Ночи и рассветы - Мицос Александропулос

Другим помнил Макиса Космас. Когда-то они делились сокровенными тайнами беспокойного отрочества, шептались о девочках-одноклассницах, вместе удирали с унылых собраний ЗОН{[86]}, в недозволенный для учеников час ходили в кино… Тогда глаза у него не были такими неподвижными, а мысли неповоротливыми. Тогда у них было много общего.

Когда госпожа Арети оставляла их наедине, Космас пытался растормошить Макиса воспоминаниями о былых проделках. Макис улыбался, но не прежней открытой улыбкой, а одними губами, едва обнажая зубы… Космас заговорил о генерале. Макис даже не оглянулся на его фотографию.

— Да, да, жаль, что дядя умер…

Космас попросил достать книгу его мемуаров. Макис порылся в шкафу, в ящиках стола — куда-то завалилась. Космас встал и распрощался. Госпожа Арети расстроилась, когда услышала, что Космас в городе проездом. Она думала, что он вернулся насовсем.

— А ты не мог бы остаться? Ради нас, ради Макиса?.. Ах, обещай мне по крайней мере поговорить с Маунасом…

Космас шагал по темным улицам и посмеивался над наивным страхом госпожи Арети, над нелепыми угрозами Маунаса. Но Макис?.. Мысли о нем причиняли боль. Много печального видел Космас за этот день — покинутый родной дом, бедную женщину с сиротами, мрачную, как могила, комнату с заброшенными дорогими сердцу вещами. Смотреть на них было тяжело. Но всем — и вещам, и людям — суждено прожить и умереть. С этим можно свыкнуться, примириться. А можно ли примириться с увяданием юности? Можно ли позволить, чтобы она угасла, не вспыхнув благородным пламенем мечты и подвига, умерла на пороге жизни?

Добравшись до речушки, делившей город надвое, Космас услышал со стороны клуба тревожные, непрерывные автомобильные гудки. Гудел «Эдип». Космас побежал на его зов.

— Что случилось?

— Наконец-то! Мы уже боялись, что уедем без тебя! Через час отправляемся в Патры. Завтра там окружная конференция, только что позвонили… А где ты пропадал? Навещал землячку?

В Патры они должны были приехать к следующему вечеру. Однако, несмотря на хорошую дорогу, выбившийся из сил «Эдип» все время спотыкался и пятился. Его следовало бросить и пересесть на один из редких попутных грузовиков. Но когда они, вдоволь намучившись, решались на это, подходящего грузовика не попадалось. Когда грузовик появлялся, коварный «Эдип» обретал былую прыть и летел, как стрела. Итак, они прибыли в Патры на день позже, когда конференция уже кончилась. Жители города были взволнованы тревожными новостями из Афин. В редакции «Свободной Ахайи» стоял шум и гвалт — только что пришли свежие афинские газеты. В большой угловой комнате кто-то читал вслух. Космас заглянул туда и услышал короткие, как боевые призывы, фразы: «Кто разрубит гордиев узел?», «Национальное правительство колеблется…», «Разногласия в военном вопросе вступили в критическую фазу». И снова Космас почувствовал беспокойный, лихорадочный пульс афинской жизни, от которого они успели отвыкнуть за время поездки. Увидев на столике номер «Свободы», он пристроился на ближайшем стуле.

«…Генерал Скоби и правительство постановили, чтобы ЭЛАС десятого декабря сдал оружие. Это постановление противоречит соглашениям. В один и тот же день оружие должны сдать все добровольческие военные соединения, а не только ЭЛАС. Вслед за разоружением нужно немедленно приступить к формированию национальной армии с призывом по возрасту. Следует также незамедлительно распустить жандармерию и до десятого декабря провести процессы над главными военными преступниками. Иначе никому не удастся разоружить восьмидесятитысячную армию. Она не позволит, чтобы ее оружие попало в руки ее врагов…»

К Космасу подсел корреспондент «Свободной Греции».

— Читал? — спросил Космас, указывая на статью.

— Читал. Здорово написано.

Рядом кто-то кашлянул.

— Здорово пишем, однако и действовать тоже нужно здорово! — вмешался в разговор бородатый офицер в нахлобученной черной шапке. — А мы позволяем свозить в Афины цольясов. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтоб догадаться, зачем им понадобилась эта сволочь. Дадут пулеметы и бросят против нас. Вчера отправили один корабль, сегодня другой…

Поздно вечером вместе с двумя местными журналистами «Свободной Ахайи» они зашли в таверну. Здесь жарили свежую рыбу и угощали дешевой и густой мавродафни. Они заняли столик в углу и попросили хозяина освободить их от общества веселых девушек заведения. Девушки переключились на моряков, но и моряки прогнали их. Впрочем, вскоре появились пятеро англичан, они составили девушкам компанию.

Журналисты ели рыбу и обсуждали афинские события. Космас и корреспондент «Свободной Греции» на заре собирались в путь, им давали крепкий автомобиль, и к вечеру они надеялись добраться до Афин. Парень из Центрального совета должен был продолжить поездку по деревням.

Англичане за своим столиком пили и кричали все громче. Разговаривать стало невозможно.

— Что они говорят? — спросили журналисты у Космаса.

— Боюсь, что не обойдется без драки. На чем свет стоит ругают моряков.

— За что ругают?

Космас прислушался и разозлился. Англичане кричали, что греческий флот хуже, чем пехота, но и пехота тоже ни к черту не годится. Пусть эти горе-моряки повесят на шею камни и бросятся в море, на съедение рыбкам, а то ишь расселись и сами жрут рыбок…

— Моряки, наверно, не понимают. А то бы не стерпели…

— Слов не понимают, так жесты сами за себя говорят… Наверно, не хотят связываться…

Моряки спокойно ели рыбу, и ни один из них даже не взглянул на англичан, когда на их столик шлепнулась пустая коробка из-под английских сигарет. Они оставили ужин недоеденным, рассчитались с хозяином и ушли под торжествующее улюлюканье англичан.

— Это безобразие! — возмутился Космас. — Тебя гонят из твоего же дома, ты уходишь, да еще делаешь вид, будто ничего не случилось.

— И правильно сделали, что ушли. Не драку же затевать…

В таверну вошли трое партизан, один из англичан встал и показал им рукой на дверь:

— Парти!

— Что он говорит? — Партизаны остановились и смотрели на него с удивлением.

— Парти! Парти! — закричали все англичане вместе и замахали руками.

Хозяин подошел к партизанам и попросил их уйти.

— Уходите, ребята, прошу вас, они хотят, чтобы вы ушли…

— Почему это нам уходить? — заупрямился один из партизан.

— Ладно, пойдем, — уговаривали его остальные. — Найдем другую таверну…

— Никуда я не пойду! — Партизан сел за столик. — Садитесь, чего стоите? Дай нам, хозяин, чего там у тебя есть!

Партизаны сели, пятеро англичан вскочили с мест. Хозяин выбежал из-за стойки, бросился разнимать… Послышался звон разбитой посуды.

Когда на место происшествия прибыл патруль народной милиции и растащил дерущихся, оказалось, что англичане понесли ущерб, не меньший, чем разбитые стаканы, и что один из партизан — известный в Патрах боксер среднего веса.

Кровь была замыта водой и обильной мавродафни, разбитую посуду заменили целой, и англичане настойчиво звали партизан за свой столик — они хотели угостить их вином.

— Ладно, — согласились партизаны, — но и мы вас угостим…

— Я думаю, нам тоже не мешает заказать еще парочку бутылок, — предложил своим товарищам корреспондент «Свободной Греции».

— Конечно! — в один голос поддержали его парни из «Свободной Ахайи», — Выпьем за здоровье боксера!

В Афины вернулись к вечеру. В тот момент, когда они выходили из машины, с улицы Стадиу донеслось два выстрела.

Они перебежали улицу Эола и возле одного подъезда увидели толпу народа. У входа с автоматом наготове стоял английский солдат. Здесь, в английском агентстве, спрятался майор цольясов. Это он стрелял в двух парней, которые узнали его и пытались задержать. Еще вчера майор сидел в тюрьме «Аверов», а сегодня уже разгуливал на свободе… Толпа требовала выдачи предателя.

Англичане вытащили на балкон пулемет. На улице Стадиу показались два военных грузовика. Молчаливые, угрюмые солдаты с ружьями наперевес выскочили из кузова и двинулись на толпу…

За окном льет дождь. Янна еще не вернулась. Спирос вертится с боку на бок и зажигает одну сигарету за другой.

— Надо было с самого начала понять, что конфликта можно избежать, если считать его вероятным и готовиться. Мы этого не сделали. Мы заняли другую позицию, мы надеялись предупредить зло уступками и осторожностью, мы избегали осложнений… И вот результат: со дня на день произойдет то, чего мы избегали, и даже худшее, потому что мы абсолютно не подготовлены. Теперь мы говорим и пишем об этом во всех наших газетах, но верим ли мы в это до конца даже теперь? Боюсь, что нет. Скорее всего мы по-прежнему надеемся, что после этих тревожных дней конфликт рассосется и будет изыскано взаимовыгодное решение. Ты знаешь, — голос Спироса прозвучал и весело и вместе с тем грустно, — сегодня один наивный товарищ убеждал меня, что англичане в последнюю минуту пойдут на уступки и согласятся на формирование правительства во главе с нашим представителем…