Я - Шарлотта Симмонс - Том Вулф

Тем временем тренер снова перевел взгляд на Джоджо.

— Ну ладно, — сказал Бастер Рот, — допустим, ты за лето малость разжирел. Хрен с тобой. Если б дело было только в этом. Захочешь — снова придешь в форму, но ты ведь даже пошевелиться не желаешь, не то что хорошенько попотеть на тренировке. Тогда на кой нам черт этот мешок дерьма на площадке? Если мы решим выставлять неподвижные преграды на пути соперника — возьмем да и перекупим этого мудака Сейфа. Тот уж встанет — так встанет, эту груду мяса не сдвинешь.

Джоджо не мог не расслышать сдавленные смешки там, у входа в зал, и — о ужас! — где-то за спиной, а значит, на площадке. Похоже, ребята оценили по достоинству тренерский прикол. Сейфом прозвали — причем почти уже официально — Рубена Сейфорда, блокирующего полузащитника дьюпонтской команды по американскому футболу. Весил этот парень под триста пятьдесят фунтов. У Джоджо просто перехватило дыхание. Тренер — он, конечно, Тренер, но на этот раз явно перегнул палку.

Бастер Рот вдруг замолчал, но легче от этого Джоджо не стало. Слишком тяжелым и многообещающим был взгляд тренера. Наконец великий и ужасный поднял и едва заметно скрючил указательный палец.

— Слышь, ты… иди-ка сюда.

Джоджо шагнул к тренеру, чувствуя, как по его спине ручьем стекает пот. Сиреневая форменная дьюпонтская майка давно уже промокла на нем насквозь, поменяв цвет на темно-фиолетовый. Тренер обернулся к Вернону Конджерсу, так и стоявшему под самым кольцом буквально в четырех футах от Джоджо.

— Конджерс, — произнес он, вновь сопроводив свои слова подзывающим жестом, — ты тоже… сюда иди.

Оба остановились перед тренером бок о бок. Конджерс тоже вспотел, и от этого его шоколадная кожа казалась отполированной каким-то специальным составом. Хорошо проработанные и разогретые за время тренировки мышцы, казалось, готовы были разорвать натянутую кожу изнутри. Дельтовидные мышцы выпирали из-под лямок майки, как два больших яблока.

Совершенно будничным тоном тренер огласил приговор:

— Вы двое — поменяйтесь майками.

Эти четыре слова прозвучали для Джоджо как гром среди ясного неба. Он был готов ко многому — почти ко всему, но не к этому. Команда тренера не просто застала его врасплох, а буквально парализовала. Его переводят во второй состав? За шесть дней до первой игры нового сезона — и притом матч состоится здесь, в Дьюпонте! Да, соперник, прямо скажем, не из сильных — Цинциннати, но ведь это первая игра сезона! Зал будет забит под завязку — студенты, выпускники, спонсоры университета и команды! Пресса! А главное — скауты Лиги! И все они увидят Джоджо Йоханссена, сидящего на скамейке! Да кому, спрашивается, пусть даже в заштатной команде, потребуется разжалованный в запасные бывший форвард? Те самые люди, которые смотрели на него порой как на божество, — обычные студенты, болельщики на стадионе, да и те, кто предпочитает смотреть баскетбол по телевизору, все, кто как молитву, как заклинание твердил: «Давай-давай, Джоджо!», кто просил у него автограф, мечтал, чтобы кумир им улыбнулся, помахал рукой, да что там — все, кто просто стремился оказаться рядом с ним, подышать с ним одним воздухом — даже эти люди отвернутся от него! Джоджо Йоханссен будет достоин не восхищения, а сожаления, и это еще при условии, что о нем вообще кто-нибудь удосужится вспомнить или подумать… Конджерс, которого вопросы внутрикомандного товарищеского этикета никогда особо не волновали, уже с готовностью снял желтую майку, обнажив накачанный пресс, напоминающий булыжную мостовую, и косые мышцы, более походившие на пластины тяжелых доспехов, чем на часть человеческого тела.

Джоджо все еще стоял неподвижно с немой мольбой в глазах. Ему до сих пор казалось, что тренер вот-вот сжалится и скажет: «Ладно, я пошутил. Просто хотел, чтобы ты собрался и заиграл, как ты умеешь». Увы, Бастер Рот был не из тех, кто устраивает театрализованные представления просто так, шутки ради. В его глазах не было и намека на то, что все это может оказаться розыгрышем. Пауза затягивалась… затягивалась… затягивалась… тянулась, тянулась и тянулась… пока у Джоджо не осталось другого выбора, кроме как начать так же медленно стягивать свою сиреневую майку. Это походило на то, как разжалованный рыцарь отдает своему сюзерену меч и кольчугу. Свидетели его позора и падения в упор разглядывали поверженного бойца Укрыться, спрятаться на этой освещенной со всех сторон люминексовскими прожекторами площадке со светлым деревянным полом было невозможно… Вскоре весь мир узнает об этом его позоре. По крайней мере, весь тот мир, до которого Джоджо Йоханссену есть хоть какое-то дело. В зале стояла гробовая тишина… никто не издал ни звука… а впрочем, что можно и нужно сказать, когда оказываешься свидетелем падения того, кого еще недавно считали чуть ли не полубогом? Последним унижением для поверженного героя стала необходимость надеть желтую майку, насквозь пропитавшуюся потом Конджерса — потом его роскошного и эффектно блестевшего черного тела. Этот пот, словно едкая кислота, впился в белую, нет, бледную, мертвенно-бледную кожу Джоджо.

Отработка подборов под кольцом продолжилась. Джоджо подумал, что нужно воспользоваться этим шансом. Нужно продемонстрировать тренеру и всем остальным, чего он стоит, нужно переиграть Конджерса, взломать его защиту, не дать тому заработать ни одного очка, задавить, разорвать его, взлететь в воздух на голову выше, размазать его по площадке, перемолоть, как в мясорубке, этого выскочку, этого сопляка, этого сукина сына. Да, все правильно; но понимал это Джоджо только умом. Настроение, задор, внутренний кураж, желание бороться — вот что требовалось для игры. А его душевные силы были на нуле. Почувствовав это, его тело тоже сдалось и отказалось от борьбы. В итоге все произошло с точностью до наоборот. Конджерсу удавалось все, что он задумывал. Он был быстрее, сильнее, сообразительнее Джоджо, как раз ему-то и удавалось сломать, растоптать, растереть и размазать Джоджо по светлым, отражавшим огни прожекторов доскам площадки. В общем, Бастеру Роту, властителю и повелителю королевства под названием Чаша Бастера, не потребовалось и пятнадцати минут на то, чтобы в очередной раз продемонстрировать свой звериный нюх на игроков, находящихся в наилучшей форме.

В свою очередь, Джоджо ушел с площадки, испытав самое страшное за всю свою спортивную карьеру унижение. Ясное дело, никто из команды не заговорил с ним. Какое там! Ребята и не смотрели в его сторону — никто, даже Майк. Майк изо всех сил изображал, что поглощен каким-то невероятно серьезным разговором с Чарльзом. Однако даже сквозь обиду периферическим зрением Джоджо поймал на себе чей-то взгляд. Он вздрогнул и резко обернулся. Похоже, эти большие глаза принадлежали Делорес — той самой волонтерше-рабыне с индейским лицом и перегруженной кормой. Она единственная из всех невольных зрителей осталась сидеть на скамейке у дверей в коридор.

— Да забей ты на это, Джоджо, — сказала она.

Вполне вероятно, что девушка искренне хотела подбодрить его. Но прозвучали эти слова на редкость не вовремя. Джоджо сейчас только и не хватало, чтобы его утешали и жалели всякие ничтожества вроде этих «волонтеров-говнотеров». Кроме того, ему вдруг показалось, что уголки губ Делорес чуть дрогнули в улыбке.

Глаза Джоджо налились кровью. Он угрожающе подался вперед и навис над девушкой.

— Это еще что за хрень? Ты какого хрена имела в виду?

Делорес явно не ожидала такой реакции. Вздрогнув, она пожала плечами и чуть виновато вскинула брови, однако продолжала глядеть ему прямо в глаза, как показалось Джоджо, несколько иронично.

— Я просто хотела…

Джоджо не дал ей договорить.

— Мне насрать, что ты там хотела, — рявкнул он. — Я только знаю, что зря ты эту хрень затеяла.

— Слушай, срывай свою злость на ком-нибудь другом. Я в твоих проблемах не виновата.

Ее спокойный голос еще больше разозлил Джоджо.

— Что? А почему бы мне на тебе и не сорваться? — заявил он и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос, наклонился еще ниже и рявкнул практически ей в лицо: — Ты ведь у нас добровольная помощница? Вот и расхлебывай все это дерьмо. Тебе же это нравится, а иначе на кой хрен тебе сдался этот геморрой?

— Какой еще геморрой?

— Да работа эта. Помощница, понимаешь ли! На кой черт тебе понадобилось валяться во всем этом… — С его губ уже почти сорвалось «дерьме», но в последний момент Джоджо почему-то воспользовался более мягкой формулировкой: —…В этой грязи?

— Ну…

— Думаешь, тебе за это кто-то спасибо скажет? Уважать тебя будет? Как же, хрен там, разбежалась. Да на таких только пальцем показывают: «Вот дура-то нашлась».

Девушка безразлично пожала плечами и чуть презрительно улыбнулась, что вызвало у Джоджо еще больший приступ ярости.