Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек. - Шелли Мэрри

Раймонд был рожден для общества. Все, чем он сейчас наслаждался, не давало бы ему удовлетворения, если бы не с кем было разделить его. В лице Пердиты он обладал всем, чего мог пожелать. Ее любовь будила в нем ответное чувство; ее ум позволял ей понимать Раймонда с полуслова, помогать ему и направлять его. В первые годы их брака неровности ее характера, непреодолен236 Последний человек ное своеволие, портившее ее, было некоторой помехой для его любви. Теперь, когда к прочим достоинствам Пердиты добавились безмятежность и женственная уступчивость, он стал уважать ее не менее, чем любить. Время все более упрочивало их союз. Они уже не действовали наугад, стараясь понравиться друг другу, и не опасались, что счастью может прийти конец. За пять лет их чувства стали спокойными и прочными, оставаясь возвышенными. Родив ребенка, сестра сохранила всю свою привлекательность. Застенчивость, доходившая порой до неловкости, сменилась в ней изящной уверенностью; выражение лица из замкнутого стало открытым, а голос начал звучать особенно мелодично. Ей было двадцать три года, она достигла расцвета женской красоты; исполняя священные обязанности жены и матери, она обладала всем, чего когда-либо желало ее сердце. Раймонд был десятью годами старше; к его красоте, благородной осанке и властной манере добавились приветливая благожелательность, обаятельная мягкость, неустанное внимание к желаниям других.

Встречи с Эвадной стали его первой тайной от жены. Он был поражен мужеством и красотою несчастной гречанки; когда Раймонду открылись ее чувства к нему, он с удивлением спросил себя, чем заслужил ее страстную и неразделенную любовь. Некоторое время он не мог думать ни о чем другом, и Пердита заметила, что мысли и время его заняты чем-то, в чем она не участвует.

Сестра моя по натуре была неспособна на обычную ревность, а любовь Раймонда - более необходима ее жизни, чем текшая в жилах кровь. К ней еще более, чем к Отелло, подходили слова:

Я все решил бы с первого сомненья*'93.

Она и на этот раз не заподозрила в нем охлаждения и объяснила скрытность супруга чем-то связанным с его высокой должностью. Это удивило и огорчило ее. Она принялась считать, сколько долгих дней, месяцев и лет должно пройти, прежде чем он вернется в частную жизнь и будет принадлежать ей всецело. Ей не нравилось, что он, пусть даже временно, что-то от нее скрывает.

Она грустила, но сомнений в его любви у нее не возникло; когда эти сомнения посещали ее, она смело открывала сердце своему счастью.

Время шло. Раймонд остановился на миг на своем опасном пути, чтобы задуматься о последствиях. Ему представились в будущем две возможности.

Встречи его с Эвадной останутся для Пердиты тайной - или будут ею обнаружены. Несчастное положение его подруги и ее пламенные чувства не позволяли Раймонду думать о разрьюе с нею. Но тогда необходимо было навсегда проститься с откровенными беседами и полной общностью мыслей со спутницей его жизни. Чтобы скрыть от нее движения сердца и утаить свои поступки, * Пер. Б. Пастернака.

Том I. Глава девятая

237

ему понадобится завеса более плотная, чем та, какую изобрела ревность в Турции, и стена более высокая, чем неприступная башня Ватека94. Эта мысль причиняла Раймонду нестерпимые муки. В основе его натуры лежали откровенность и общительность. Без них другие его достоинства были бы ничтожны; гордиться своим союзом с Пердитой и тем, что он променял трон на ее любовь, оказалось бы невозможно: все это стало бы радугой, которая гаснет, когда нет солнца. Но выхода не было. Его гений, мужество, все качества его ума и все силы души не могли и на волосок отодвинуть назад колесницу времени. То, что сталось, было записано алмазным пером в вечной книге минувшего, из которой никакими слезами и муками нельзя смыть ничего из свершившегося.

Но и это было еще не самым худшим. Что, если какое-нибудь обстоятельство заставит Пердиту подозревать его, а заподозрив, принять решение? При этой мысли все тело Раймонда слабело и на лбу выступал холодный пот.

Многие мужчины, вероятно, посмеялись бы над его страхом; но он заглянул в будущее; душевный покой Пердиты оставался ему слишком дорог, ее страдания были бы слишком очевидны, чтобы мысль о них не ужасала его. Он быстро принял решение. Если случится самое худшее, если она узнает правду, он не вынесет ее упреков и вида ее страданий. Он покинет ее, Англию, друзей, воспоминания юности, надежды на будущее; в каком-нибудь далеком краю он начнет новую жизнь. Приняв такое решение, Раймонд сделался спокойнее.

Осторожно управляя конями своей судьбы на избранной им окольной дороге, он лишь старался лучше скрыть то, чего изменить не мог.

Полное доверие, существовавшее между ним и Пердитой, соединяло их жизни; все было у них общим. Они вскрывали письма, предназначенные лишь одному из них, ведь до сих пор и сердца их были открытыми друг для друга.

Пришло нежданное письмо. Пердита прочла его. Если бы оно содержало все доказательства, это сразило бы ее. Теперь, бледная, дрожащая и похолодевшая, она пошла к Раймонду. Он был один и читал поданные ему петиции. Пердита вошла молча, села напротив и устремила на мужа взгляд, полный такого отчаяния, что дикие крики и стенания показались бы слабыми выражениями горя по сравнению с этим живым его воплощением.

Сначала Раймонд не отрывал глаз от бумаг, а когда поднял их, был поражен страдальческим выражением ее лица; на мгновение забыв о своих поступках и опасениях, он спросил с испугом:

- Милая, что с тобой? Что случилось?

- Ничего, - ответила она, но тут же продолжила: - Да, случилось. У тебя есть от меня секреты, Раймонд. Где ты бываешь, кого видишь, что скрываешь от меня? Отчего я лишилась твоего доверия? Нет, не то! Я не хочу донимать тебя вопросами. Достаточно будет одного. Означает ли это, что я лишилась тебя?

Дрожащей рукой она протянула ему письмо и сидела, бледная и неподвижная, пока он читал его. Он узнал почерк Эвадны, и краска залила его 238 Последний человек щеки. Он мгновенно понял содержание письма и то, что на карту поставлено все. Ложь и притворство были пустяками в сравнении с грозившей катастрофой. Он должен либо рассеять подозрения Пердиты, либо навсегда ее покинуть.

- Дорогая, - сказал он, - я виновен, но ты должна меня простить. Я виню себя в том, что начал скрытничать; но я не хотел огорчать тебя, и с каждым днем мне становилось все труднее признаться. К тому же надо было щадить несчастную, написавшую эти несколько строк.

Пердита ахнула.

- Продолжай! - крикнула она.

- Это все. В письме сказано все. Теперь я оказываюсь в трудном положении. Я хотел поступать как лучше, но, видимо, поступал неправильно. Моя любовь к тебе осталась неприкосновенной.