СЛВ 2 (СИ) - Сергеев Артем

С горечью пришлось признаться самому себе, что путь лихого воина — не мой путь. А так хотелось бы. Но я и в дружине всегда был в коллективе, и без коллектива войны себе не представлял. Один в поле не воин, да. Особенно, если ты не Арчи и не его бабушка.

Зря домовых отпустил, подумалось мне. Вот оно, головокружение от успехов.

Мысли потекли медленно и лениво, но травяной сбор Лары, который я уже практически сжевал, понемногу действовал на меня. Прибавилось сил, появилась какая-то ясность в мозгу, и я только сейчас понял, что до этого действовал как во сне, немного не осознавая себя. Тело защищалось от боли всеми доступными ему методами.

Пришлось достать фляжку и потратить немного воды на умывание, чтобы добавить ясности в мысли. Умылся, протёр глаза, убрал фляжку снова зачем-то полез в ранец. И так бы я копошился ещё очень долго, робко откладывая неизбежное, но тут меня словно кто-то мягко потрепал по плечу, подбадривая и успокаивая.

— В самом деле, — согласился я. — Пора. Будем знакомиться.

Сел поудобнее, да и с непонятной для меня самого тревогой закрыл глаза. Хотя чего тут непонятного, все мои приключения в последнее время начинались именно с того, что я закрывал глаза.

Легко и просто ноги сами собой подтянулись на сиденье и сложились в позу лотоса, а я раскрутил магическое зрение на полную и уставился через себя на этот мир. Меня ударило буйством красок и ощущений, от свежести и чьей-то безмерной радости, до надоедливой холодной замкнутости церковных стен над головой. Всё-таки слишком много мощных амулетов добавили в крепостную кладку, и этим разбудили и одушевили непонятно что.

— Достали, — вслух сказал я им. — Надо же, какие зайки разочарованные мне сегодня попались.

Наверху досадливо поморщились, но мне было наплевать на их страдания, уж очень они ими увлеклись. Прямо наслаждались, о чём я им тут же и сообщил. Там сначала обиделись, а потом очень туго, как-то по каменному основательно задумались и замолчали.

А я, тут же забыв про них, во все закрытые глаза смотрел и радостно удивлялся, до чего же ярким и сложным стал этот мир. Искры жизни пронизывали его сверху донизу, живым было всё, и это всё обладало если не душой, то каким-то духом, что ли.

— Ками, — мягко поправил меня чей-то голос. — Это называется ками.

Ладно, покладисто согласился я. Ками так ками. Синтоизм, выплыло откуда-то ещё одно непонятное слово. А потом в голову само собой пришло странное видение странных косоглазых и низкорослых людей с не таких уж и далёких, но уже утонувших островов. Когда-то этот огромный архипелаг из четырех больших и множества маленьких кусочков суши, составлявших страну этих самых людей находился на полпути от нас в сторону Торгового Острова.

Находился, но во время пробуждения мира пострадал одним из первых, уйдя под воду в один страшный день. Да и до того этот архипелаг постоянно лихорадило, что-то было там не так, но люди, населявшие его, до последнего надеялись на лучшее, потому что любили свои острова. Ну, и разделили с ними их страшную судьбу.

Я смотрел дальше и видел странное дело — верховных ками, буду их так называть, здесь не было. Не в смысле именно здесь не было, а не было вообще. Кто-то был сильнее, кто-то слабее, но все они жили и радовались, пребывая в гармонии с мирозданием, как бы пафосно это не звучало. Ну, такая у них была цель и смысл, наверное.

— А ты кто? — вслух спросил я своего незримо присутствующего собеседника.

— Как кто? — удивился он. — Ками. Я же сказал. Ками ветра. Я всегда первым приветствую новых ками. Таких, как ты.

— Здравствуйте, — не нашёл ничего лучше сказать я. — Очень приятно.

Собеседник не ответил, но воздух в камере закружился в лёгком вихре, взлохматив мне волосы. Смотри, как бы сказал он мне. Смотри дальше.

И я стал смотреть. Меня тоже заметили, но большого внимания не обратили. Наверное, чтобы не смущать, хотя я бы и не смутился, но в большей степени из-за того, что этой непонятной гармонии во мне было мало. А ещё больше из-за того, что я от этого не страдал и не собирался этого делать. Стремления этого во мне не было, да и ещё сказывалась долбанутая привычка принимать себя таким, каким есть. Помогает смириться и не утонуть в комплексах, да, но и расти не даёт.

— Не ты один такой, — шепнул мне голос грустно. — Вот он тоже, посмотри.

Где-то высоко и далеко я увидел очень сильного и яркого, но мающегося от собственного несовершенства ками. Раздрай в монастыре и вокруг него доставлял ему просто физическое страдание, но что делать, он не понимал. Точнее, он так мелко не понимал, и боялся навредить себе и всем вокруг ещё больше. Вообще, сравнить это можно было разве что с тягучей болезнью, напавшей на здорового, сильного мужика.

Что-то гнусное внутри — это был диагноз, который он сам себе поставил. И лечения не предвиделось, ему оставалось только надеяться, что хвороба пройдёт сама собой.

— Надо ему сказать! — подпрыгнул я на месте. — Объяснить!

— Кому? — удивился ками ветра. — Единому? Да ты даже тени его внимания не переживёшь! Я-то улечу, а вот ты как?

Я присмотрелся ещё раз и со вздохом признался самому себе, что мой собеседник прав. Единый — это тебе не дух мелкой речки или там болотца. Это очень серьёзно. Слабоват я против него и разговора просто не выдержу. Для него что я, что домовые, один хрен. И вот таким образом, наверное, церковники мелкую нечисть да магов из слабых да неопытных и прижучивают. Стрелки переводят, сволочи, пришло мне в голову насмешливое понимание процесса. Это всё равно что на разборку в детском саду старшего брата приволочь. Понятное дело, у остальных сирот шансов при таком раскладе не будет.

— Что же делать, — вслух в большом сомнении пробормотал я.

— Не знаю, — беспечно признался мне собеседник, хотя именно у него никто и не спрашивал. — Спроси у кого-нибудь. Кто-нибудь да поможет, у нас так заведено.

— Понятно, — с благодарностью кивнул ему я. И начал думать. Единого просить просто опасно, а мелкие да и крупные ками мне не помощники. Надо лечить этого заложника собственной слишком деятельной паствы, но вот как? Поубивать бы их всех, да и дело с концом. А ещё лучше усыпить, а то ведь такое лечение будет не лучше ампутации без наркоза. Больной, может, и выздоровеет, но уж спасибо от него я точно не дождусь, и это при большой удаче.

Амулеты, пришло мне на ум. Чужие амулеты. С них всё началось, и ими же должно и кончиться. Как-то так, наверное.

И я потянулся к всё ещё основательно думавшим над моими словами стенам. Сначала они не хотели со мной разговаривать, по-детски надувшись на меня, но потом мне удалось их растолкать. Растолкать и объяснить что к чему, да попросить показать мне эти самые амулеты, лежавшие сейчас в цементном растворе между каменными блоками.

Прошло долгих пять минут, прежде чем мои слова приняли к сведению и тяжело над ними задумались. А ты точно сможешь, наконец с большим сомнением спросили у меня. А мы потом заснём, как раньше, или будем дальше мучиться?

Точно-точно, уверил я их с напускной уверенностью, которой на самом деле не ощущал. Стены ещё раз задумались минут на пятнадцать, в течении которых я чуть не извёлся на это самое от нетерпения. Пришлось отвлечься на возобновившиеся шорохи в коридоре и добавить изрядную порцию силы на свою электрорунную схему. Кто-то там заорал, кто-то затрясся, но враги были уже учёные, смогли и убежать, и вытащить попавших под удар.

— Хорошо, — наконец вслух сказали мне. — Смотри. Но помни, ты обещал.

Приложив руку к сердцу, я нечувствительно подтвердил своё обещание, и потянулся туда, где и лежали эти самые амулеты, теперь я видел их все. И замурованные в стенах, и спрятанные в одной тайной кладовой, и находящиеся на руках.

Позабывший про благообразный бас и закатывающий сейчас истерику неподобающим сану фальцетом Его самозваное святейшество Иннокентий вообще был ими увешан, как ёлка. Увешан, но без особого смысла, ничего-то он в них не понимал, и напомнил мне тех самых дикарей с южных островов, про которых недавно рассказывал Ларе Далин. Ну, тех самых, что броненосец из тростника строили. Уровень понимания у них был сейчас один.