимался журналистикой, писал рассказы, сатиры и фельетоны, много времени проводил в пивных — «У калика» («У чаши») и во многих других. Обожал пиво. В кабачках предлагал всем желающим вставить в свои фельетоны любые фамилии недругов. Оплата натурой. Пиво лилось рекой…

Может быть, поэтому, а может, по другой причине 10 февраля 1911 года Ярослав Гашек хотел броситься с моста во Влтаву. Его освидетельствовали и отправили в психушку. Наверное, по своему психическому складу Гашек выпадал из обычной нормы, но опять же гении, как правило, чуточку сумасшедшие. Обратимся к книге Михаила Буянова «Лики великих, или Знаменитые безумцы» (1994):

«У некоторых выдающихся людей встречался психический инфантилизм. Читая „Не жалею, не зову, не плачу“ или „Бравого солдата Швейка“, человеку, не знакомому с психическим складом авторов этих произведений, вряд ли придет в голову, что и Есенин, и Гашек — это люди с выраженной душевной незрелостью, которая, естественно, не рождала их великий талант, а губила его, приводя к необузданному пьянству и участию во всяких антиобщественных действиях. Попав под влияние более сильных и волевых людей, инфантилы легко подчиняются им и слепо выполняют их желания…

Пока Гашек находился в России и принимал участие в революции, он вынужден был держаться как взрослый человек. Как только он вернулся на родину, продолжалось все то, что было до 1914 года: безмерное пьянство, шутовство, хулиганство, отсутствие стойких социальных контактов. Только в 1921 году Гашек был физически куда уже не тот, что в молодости: пьянство быстро убило его».

Примеров лихого и безответственного поведения Гашека множество. Внук писателя Рихард Гашек рассказывал, как в 1912 году в Праге дедушка праздновал рождение своего сына Рихарда (имя как и у внука). Чтобы похвастаться перед своими приятелями, Ярослав Гашек взял новорожденного с собой в пивную. «Глядите, это мой сын», — говорил он. Все дружно выпивали, поздравляли Гашека. Потом пошли в другой кабак… Лишь на третий день беспробудного веселья Гашек вспомнил о сыне. Оказалось, что он просто забыл его в первой же пивной. Можно сказать, что крестины прошли не в костеле, а в кабаке.

Но, разумеется, Ярослав Гашек пьянствовал не всегда. Как юморист и сатирик, он любил розыгрыши и так называемые «гашковины». Однажды опубликовал сенсационный материал об открытии доисторической блохи, — и этому поверили. В одном из отелей сделал запись в книге: «Иван Кузнецов — коммерсант из Москвы». В графе «Цель приезда» написал: «Ревизия австрийского генерального штаба». Гостиницу тут же окружили. На допросе Гашек заявил: «В качестве лояльного австрийского гражданина и исправного налогоплательщика считаю своим долгом проверить, как в тяжкое для страны военное время функционирует государственная полиция». Полиция только руками развела, не понимая: то ли патриот, то ли идиот.

У Швейка был девиз: «Никогда так не было, чтобы никак не было». Но, возможно, это девиз самого Гашека. Его трактирная жизнь протекала на грани и за гранью скандала, и беспрестанное мельтешение по городу: согласно полицейским протоколам за Гашеком числилось 32 пражских адреса. Перекати-поле с веселыми песенками: «Жупайдия, жупайдас, нам любая девка даст!» или «Тот, кто хочет быть великим, должен кнедлики любить».